— Извините, отвлекают, — пробурчал я, и, подкинув шарик, послал его с отскоком от своей половины на чужую половину стола.

Последний соперник действительно кое-что из себя представлял. Особенно опасным был удар, когда шарик, быстро вращаясь, вылетал из-под плоскости стола, то в правую, то в левую сторону. Что такое с ним, с этим мячиком для пинг-понга, делал противник под столом, во-первых было не видно, во-вторых не понятно. Но мое тело упрямо приспосабливалось к любой манере игры. И доламывала сейчас четвёртого оппонента. И этот очередной длинный розыгрыш закончился ошибкой соперника.

— 21–14, победа по партиям Тафгаева два ноль, — устало выдохнул судья на линии.

Я краем глаза заметил, что Яна Снегирёва, которая просидела все игры нашей группы на скамейке рядом, расстроенно всплеснула руками. Из чего сделал вывод, что мной был повержен кто-то из команды конструкторского бюро. Проигравший подошёл, пожал мне руку и спросил:

— Какой у тебя разряд?

— Самоучка. Я так, после силовых тренировок со штангой, для улучшения реакции в пинг-понг играл, — откровенно признался я.

— А у меня КМС, — расстроился он.

Перед финальными играми организаторы сделали часовой перерыв, в который можно было чуть-чуть полежать, расслабиться или сходить поесть. Я выбрал — поесть. Ради этого столовую училища № 25, открыли для участников «Спартакиады» специально на один час. В просторном помещении, которое когда-то выложили кафельной плиткой, пахло хлоркой и борщом. А весь зал для посетителей с толстыми квадратными колоннами был уставлен длинными столами и стульями с жёсткими деревянными сиденьями. На раздаче я заказал макароны с отварной курицей, стакан густой сметаны и стакан компота.

— Макароны из твёрдых сортов? — Спросил я подавальщицу.

— Почему твёрдые? — Удивилась женщина. — Отварились, как следует, мягкие. Если хочешь что-то твёрдое погрызть, возьми сухари для супа.

— Хорошо, возьму один, на память, — улыбнулся я.

Кстати, кроме меня, и ещё нескольких теннисистов в столовую заглянули и болельщики. И судя по их раскрасневшимся лицам, сделали они это исключительно ради закуски. Я со своим подносом прошёл в самый край зала, где удобно устроился рядом с большим и высоким окном.

— Здесь не занято? — Спросил меня грудной, но в тоже время мелодичный голос Яны Снегирёвой.

От неожиданности я чуть со стула не слетел. Но, она хоть и редкая красавица, я себе тоже цену знаю. Конечно денег и положения в советском обществе у меня пока нет, зато всё остальное — есть!

— В свободной стране, такой вопрос — чистая формальность, чтоб завязать приятную беседу, — улыбнулся я, рассматривая, что на подносе принесла девушка.

Ведь выше смотреть «опасно», там грудь. Снегирёва тоже улыбнулась, и выложила на стол стакан с жидкостью, похожей на чай, и на отдельной тарелочке с голубой каёмочкой — коржик с творогом.

«Эй, там, в голове, чего затих?» — удивился я отсутствию сторонней бурной реакции на естественную женскую красоту.

«Отвянь, — пробурчал голос. — Ты-то сейчас отдыхал, а я за тебя играл. Теперь твоя очередь».

— Зря ты с Костей поссорился, — произнесла, тяжело вздохнув, красавица Яна. — С ним вчера чуть истерика не случилась. Не знаю как, но он может тебе сильно навредить.

— Да уж, — усмехнулся я. — Задействовав все областные связи, и даже самого министра тяжёлой промышленности, он меня с позором выселит из общаги и переведёт из фрезеровщиков в стропальщики, с удержанием премии и понижением оклада. Ерунда. Я сам с завода уволюсь, у нас страна широкая! Много в ней лесов, полей и гор.

— Рек, — засмеялась Снегирёва. — Как уволишься? — Вдруг встревожилась девушка.

— Как? — Я пожал плечами. — Заявление написал, мастеру руку пожал, мужикам пузырь поставил. Вышел из проходной, а тут по всему городу объявления, что на каждом углу люди требуются. Одним словом — СССР!

— Да, у нас безработицы — нет, — согласилась комсомольская принцесса. — А ты оказывается весёлый парень.

