Распахнулась дверь. С легкой улыбкой на лице Дар прошел в центр комнаты:

– Крысеныш, я же просил тебя не попадаться. Неужели так хотелось сменить этот дом на другой?

Он постоял несколько секунд, точно ждал эффекта от своих слов, и сел во второе кресло. Эль сразу выпрямилась и сдвинулась на край. Дар даже не посмотрел на нее, но ей все равно стало неловко в его присутствии.

Рукава рубашки были закатаны, и светлая ткань резко контрастировала с его темными татуировками. Как всегда, он был гладко выбрит, а весь его облик так и дышал энергичностью и силой, хотя Эль подслушала, что ночь у него была не из легких – он столкнулся с другой бандой из Канавы.

– Не переживай, торгаш, я скоро уйду. У крыс бывает несколько нор, знаешь ли.

Дар и Кай смотрели друг на друга, как два дуэлянта. Леми посмотрел на Эль таким же взглядом, и она, старательно вкладывая в тон строгость, сказала:

– Вам нечего делить, и никому никуда уходить не надо. Мы все заодно!

– Да что ты говоришь! – Кай натянуто рассмеялся.

– Это что, я слышу приказ в твоем голосе? Разве тебе решать, кому здесь оставаться? – Дар смотрел на Эль и, казалось, насмехался над ней.

– Думаешь, мне нужна чья-то помощь? – продолжал Кай. – Вы дважды облажались!

Эль едва сдержала вздох. Разговор уже отдавал балаганом, и как примирить этих мужчин, начавших вести себя друг перед другом, точно несносные мальчишки, она не знала.

Леми требовательно посмотрел на нее. Вспомнив, что Рейн рассказывал о приемах практиков, Эль заговорила тише, чтобы заставить прислушиваться к своему голосу:

– Речь идет не о дележке добыче, оставьте это. Кай, мы должны помочь Рейну, и даже если до этого мы не преуспели, действовать стоит всем вместе. А ты, – Эль ткнула пальцем в грудь Дара, и сама не поверила, что так сделала, – обещал помочь мне. Если я тебе нужна, сдержи свое обещание и не гони Кая.

Дар повернулся к девушке и приблизился к ней настолько, что между их лицами осталось сантиметра два, не больше. Только так она увидела, что глаза у него не зеленые, как казалось прежде, а болотного оттенка.

– Конечно, ты нужна мне, милая моя. Я сдержу свое обещание, не бойся.

Кай, оторопев, уставился на них. Дар рассмеялся:

– Что же ты не рассказала о своем требовании? – Он взял Эль за подбородок и повернул ее лицо к себе, и хоть прикосновение было мягким, в его наигранности сомнений не оставалось. – Как пришла ко мне, подняла свой красивый подбородок повыше и крикнула: «Женись на мне!»

Даже Леми стушевался и уставился в пол. Эль, отстранившись, посмотрела на Кая:

– Да, это моя часть сделки. И что?

Крейн жил сделками и искренне верил, что на все найдется своя цена. Вот и Эль оставалось только предложить подходящую меру.

О том, что Дар – внебрачный сын Крейна У-Дрисана, в Лице шептались уже не первый год. Об их семейных тайнах придумывали все новые, более грязные истории, а о том, сколько палок в колеса торговой гильдии вставляет делец из Канавы, даже придумывать не приходилось. Конечно, Дар не говорил этого, но Эль предположила: если в слухах есть хоть одна десятая правды, то каждый поступок Крейна можно принять не за рвение наверх, а за желание доказать отцу, что он не хуже.

В этом плане месте Эль могла стать ступенькой. Мать Дара была с Ири – традиции западного острова отличались, по ним мужчина переходил в род женщины. Когда Дар станет Я, положением он сравняется с отцом. Препятствие было одно: Нол Я-Эльмон – но и на него они, казалось, нашли управу. Каждый мог выполнить свою часть сделки.

– А как же Рейн? – спросил Кай.

– Избавьте меня от этого. – Дар закатил глаза и, встав, направился к выходу. Он обернулся на пороге: – Идите куда хотите или оставайтесь здесь. Я все равно тебя найду, и ты сделаешь, что обещала. – Угрозой это не было – только фактом, и в нем Эль не сомневалась.

