И она себя оправдала…

. .

— Сострадание? К убийцам? К врагам? Не убивать? Польза? Не понимаю.

С того момента, как неудавшиеся похитители сбежали, прошло от силы 30 секунд. Бром опустился в привычную для него безысходную позу, выученную в переулке Бруклина. Он схватил себя за колени и уперся тупым выражением лица в противоположную стену, будто высматривая там ответы на вопросы. Еще немного слюны сочилось из его рта после разъяренного всплеска души. Первого всплеска.

Рядом стояла потрепанная Марина, она дергала разворошенными волосами и на взрыде спорила с забытым магом.

— Бром, не надо убивать всех, кого ты называешь врагами…

— Почему?

— Разве есть польза от их смерти?

— Они не нападут еще раз.

— А если они не будут нападать?

— Будут. Человек умеет помнить, умеет мстить, постоянно хочет убивать.

— А тебе самому нравится такой человек?

— …

— …

— Если нет, то мне не нравятся все люди, а это не правда.

— Кто из твоих друзей убивает?

— Байрон, Данте…

— А я?! Ты мне скажи, те дети! Они кого-нибудь убили?!

— Я их почти убил.

— …

— Я убил маму, убил папу, убил несколько детей в приюте, убил много бандитов в Бруклине, убил уже несколько магов, чуть не убил тебя…. Либо все люди убивают, как и я, либо я не человек. Если это так, скажи: кто я? Я должен умереть, если я убиваю, да? Я не человек, значит я скот — я должен стать вашей пищей, вашим объектом для мучений, кем я должен стать?

— Будь самим собой.

— А кто я сейчас? Как мне это понять? Как?!

— Несколько минут назад ты был Бромом. Неразговорчивым веселым парнем, спасшим мою и не только жизнь, пожертвовавшим собой во благо других, добродушным мальчиком, подружившимся с детьми в парке. Ты был человеком, Бром. Но не минуту назад, когда твои глаза наполнились гневом, и ты был готов без разбора забрать чужую жизнь.

— …

— Ты не можешь не убивать. Это неизбежно. Тебе придется кого-то защитить. Но, прошу, если есть возможность, не убивай! Спаси даже того, кто не достоин этого! Эти люди могли меня убить, я была другом их врага — их врагом! Но если бы они это сделали, сидела бы я перед тобой?! Были бы они живы?! Добро не оборачивается злом, так может казаться, но в итоге все рассудится в твою пользу! Пойми меня, Бром!

Разгневавшись, она схватила его за худые плечи и поставила на бетон. Его глаза не выражали замешательства, он до сих пор был сбит с толку и морально полумертв. Марина со всей силы прижала усталого мага к себе.

Мысли в его голове закончились, испарились. В первый раз, непонятно от чего, из глаз потекла непонятная для Брома соленая жидкость. Беззвучно плача, он положил голову на женское плечо и уснул с улыбкой.

— …. Довольно, неудобно.

Это сказала не Марина, гладящая пепельные кудри юноши. У переулка стоял Байрон. Когда он только он появился, его глаза с сумасшедшим блеском дрыгали из стороны в сторону, но его выражение переменилось после увиденного. Посреди переулка сплелись две жалкие фигуры, сбрасывая на асфальт продолговатую тень. Это было слегка неловко видеть такое спустя недолгое время их общения, но, все равно, это выглядело необъяснимо естественно и уютно, как будто обнимались брат и сестра, знающие друг друга всю жизнь, а не едва совершеннолетние маги с периодом общения в два дня.

— Тщщщ. Пойдемте.

Марина приложила палец к губам.

— Может, дашь мне, я…

— Нет.

В этих непривычных для нее словах прозвучала необычайная строгость, что даже Байрон слегка испугался.

Он отошел в сторону, скверно размышляя, и направился в штаб вместе с девушкой, несущей на плече молодого парня.

«Ласкай его, сколько влезет, мы уезжаем.»

. .

— Вернемся к разговору о твоих сотрудниках.

— Что, Джордж?

Бальзак развалился на своем кресле, попивая теплый чай. Байрон успел переодеться в чистую одежду и вымыть нож, хранившийся в кармане от крови и прилипших кусков сухожилий. Была глубокая ночь, Бром с Мариной уже были в спальнях, а главы штабов решили устроить дружеское чаепитие. Луна будто и не светила в их окна, лишь лампочный свет озарял комнату.