— Ты тоже красивая, то есть я хотел сказать, что в каждой девушке должна быть какая-то загадка. И в тебе она есть.

— И какая? — Щечки Яны порозовели, и она с вызовом темно-русые волосы откинула назад.

— А я откуда знаю, это же загадка, — ответил я и углубился в увлекательный процесс поедания макарон с курицей.

***

Окончание первой хоккейной тренировки, которую физоргу Самсонову удалось организовать во дворце спорта «Торпедо», 7 сентября во вторник после десяти часов вечера, я посвятил броскам по воротам. Валера сначала хотел было встать в рамку, но я сказал, что спешить в травмпункт не стоит, когда дома ждут жена и пятеро ребятишек. Затем выкатил несколько шайб на синюю линию и погнал их метать одну за другой в сетку ворот.

— Ну, и здоров ты парень! — Присвистнул Олег Палыч, когда увидел, с какой скоростью вылетают из-под моей клюшки резиновые черные диски.

— Если так будут бросать на турнире, то я стоять в воротах не буду, — почесал затылок отец большого семейства Валера.

— Так Иван же не по тебе будет стрелять, — подъехал поближе Данилыч. — А по ним, по другим вратарям.

— Валера прав, — я завалил последнюю шайбу точно в девятину. — Завтра на заводе займёмся изготовлением двух вратарских шлемов, из алюминия отольём основу. Потом где надо отшлифуем, просверлим, профрезеруем, проточим, покрасим и внутри проклеем поролоном.

— Чертёжик бы для шлема, — заинтересовался новинкой отец-герой.

— Есть у меня свободный персональный инженер для такого дела, — я вспомнил про Василька. — Всего несколько месяцев назад из института «откинулся». Он сделает.

— Подожди, подожди, а зачем нам два шлема? — Задумался Физорг, посмотрев на Валеру.

— Один для нас, другой для соперников, — я похлопал Палыча по плечу. — А после турнира мы их скопом продадим, чтобы компенсировать потерю четырёх бутылок конька за наши тренировки здесь.

— Правильно, — согласился хозяйственный Дмитрий Игоревич. — Скажи, как ты всё-таки Никонова победил в финале теннисного турнира?

— Да, всё просто мужики, — я развёл руками. — Он атакует мощными топ-спинами, а я от стола чуть отскочил и обратно возвращаю шарик. Он укороченный даёт мяч, я к сетке и обратно туда, он мне лепит накатом, а я раз ему подставочку, стою, отдыхаю. Замучился он бедный со мной, пробить не может, психует, матерится. В конце от сверхусилий даже сознание потерял.

— Вот! Был ты, Иван, как любой нормальный человек, — вдруг высказался Данилыч, — смену отпахал, выпил. Выходные наступили, пришёл в гости, опять с поллитрой посидел. А сейчас, как только это дело забросил, так людей изводить взялся. Никонова довёл. Казимира — женил. Нас на галеры эти ледяные вывез. Но меня тебе не взять!

Мужики от тирады «страдальца» Данилыча хором покатились со смеху.

Вернувшись с первой хоккейной тренировки за долгие годы там, в будущем, и стремительные дни тут, в прошлом, я в своей комнате застал Александра Сергеевича Пушкина за написанием очередного литературного шедевра. На полу валялось множество скомканных тетрадных листов разного размера и разной по конфигурации помятости. Сам же автор скрипел пером, сидя на своей кровати и дёргая себя за волосы.

— Александр Сергеевич, то есть Василёк Васильевич, решил на сон грядущий поиграть в сеятеля? — Спросил я, при этом отправив пинками половину бумажных шариков под койко-место своего неспокойного соседа. — Ты учти, мысль, которая записана на бумаге, а затем скомкана и брошена на пол — не прорастает. Ну, что случилось? Опять на работе дали понять, что ты лучший инженер завода с конца? — Я уселся на свою кровать.

Однако сосед, все мои «колкости» пропустив мимо ушей, вновь что-то начеркал на листочке, взлохматил свои, торчащие в разные стороны, волосы и порвал в клочья ещё одну свою «гениальную идею». Надо оговориться, что после памятного разговора в субботу, на волейболе, сосед Василий уже четвёртый вечер занимался маранием ни в чём не повинной бумаги. Он тогда пообещал, что мы все его ещё узнаем. А раз мужик сказал, значит нужно как-то самовыражаться, пока дурь из головы не выветрится.