Саттон: Игнорировать меня — не лучшее решение с твоей стороны.

Саттон: Мне ничего не стоит подключить к решению проблемы моего отца. Не вынуждай меня прибегать к этому.

Саттон: Ок. Ты не оставляешь мне выбора. У меня уже готово электронное письмо, которое я готова отправить отцу прямо сейчас.

Саттон: Я уже вбила его эмейл в адресную строку.

Саттон: Нажимаю кнопку «отправить».

Роарк: Господи, за час ты забомбила меня сообщениями. У меня имеются чертовы дела, как тебе должно быть известно.

Саттон: О, привет. Как проходит твой день?

Роарк: Что ты хотела?

Саттон: Ты знаешь, что я хочу.

Роарк: Ты могла бы и не спрашивать разрешения. Просто приди и возьми его.

Саттон: Фу, ты сейчас о своем пенисе?

Роарк: Бог упаси, нет, конечно. Это было бы непрофессионально.

Саттон: А мне кажется, что именно это ты и имел в виду.

Роарк: Я ничего такого не имел в виду.

Саттон: Пошутили и хватит. Разве ты сам не хочешь встретиться и обсудить все нюансы, касательно лагеря.

Роарк: Нет.

Саттон: Нам нужно встретиться.

Роарк: Все, что мне сейчас нужно, это отлить. Свяжемся позже.

Саттон: А не мог бы ты... отливать и решать вопросы со мной одновременно.

Саттон: Эй?

Саттон: Сколько тебе требуется времени, чтобы сходить по-маленькому?

Саттон: Сколько в тебе мочи?

Саттон: Похоже на недержание.

Роарк: Какая-же ты #липучка

Саттон: Ты курил сегодня? Не забыл, что обещал бросить?

Роарк: Что? Я ничего такого не обещал.

Саттон: Ага! У меня получилось заставить ответить тебя на первое же сообщение.

Роарк: Невероятно! Разве тебя не учили, что обманывать не хорошо?

Саттон: Ты постоянно меня обманываешь.

Роарк: Ну, я никогда и не говорил, что я святой.

Саттон: Я тоже.

Роарк: Ложь тебе не к лицу. Ты же правильная девочка.

Саттон: Это не так. Я тоже делаю всякое.

Роарк: Если ты действительно такая оторва, то не говори обтекаемое «делаю всякое».

Саттон: Эм... Ок... Я частенько воровала «ТикТак», пока ждала своей очереди в продуктовом.

Роарк: Девочка, сколько тебе тогда было лет?

Саттон: А это тут причем?

Роарк: Тебе было семь?

Саттон: Нет...

Роарк: Ладно, как скажешь. Спокойной ночи, Саттон.

Саттон: Проснись и пой. Ты готов к нашей сегодняшней встрече в девять? С меня булочки.

Роарк: Мы не договаривались ни о какой встрече.

Саттон: Но могли бы встретиться.

Роарк: Я занят.

Саттон: Врешь! Я чувствую, что ты свободен. Прошу тебя, ради всего святого, давай встретимся?

Роарк: Почему тебе так не терпится увидеться со мной? Просто пришли мне задание и все.

Саттон: Ты соорганизатор.

Роарк: Что это, черт возьми, значит?

Саттон: Ты разве не проверял свою электронную почту? Уитни сказала, что она одобрит твое расписание лишь после того, как ты поможешь скорректировать его. Мы должны сделать это вместе.

Роарк: Первый раз слышу.

Саттон: А это так. Проверь почту.

Саттон: Проверил?

Саттон: Не молчи.

Роарк: Я переговорю по этому поводу с твоим отцом.

Саттон: Можешь даже не пытаться. Я уже заводила с ним эту тему. Он твердо настроен.

Роарк: Тогда просто составь расписание за меня и скажи, что я участвовал в этом.

Саттон: Я бы с удовольствием так и сделала, если бы все было так просто... Но там слишком большой объем работы, и к тому же мне нужна твоя помощь в плане коммуникации со звездами спорта.

