— Оригинально, — обрадовался корреспондент, конспектируя мой бред в записную книжку.

— Пиши дальше, — я махнул пальцем. — Мечтаю пройти на лыжах до Северного полюса и обратно.

— А почему именно такой маршрут? — удивился борзописец.

— Потому что туда через полюс нельзя, там Канада и Америка. Наш идеологический враг, — я махнул рукой вперёд. — И наконец, хочу пожелать всем заводчанам, чтобы Горьковское «Торпедо» в этом году стало чемпионом СССР по хоккею!

— Скажите тоже, — промямлил «шпингалет». — Не вылететь бы из Высшей лиги.

— Я тебе вылечу, — я показал пареньку кулак размером с его же, возможно не глупую, голову.

Уже на подходе к любимой общаге, я понял, что веселье по поводу первого сентября вылилось на улицу. Потому что метров за пятьдесят я услышал гитару и нестройный рев нетрезвых глоток:

Для меня нет тебя прекрасней,

Но ловлю я твой взгляд напрасно,

Как виденье неуловима

Каждый день ты проходишь мимо…

— Мимо не проходи! — Окрикнули меня пацаны.

— У нас тут это, — один парень очень радостный от первого учебного дня, проведённого в вечерней школе, показал на три трёхлитровые банки, которые стояли под скамейкой.

По цвету содержимое ёмкостей чем-то напоминала мёд. Но то, что это был не мёд, я мог ручаться на сто процентов. Это было настоящее советское баночное пиво — производство, разливка и разбавка исключительно отечественная, без всякой иностранной интеграции.

А я повторяю вновь и вновь:

Не умирай любовь!

Не умирай любовь…

— Иван тобой тут интересовались, — доверительно сообщил мне черноволосый парнишка с моего этажа, когда я подошёл поздороваться.

— Из академии наук? — Решил уточнить я.

Мужики тут же поймали ха-ха и перестали терзать плохо настроенную гитару, у которой под гриф был просунут простой карандаш, а переднюю деку украшали две ГДРовские наклейки с красивыми тётками.

— Новый классный руководитель спрашивал, грозился прийти на производство с разборками, — ответил мне черноволосый.

— Рисковый мужик, наверное, — хмыкнул я. — Лады! Передайте, что загляну на днях. И это, чтоб в одиннадцать ноль-ноль были у меня по койкам. Иначе спущусь сюда и сам разнесу всех по палатам.

— А может с нами? — Робко предложил гитарист.

— В зявазке, — буркнул я.

Когда я поднялся на крыльцо и скрылся за дверью, мне стало интересно, что про меня народ местный думает, я остановился и прислушался к разговору под пивасик.

— Говорят, Иван целый стакан бензина на спор выпил, — поведал один голос. — И после этого у него с головой не порядок.

— Да не пиз…и! — Ответил другой. — Не бензина, а одеколона. И не на спор, а просто, чтобы догнаться. Но головой-то он точно двинулся.

— Мужики у нас полчаса осталось, — заволновался третий голос. — Давай уже разливай!

На вахте, неожиданно для меня, не в свою смену дежурила не злая бабушка, а добрая и послушная Катюха.

— А я твои упражнения делала, — заискивающе заулыбалась женщина.

«Чё смотришь, веди её кипятильник чинить — срочно! — Заголосил во мне чужой мозг. — С кобылкой-комсомолкой облом вышел по твоей вине! Теперь как ночью спокойно спать?»

Я кисло улыбнулся и, пытаясь унять сексуального маньяка во мне, медленно пошёл на лестницу.

— А ты, правда, мужа мне найдешь? — Остановила меня внезапным вопросом Катя.

— Есть один хороший мужик на примете, но он в разводе, и женщин побаивается, — ответил я, стараясь как можно быстрее покинуть неспокойное место.

— После одиннадцати-то зайдешь? — Этот вопрос вахтёрши долетел, когда я уже ускорившись, добежал до второго этажа.

«Зайдем после отбоя, куда мы денемся, — не успокаивался мой чужой мозг. — Не в женскую же общагу через окно карабкаться!»

«Это мы ещё поглядим!» — шикнул я на него.

