Нацепив веселую улыбку, я говорю:

— Сюда, Роарк

Я контролирую свои шаги, покачивая бедрами, чтобы у него был прекрасный вид, пока я иду к дому. Открываю для него дверь и веду вверх по лестнице. Оглядываюсь несколько раз и вижу, что он изо всех сил старается идти прямо, так как его глаза устремлены прямо на мою задницу.

Мэдди была чертовски права.

Это будет весело.

Когда мы доходим до его комнаты, я открываю дверь и жестом приглашаю войти.

— Это твоя комната. — Указываю на дверь напротив его, и, хотя он смотрит на мою грудь, я продолжаю говорить: — Моя комната напротив твоей. У нас общая ванная комната вон там. Не забудь постучать, прежде чем войти.

— Постучать, конечно, понял.

Он прислоняется к стене и выглядит измученным. Спал ли он прошлой ночью? Судя по всему, нет.

— Предлагаю тебе принять душ, как сказал папа, и выпить немного кофе. Если ты этого не сделаешь, день будет долгим. Все, что тебе нужно, лежит на твоей кровати. Добро пожаловать на ранчо.

Я собираюсь уходить, но он хватает меня за руку, чтобы остановить.

Просто чтобы свести его с ума, поворачиваю голову и лучезарно улыбаюсь ему.

— Да, что-то еще?

— Саттон, — ворчит он, — я... я.

Я протягиваю руку и глажу его по щеке.

— Не парься из-за этого, Роарк. Дай знать, если тебе что-нибудь понадобится.

Я отстраняюсь и спускаюсь по лестнице, оставляя его с растерянным выражением лица и нерастраченным желанием в глазах.

Не смейся!

Ты только усугубишь ситуацию.

О боже, так трудно сдерживаться. Я никогда в жизни не видела, чтобы человек так боролся. Едва протрезвевший, выглядящий разбитым, Роарк поднимает еще один тюк сена и пытается забросить его в кузов грузовика, но снова промахивается.

— Ублюдок, — кричит он, пиная его, а затем вытирая лоб предплечьем.

Жара от солнца сегодня нестерпимая, особенно для парня, который к этому не привык, и благодаря требованию моего отца работники ранчо не оставляют его в покое.

— Ну же, приятель, — говорит один из парней. — Это только красивые мышцы или они работают?

Уверена, что они работают, в этом нет никаких сомнений, но Роарк едва восстановил координацию и испытывает трудности.

Его рубашка пропитана потом, на лице — грязь, джинсы не черные, а пепельно-коричневые от того, что он часто спотыкался, выполняя работу. Осталось только покормить лошадей, но на сегодня он явно закончил.

— Пошел ты, — бормочет Роарк, снова потянувшись к тюку сена.

Я прохожу мимо него с тюком в руках и забрасываю его в грузовик, делая нужный замах, чтобы поднять тюк и перекинуть через люк. Роарк наблюдает за мной.

Указываю на его тюк.

— Хочешь, я сделаю это за тебя?

Его глаза сужаются.

— Нет. Я справлюсь.

— Уверен? Похоже, у тебя небольшие проблемы.

— Я не испытываю проблем. Просто, бл*дь. — Он снова вытирает лоб. — Кажется, у меня похмелье, впервые в жизни.

Я похлопываю его по плечу, словно мы приятели, а не два человека, которые находят друг друга привлекательными, но не могут понять, как сделать так, чтобы между ними все получилось.

— Вот что происходит, когда ты пьешь: за этим следует похмелье.

Я уже давно не работала на ранчо из-за учебы и попыток построить карьеру, но сегодня я чувствовала себя хорошо. Я знаю, странно радоваться физическому труду, но я выросла здесь. Во время футбольного сезона я ездила в Нью-Йорк, чтобы навестить отца, но мой настоящий дом — Техас, и папа был непреклонен в том, чтобы я вносила свой вклад на ранчо.

Если он узнавал, что я не выполняю свои обязанности, то прилетал из Нью-Йорка, чтобы отчитать меня, а на следующий день возвращался на тренировку. Я быстро поняла, что он ненавидит это, и словесная порка была тому подтверждением, поэтому я старалась делать все, что в моих силах.