Когда Дар закрыл дверь, она сказала:

– Я знаю, что твой брат стоит любых обещаний. Я хочу видеть его живым и свободным, и я буду стараться как могу.

Кай кивнул – то ли соглашался с Эль, то ли думал о чем-то своем.

– Мне нравится, что ты готова на все. Это по-нашему. Но если ты думаешь, что я стану просить Крейна о помощи, ты ошибаешься. Я справлюсь сам.

– Также, как справился первый раз? – От этих слов Кая передернуло, но Эль знала, какой эффект они произведут на него, и замолкать не собиралась: – От помощи не отказываются, особенно, если за нее платит другой. Рейн стоит меньше твоей гордости?

Кай замер, точно статуя, и принял такой же холодный вид – длилось это всего несколько секунд, он рассмеялся, хоть и не слишком весело:

– Ты заслуживаешь места в Крысином совете. Я ухожу, но я буду тебя ждать. – Поднявшись, он схватил с табурета рубашку – ее постирали, однако бурые пятна въелись слишком сильно и теперь темнели несуразными разводами.

– Куда ты пойдешь? Останься здесь!

– Нет уж. Ты же слышала: у меня достаточно нор. Я не пропаду. Жди записку с местом и временем сбора.

***

– Не люблю мосты, – буркнул Дар, когда они переходили через канал, отделяющий Тару от Тома, делового района города.

Эль только что залюбовалась изящным черно-белым узором по обе стороны ограды, и слова Крейна казались скорее иронией, чем правдой.

Мужчина решил сопровождать Эль до места, где укрылся Кай – конечно, заботы в этом не было: он хотел присутствовать, чтобы оценить затраты и соизмерить с условиями сделки. Пока они шли по Лицу, то один, то другой пытался начать разговор, однако диалог не складывался – лучше бы они поехали в паромобиле или карете, и стук колес заглушал голоса, думала Эль.

– Почему не любишь?

Дар то отмахивался от ее вопросов, то не в меру откровенничал – там, где хорошим ответам было не место. Он словно специально выставлял правду напоказ, говоря: «На, смотри какой я».

Иногда Эль представляла, что они с Даром соперники, которые обходят арену по краю и пристально наблюдают друг за другом. Она пыталась разглядеть предел допустимого для себя, а он – на что способна беглянка, когда девчонка из Ре-Эста испугается и дрогнет.

– В детстве столкнули с моста. Надеялись, утону.

– Кто это был?

Дар прищурился – он всегда так делал, готовясь преподнести грязную правду.

– Один из мужиков матери. Не помню который. В шесть я был жутким плаксой, и он сказал, что мой плач действует ему на нервы, у него не встает. Он пообещал, что отведет меня за булочками, и столкнул на ближайшем мосту. Но я выплыл, а когда вернулся домой, мы с тем мужиком заключили мою первую сделку: молчание в обмен на жизнь.

Эль захотелось дотронуться до плеча Дара, сказать что-то ласковое, но она постеснялась. Это ему было не нужно, он бы не поверил. Та сделка оказалась решающей, мальчик усвоил урок: хочешь что-то получить – дай что-то взамен.

Они свернули на липовую аллею. Здесь вовсю властвовала осень: желтизна тронула листья, воздух наполнился терпким ароматом увядающей зелени. Шум паромобилей и голоса прохожих остались позади, было так спокойно и тихо, что хотелось, чтобы аллея не кончалась вовсе.

– А твоя мама… – Эль замолчала, тут же пожалев, что начала. Вопросы об этой женщине казались слишком личными и грязными – права спрашивать или знать у нее не было.

– Она была шлюхой, если ты про это.

Эль, смутившись, опустила взгляд на вымощенную бурым камнем дорожку.

– Обычная история. Влюбилась в ублюдка, который обрюхатил ее и бросил. Родители выгнали из дома. Родила, попыталась найти работу. Вообще-то, у нее было образование, и она хотела устроиться домашней учительницей, но в приличные семьи из-за ребенка ее не брали, а в Канаве учатся другому.

– Мое детство тоже было нелегким. – И снова Эль пожалела о сказанном: они отдавали соперничеством, а не желанием разделить тяжесть.

Липовая аллея кончилась, впереди опять показались улицы Тома: всех оттенков серого, шумные, суетливые, пропахшие машинным маслом.

– Надо же! – Дар фыркнул. – Это должно меня утешить?