В комнате молодой специалист Василёк, разложив на столе какие-то схемы и чертежи, яростно теребил себя за волосы. Я зашел, переоделся, выпил пять сырых яиц, отварил макароны с тушёнкой. Сдвинул бумаги будущего изобретателя автомобильного колеса в сторону, и поел. А сосед всё так же смотрел в одну точку на чертеже.

— Чё там, тараканы случайно линию какую-то важную отъели? — Попытался я развеселить парня.

— Что? — Он, наконец, поднял голову. — А? Здорова. Ошибся в расчётах, — всхлипнул «без году неделя» инженер.

— Да, к нам в цех ваших ошибок каждый день с десяток приходит, ничего, где надо просверлим, шлифанём, фрезернём, чего сейчас убиваться-то? — Я подмигнул Васильку. — Тебе нужно просто отвлечься. Ты мне вот что расскажи, у вас в конструкторском бюро работает такая комсомольская активистка: глаза — во! Грудь — такая хорошая и аккуратненькая, попка — сочная. Волосы тёмно-русые где-то чуть ниже плеч. И ещё, по совместительству — заместитель секретаря комсомольского комитета нашего завода.

— Яна Снегирёва, — расплылся в мечтательной улыбке совсем молодой специалист. — Звезда нашего КБ.

— В том смысле, что много интересных технических решений предлагает? — Задал я вопрос на уточнение.

— В том смысле, что красивая, принцесса, — Василёк расслабленно развалился на кровати. — Одевается всегда так, что глаз оторвать нельзя. А духами от неё пахнет, м-м-м, исключительно французскими.

— И кто же такую красоту еб, — я запнулся на полуслове. — То есть с кем она встречается?

— Ну, уж не с такими как ты и я — голодранцами, — вмиг загрустил мой сосед. — У неё родители — шишки, а встречает её у проходной на своей машине сын самого главного человека в городе. И цветы почти всегда охапками шлёт на работу. А она ходит рядом с нами, простыми инженерами и посмеивается. Я ведь из-за неё и напортачил сегодня, отвлёкся.

Василёк выговорившись снова углубился в чертежи.

А я хоть и устал, как чёрт после гиревого спорта, долго уснуть не мог. Снилась мне сначала врачиха, затем Зинка, потом Катька, ну и конечно кобылка-комсомолка. Что характерно все в неглиже! И все лезли ко мне целоваться, ну и я тоже не терялся. Мне семь раз объяснять не надо, с какой стороны женщину брать. А потом выскочила Светка, дочка физорга, с деревянным веслом в руках и давай им размахивать. Всех разогнала, и мне тоже прилетело за компанию в лоб. На этом сон с эротическими вставками оборвался, я тихо выругался, встал с кровати, натянув трикошки, взял банное полотенце.

— Ты куда? — Вдруг пробудился Василёк.

— В душ схожу, охлажусь, — пробурчал я.

«Заодно и кипятильник починим», — загундел под ухо мозг моего нового тела.

***

На заводе до обеда рабочая обстановка была тихой мирной и спокойной. И пока мой организм сам что-то там сверлил и фрезеровал, периодически посматривая в чертежи, я обдумывал несколько вопросов. И самый глобальный — нужно было с работой что-то решать. Ведь вот так стоять изо дня в день за станком, наблюдая со стороны как мои рабочие руки сами собой трудятся, я долго не смогу. Вникать же в технические тонкости профессии фрезеровщика вообще не хотелось. Мне бы в руки клюшку, на ноги коньки, а на голову каску, вот тогда бы я показал чего стою на самом деле. Ну, нельзя быть счастливым по жизни проживая её, скользя по течению, в роли кого-то другого.

Вопрос более мелкий — вахтёрша Катя. Опять не удержался этой ночью, как следствие целый час подсобное помещение использовалось не по назначению. Потом в душевой кабинке руки очень горячей и ненасытной женщины тоже мне не спинку тёрли. Если срочно не найду ей мужика, то в дальнейшем за себя ручаться не смогу. Это конечно пока сам холостой, то есть без постоянной подруги.

— Иван, — ко мне подошёл Казимир Петрович. — Ты давай закругляйся, во-первых: пошли на обед, во-вторых: притормози ты чуть-чуть с производственным рвением. Второй день стоишь за станком и как робот — долбишь без передышки. Другие мужики уже обижаются.