И я научилась ценить это. Может быть, не сразу, потому что какой подросток захочет разгребать лошадиное дерьмо в выходные? Но со временем поняла, почему отец был строг со мной. Он хотел, чтобы я осознала пользу тяжелой работы, будь то учеба или физический труд. Я уверена, что заслужила свое место в команде «Достижение цели», и горжусь собой.

Позволив воде стекать по моим больным мышцам еще несколько секунд, я вдыхаю пар, клубящийся внизу, и делаю глубокий вдох. Ну и денек.

Какой удивительно длинный и полезный день.

Выключаю душ, вытираюсь, а затем оборачиваю полотенце вокруг тела, засовывая конец между грудей, чтобы полотенце не упало. Расчесываю длинные влажные волосы, увлажняю лицо и наношу лаванду за уши и на запястья.

Удовлетворенная, открываю дверь ванной и иду по коридору к своей комнате, где вижу Роарка, прислонившегося к своей двери, с закрытыми глазами и полотенцем, свисающим с его руки. Услышав мое приближение, он выпрямляется и смотрит в мою сторону. Его глаза начинают блуждать по моему телу, и, судя по выражению лица Роарка, очень хорошо, что я решила оставить свою одежду в комнате.

— Душ в твоем распоряжении.

Он почесывает бороду, глаза по-прежнему устремлены на меня.

— Спасибо.

Я останавливаюсь перед ним, позволяя ему рассмотреть меня, пока между нами распространяется аромат лаванды, который, как мне известно, сводит его с ума.

— Тебе нужна помощь, чтобы включить душ? Могу показать тебе, как он работает.

— Я, хм... думаю, справлюсь.

Прижимаю руку к его груди, невинно хлопая ресницами.

— Ты уверен?

Его взгляд опускается на мою руку, затем возвращается ко мне.

— Да.

Погладив его по груди, направляюсь к своей двери. Оглянувшись через плечо, говорю:

— Ну, если что я, напротив. Ты знаешь, где меня найти.

Я иду в свою комнату, когда Роарк говорит:

— Подожди.

Рука все еще на двери, я поворачиваюсь к нему.

— Да?

— Мы можем поговорить?

— Не думаю, что в этом есть необходимость, — лучезарно улыбаюсь. — Нам не о чем говорить.

— Чушь, — рычит он. И я понимаю, что ему не нравится, насколько я мила и ласкова. Мой отец был прав, на мед можно поймать больше мух.

Повернувшись к нему, протягиваю руку и стираю грязь с его лба. Он пытается прильнуть к моему прикосновению, но я отстраняюсь, прежде чем ему это удается.

— Слушай, тут не о чем говорить. Все хорошо. Не беспокойся.

Мое полотенце начинает развязываться, я хватаюсь за узел, но стараюсь придержать его пониже.

Его взгляд опускается вниз, к ложбинке, которую я демонстрирую. Роарк закрывает рот рукой и зажмуривает глаза.

— Это был долгий и тяжелый день, Саттон. Не искушай меня.

— О чем ты говоришь? Я не искушаю тебя.

— Нет? — Его брови взлетают вверх. — Ты была мила со мной весь день после того, как я покинул твою квартиру, не сказав ни слова, и ты расхаживаешь по дому, как чертова искусительница, в обтягивающей белой рубашке и танцуя с полотенцем.

— Танцуя с полотенцем? — Я морщу нос. — Я очень сомневаюсь, что стоять в коридоре и разговаривать с тобой как взрослый человек можно сравнить с танцем с полотенцем.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — раздраженно отвечает он. — Ты наказываешь меня.

Я похлопываю его по груди и одариваю самой милой улыбкой, на какую только способна.

— И зачем мне это делать, Роарк? Мы друзья... просто друзья. Ты ясно дал понять это сегодня утром. Меня это устраивает. А теперь извини, на плите готовится домашняя фасоль, я хочу убедиться, что первая в очереди. Поторопись и прими душ; папа не любит, когда люди опаздывают на ужин.

Удовлетворенная, захожу в свою комнату и закрываю дверь, на моем лице расплывается широкая улыбка. Это будет очень весело.

Да здравствует Сатана,