— Я говорю, о сотрудниках твоих хочу поговорить.

— А что там спрашивать, ты вроде всех знаешь.

— Марина.

— Да она и не член штаба, ассистент.

— Не суть. Кто она?

— Ой, да что ты пристал?! Ну, пришла к нам девка местная, просится в штаб, «хоть кем-нибудь,» — говорит. Ну а что, монстр, пустил.

— Она хоть маг?

— Типо.

— Типо?

— Я могу ее магию использовать, а она нет, да я и условия толком и не знаю.

— Покажешь?

— Ах. Чего не сделаешь ради старого друга.

Бальзак выхлебал всю кружку и, выйдя из-за стола, принял статичную расслабленную форму, будто в комнате никого и не стояло. Он неожиданно приосанился, приподнял ручки, скрестив их на животе, и плавно вытянул одну из них в сторону стоявшей рядом тумбы. Из кончиков пальцев вырвался серебряный луч в форме полумесяца и насквозь пронзил мебель, раскроив ее на две части, которые с небольшим стуком упали на пол.

— Что-то у тебя в бригаде одни пулятели.

— Не свезло, что поделаешь.

Бальзак принял свою прежнюю растёкшуюся позу на кресле и прильнул губами к новой кружке чая.

Чтобы не сеять у вас панику, я объясню показанную одним из Селекторов способность. Оноре де Бальзак назвал ее «Тысячи лиц». Путем имитирования чей-либо походки, он на время позирования приобретает все навыки этого человека. По сути, если он скопирует походку Брома и всегда будет ей придерживаться, он приобретет и бессмертие, и возможность убивать либо воскрешать кого-либо. То же самое с Байроном, Гегелем, кем угодно. Бальзак был необычайно силен, но он копировал лишь магические способности. Если бы он использовал способности того же Федора Достоевского, попробовав превратить себя в снег, он бы просто убил себя, не зная об астральном устройстве, и не владея духовными механизмами.

— А почему, спрашиваешь, Джордж, надо убрать?

— Ты как всегда проницателен.

— ….

— Неделя, и она мертва, Оноре, или я сам ее убью, мне не тяжело.

— Она плохо влияет на твоего напарника?

— Да.

— Понял, не в первой, отсутствие агрессии с твоей стороны в такие времена и походка Брома. Ты оплатил ее жизнь сполна.

Последние фразы были прекрасным поводом злостно улыбнуться, но миловидный Бальзак так никогда не делал.

. .

«Мы так неожиданно расстались»

Бром смотрел в окно самолета, улетавшего из Сана.

«Сердце жмет. Наверное, это тоска. Только и успели, что сказать: «До скорого». Эти дни были важны для меня. Не зря остановились. Я понял, что такое «любовь», что такое «сострадание», завел друзей: Марину, Диму, Наташу. Когда я снова их увижу? Снова тоска. Скорее бы назад.»

Байрон нервно менял ноги в позе «бизнесмена», восседая на тканевом кресле. Он оглядывался по сторонам, осторожно изучая пассажиров, которые из себя ничего опасного на вид не представляли. Несколько неугомонных мальчишек, стучащих ногами в впередистоящие кресла, какие-то пухловатые мужики в деловых костюмах и с чемоданчиками, бабулька, кричащая на стюардессу. Что-то не так.

Тем временем мысли Брома набирали обороты.

«Может мне и правда покинуть штаб? Остаться жить в Сане с Мариной, детьми. Остаться без этой суеты. Без хаоса, боли. Пока у меня есть кольцо, все хорошо. Действительно…? Действительно ли Байрон мой друг? Я никогда об этом не думал. Он не сказал: куда мы идем, зачем все это, не объяснил мне ничего, что так четко выдала Марина, не помог мне в изучении моей магии. Использует меня, как отвлекающий прием в битве. А зачем…? Зачем я ему вообще помогаю?

— Бай…

Он не успел произнести решающий вопрос, как Байрон закрыл его рот вспотевшей ладонью. По борту самолета расхаживали люди с автоматами, все сидели на местах и боялись пошевелиться.

— Бром, не дергайся, если на нас нападут, из-за способности я выпаду из самолета. Не привлекай внимания или нам конец.