Роарк: Боже.

Саттон: Так что... в девять? В Булочной?

Роарк: Нет.

Саттон: Роарк! Прошу тебя!

Саттон: Ответь!

Саттон: Перестань меня игнорировать!

Привет, Ральф.

Ральф? Ральфи? Раф?

Не знаю, как лучше.

Слышал новости? Ходят слухи, что Фостер Грин — хитрожопый и продуманный чувак. У меня есть причины любить этого парня, так как благодаря ему на моих банковских счетах лежат миллионы, но с тех пор, как ему вздумалось поручиться за меня, он словно сжал мои яйца в своем кулаке, все крепче сжимая их в своих ежовых рукавицах и не давая мне ни малейшей чертовой возможности избежать участия в небольшой авантюре, задуманной им.

Соорганизатор? Я что, мать вашу, похож на гребаного исполнителя? Я не окунаюсь в подобное дерьмо. Я нанимаю людей для такой работенки...

Постой-ка... Секундочку.

Меня только что посетила идея. Просто блестящая. Офигенно, черт подери, гениальная идея.

Возможно, весь этот замут с дневником и не такая хреновая затея.

Хотя, не обольщайся, фигня это. Я скорее готов тыкать этим свежезаточенным карандашом себе в мошонку, чем сидеть здесь и строчить тебе.

Роарк.

Саттон: А ты в курсе, что я пеку самое обалденное сдобное печенье?

Роарк: Теперь ты будешь заваливать меня рандомными сообщениями?

Саттон: Ты игнорируешь мои звонки.

Роарк: К слову, ты можешь просто не звонить. Я не собираюсь брать трубку. Мне дорого мое время, и ты работай эффективнее.

Саттон: Не думаю, что ты тот, кто компетентен раздавать профессиональные советы.

Роарк: Как знать. Мой банковский счет говорит об обратном.

Саттон: У тебя такое самомнение...

Роарк: Но это не мешает тебе написывать мне.

Саттон: Так когда встретимся?

Роарк: Завтра. В полдень. В «Мейкерс». Тот, что на Бродвее.

Саттон: Вау... Неужели?

Роарк: Да. Не опаздывай.

Саттон: Надеюсь, это не шутка...

Роарк: Не сомневайся.

Саттон: Ок, договорились.

Я слегка нервничаю, прижимая папку к груди и осматриваясь по сторонам в поисках Роарка. Назначенное время еще не пришло, и мне бы стоило расслабиться, но он слишком долго откладывал нашу встречу, и его внезапная перемена настроения заставила меня насторожиться. Мое доверие к нему настолько хрупко, что я даже позвонила в ресторан, чтобы узнать бронировал ли Роарк столик, и, получив подтверждение, действительно была приятна удивлена.

— Мисс Грин, ваш столик готов. Пройдемте.

— Благодарю.

Я еще раз оглядываюсь на дверь, прежде чем проследовать вглубь зала. Девушка-хостес усаживает меня у окна с видом на улицу. Во всяком случае, я увижу, когда Роарк появится на горизонте.

Устроившись поудобнее, беру в руки меню, но все позиции в нем путаются из-за моей неспособности сосредоточиться. Откровенно говоря, я изрядно переживаю по поводу того, что снова увижу ирландца. И это не из-за деловых вопросов, которые нам предстоит обсудить, а из-за того, как мое тело реагирует на его присутствие. Меня обволакивает даром, по телу бежит дрожь, а лицо заливается румянцем, и к тому же, по какой-то гребаной причине, все, о чем я могу думать, когда он говорит со мной, — его задница.

О ней же я думаю, когда мы переписываемся.

В этом его чертова вина.

Ягодицы — это нечто интимное, а не то, что вот так вот между делом можно демонстрировать незнакомцам. И знаете, почему? Да потому что, когда у вас такая идеальная, аппетитная задница, то случайному зрителю просто невозможно думать ни о чем, кроме нее. И разве это гуманно по отношению к нему? Не думаю.