Я прижался спиной к стене спортзала, подбросил мяч, разбежался, подпрыгнул и ударил так, чтобы вопросов больше про медпункт не возникало. На этот раз команда двух сборочных цехов, не сговариваясь от пушечного выстрела, разбежалась в надежде на аут. Но волейбольная удача была со мной, и мяч попал в линию.

— Партия! — Заулыбался рефери. — 2–1 в пользу ремонтников. Смена площадки.

***

После врачихи я зашёл в буфет и купил там трёхлитровую банку томатного сока, а потом спустился к мужикам в нашу маленькую секретную комнатку. В кармане у меня была справка, по которой я в понедельник от смены на заводе отстранялся, чтобы пройти подробное обследование в поликлинике по поводу капризного шума в ушах. Именно так я сформулировал свой недуг для Ольги Борисовны. Правда я хотел три дня, но медсестра категорически воспротивилась, пустив скупую женскую слезинку. Пришлось согласиться на то, что дали.

— Вот и молодец, — потёр азартно ладони Данилыч. — И врачихе — хорошо и нам — неплохо. Волшебный пузырёк на раз, два — вынимай!

— Всё, — хмыкнул я. — Муж из командировки вернулся, эрекцию ему в санатории для партийной номенклатуры починили, вот справка. И с сегодняшнего дня у нас здесь трезвость — это норма жизни.

Данилыча от слов трезвость и норма жизни перекосило, как от инсульта.

— Кстати, — продолжил я. — Казимиру Петровичу пить нельзя, он у нас завтра женится. Будем употреблять сок, — я водрузил банку с напитком кроваво-красного цвета из томатов на стол рядом с закуской.

— Данилыч крепись, — поддержал идею с временным сухим законом Казимир. — У меня на свадьбе наверстаешь. Смотри, что в газетах пишут…

— Да идите вы с газетами! — Вскрикнул обломавшийся с выпивкой бедолага. — Это что ж такое дома будет, если я сегодня в пятницу трезвый приду? Нельзя же своих близких так сразу нервировать!

— Согласен, — улыбнулся я. — Гуманистические ценности нашего общества нужно блюсти. Поэтому предложение такое, приходишь трезвый. Рассказываешь жене о мировом кризисе капитализма и ставишь её в коленно-локтевую позу, чтобы компенсировать потерю нервных клеток.

— Чего? — Данилыча передёрнуло, как паралитика.

— Иван прав, — улыбнулся одними уголками рта Казимир. — Не дорабатываем мы с политической грамотностью на женском фронте. Когда жена просит новые сапоги её же не интересует, что в кап странах рабочих угнетают. А должно!

— Чего? — Данилыча снова нервно передёрнулся.

— Даже Ленин через это дело приобщал женщин к Мировой революции, — припомнил я кое-что из истории. — Надежда Константиновна — раз, Инесса Арманд — два.

— Надю не трожь! — Взвыл Данилыч и вприпрыжку покинул заседания нашего стихийного пролетарского кружка.

***

В четвёртой партии за счёт вернувшейся ко мне подачи оторвались на семь очков.

— 13 — 6, подача ремонтных цехов, — показал рукой судья.

На подачу вышел пацифист и пофигист Колян. Длинные волосы как звезда сцены отбросил назад, и лишь на чуть-чуть подбросив мяч, влепил по нему нижним основанием ладони. Подача вышла так себе, но на ту сторону перелетела. Сборщики, легко приняв такой простенький волейбольный выстрел, красиво разыграли, выведя на решающий бросок своего диагонального, который сбоку щёлкнул что есть силы. И только я подумал, что всё потеря подачи без вариантов, как вдруг Мефодий нырнув рыбкой, проехал на животе и успел сунуть ладонь между паркетом и мячом. Кожаный шар взвился на три метра ввысь. И я, недолго думая, выпрыгнул и бабахнул по нему, метя куда-то в угол вражеской половины площадки. Мужики со сборочных цехов растерялись и получили четырнадцатое очко.

— Мяч в поле, счёт: 14 — 6, подача ремонтников, матчбол! — Дунул в свисток судья.

— Ванюша давай! Мальчики забейте ещё один! — Прыгала на месте и требовала Светка, которая оказалась человеком очень настойчивым и устремлённым.

***

Перед самым концом смены, когда я уже рабочее место привёл в порядок, и листал учебник по «Истории», все же семилетнее образование нужно было исправлять хотя бы на десятилетку, явилась — не запылилась дочка физорга Светочка. Причёска, туфли на каблуке, платье чуть выше острых коленок. Прямо модный подиум для девочек-подростков среди серых железных стеллажей с заготовками. Ну, не тянула Света на свои девятнадцать лет!

— Привет! — Защебетала она. — Закончил уже работу?

— Нет, читаю учебник по истории мехобработки, — соврал я.

— А ты не хочешь меня куда-нибудь пригласить? — Девушка мило похлопала большими глазками.

— Нет, — я опять опустил голову в книгу.

— А в кино в субботу на последний сеанс? — Услышал я над ухом.

— И в субботу в кино не хочу, — я нервно перелистнул на новую страницу, хотя ещё на старой часть текста осталась недочитанной.

— А в воскресенье в наш кинотеатр «Мир»? — Уже заметно подрагивающим голосом спросила девушка.

— И в понедельник и так далее по дням недели, — пробурчал я.

Внезапно, как в кино у опытной актрисы сериалов, из глаз Светки сначала потекли большими каплями слёзы, потом раздался глухой тихий плач, затем звук постепенно усилия и перешёл на неприятные высокие частоты.

— Всё! В субботу! — Подскочил я со своей железной рабочей табуретки.

Моментально, в руках провокаторши появился платочек, слёзы испарились, и нарисовалась миленькая улыбка.

— Хорошо я согласна, — шмыгнула она носом. — Ну, пока.

— Теперь уж до свидания, — пробормотал я.

И когда это "чудное видение" исчезло я от переполнившей меня отрицательной энергии несколько раз пробежал по всему ремонтно-инструментальному участку. Остановился около Данилыча, который всё ещё что-то растачивал, дождался, когда он поднимет голову на меня и сказал:

— Данилыч! Срочно нужно подать ноту в ООН! Чтобы Женевской конвенцией женский плач приравняли к оружию массового психического поражения! И запретили его использовать в мирных целях!

— Хорошее предложение, — согласился мой коллега. — Привлечём общественность! Хватит! Натерпелись!

***

— Давай Коля мочи на матчбол! — Заревел Самсонов. — Ещё чуть-чуть и мы в полуфинале!

— Да не кричите ему под руку! — Остудил я физорга. — Николай просто перекинь мяч.

— Легко, — улыбнулся Колян.

Но вдруг неформал подкинул волейбольный снаряд гораздо выше, чем обычно, и с перепугу махнул так, что лишь верхними пальцами зацепил по мячу. Кожаная сфера сильно закрутилась и по высокой дуге полетела на сторону сборщиков. Все на мгновение замерли в ожидании того, куда брякнется волейбольная сфера. И… Она рухнула точно под сетку команды соперников. Кто-то из мужиков той команды бросился этот мяч поднимать, но лишь успел пальцами зацепить пролетевший по невероятной траектории волейбольный снаряд.

— Го-о-ол! — Заорал и запрыгал на месте Колян.

— Мы сделали это! Мы в полуфинале! — Бросился его поздравлять друг Толик, а так же ПТУшники Кирилл и Мефодий.

Я скромно пожал руку Валере, которого уже заждалась дома большая семья.

И тут Света на высоких ультразвуковых частотах взвизгнула, выскочила в поле и повисла на моей толстой шее. Физорг Самсонов беспомощно всплеснул руками.

«Ну, где там грудь? — презрительно хмыкнул голос в голове. — Пусто!»

«Да помолчи, сам вижу, что влип!» — рыкнул я

Вечер пятницы в общаге — это самое непредсказуемое время. Многие чудеса можно увидеть в коридоре. Например: человека, который забыл, в какую комнату пришёл в гости. И поэтому на его вопрос: «А ты меня узнаешь?» Можно смело отвечать: «Спросите в другом крыле, дедушка Мороз». Иногда встречаются и очень странные товарищи, которым именно сейчас отчаянно не хватает денег на комсомольские взносы. И вот ведь что удумали, заразы, сразу заходят с провокационным вопросом: «А ты Ленина уважаешь?» Бывает и экзотика. Например: парни, бегущие по коридору в одних трусах с криками: «Ку-ка-ре-ку!» Но это не от большого ума.

И самое обычное дело — это услышать в туалете страшный рёв, который через коммуникейшен труб предназначается всем братьям по разуму, что в данный момент «подключились» к канализационной системе. Однако разобрать, что хотел передать страшным звуком «ы-ы-э-э» товарищ не представляется возможным.