Допустим, что именно так и обстоит дело. Тогда встает вопрос: сколько времени я сохраню тут жизнь и здоровье? Пока не плюхнусь в пылающее озеро? А потом раздастся шипение, и я превращусь в пятнышко сажи, которое тоже исчезнет? Не был ли мой донкихотский жест плохо продуманным и излишне поспешным? Быстро испаряющееся пятно сажи вряд ли поможет Маргрете. Может быть, следовало оставаться на Небесах и попробовать поторговаться? Святой с сияющим нимбом над головой пикетирует Господа, восседающего на Престоле… может быть, это заставило бы Его пересмотреть свое решение… Ибо в конечном счете это именно Его решение, ведь Господь Бог Иегова всемогущ.

Поздно же ты допер до такой мысли, парень. Вон, на облаках внизу уже виднеются багровые отсветы. Под слоем облаков наверняка кипит лава. Далеко ли до нее? Да не очень. А с какой скоростью я падаю? На мой взгляд, слишком быстро.

В поле зрения уже возникла знаменитая кальдера огромного вулкана. Ее стены уходили в высоту на многие мили, а пламя и кипящая лава бушевали далеко-далеко внизу. Но я приближался к ним с совершенно излишней быстротой. Ну а как твои способности творить чудеса, святой Алек? Яму с горящими углями ты одолел, отделавшись лишь легким ожогом. Справишься ли ты с этой? Ведь разница-то только в масштабах.

«С помощью терпения и большого количества слюны слон лишил невинности мошку». Вот еще одно занятие, требующее масштабного подхода. Ну, ты ведь не хуже слона? Святой Алек, эта мысль весьма далека от святости. Что случилось с твоим благонравием? Возможно, ощущается влияние сей нечестивой местности? А, ладно, чего уж теперь беспокоиться из-за каких-то там мелких грешков! Поздно бояться, что за грехи попадешь в ад. Ты и так стоишь у его порога; больше того, ты уже в нем. И примерно через три секунды превратишься в крошечное пятнышко сажи. Прощай, Марга, любовь моя! Увы, я так и не успел угостить тебя горячим пломбиром. Сатана, прими мою душу. Иисус – штрейкбрехер…

Меня изловили, как бабочку. Но тут бабочке потребовались бы асбестовые крылья, чтобы спастись так, как я: мои штаны уже дымились. На берегу меня окатили ведром воды.

– А ну-ка, подпиши поскорее эту квитанцию!

– Какую еще квитанцию?

Мне под нос сунули листок бумаги и вечное перо.

– А зачем мне ее подписывать?

– Положено. В подтверждение того, что мы спасли тебя от геенны огненной.

– Мне надо посоветоваться с адвокатом. Без него ничего не подпишу.

Последний раз, когда я что-то подписал, это стоило мне четырех месяцев мытья грязной посуды. Теперь же я не мог позволить себе согласиться даже на два месяца – мне надо было немедленно заняться поисками Маргреты.

– Не дури. Ты что, хочешь, чтоб мы тебя швырнули обратно?

Второй голос произнес:

– Ладно, брось, Берт. Попробуй для разнообразия сказать ему правду.

(Берт? Первый голос показался мне знакомым.)

– Берт?! Что ты тут делаешь?

Друг моего детства, тот самый, что разделял со мной литературные пристрастия: Верн и Уэллс, Том Свифт – «барахло», как назвал это чтиво брат Дрейпер.

Владелец первого голоса пригляделся ко мне:

– Да будь я вздрюченный бабуин, если это не Стинки Хергенсхаймер!

– Во плоти.

– Ну, будь я вечно проклят! А ты почти не изменился. Род, давай-ка растянем сетку заново; нам не та рыбка попалась. Стинки, мы тут из-за тебя лишились неплохой мзды. Мы, знаешь ли, ловим святого Александра.

– Кого-кого?

– Святого Александра. Какой-то психованный святой – должно быть, ирландец – решил устроить себе тур по трущобам. Нет, чтобы прилететь на семьсот сорок седьмом. Бог же знает, что в геенне огненной индивидуальное обслуживание предоставляется крайне редко. Так что вполне вероятно, что из-за тебя мы потеряли важнейшего клиента: ты нам подвернулся как раз тогда, когда мы ждали этого святого. Короче, с тебя причитается.

– А как насчет той пятерки, которую ты заныкал и до сих пор не вернул?

– Ну, парень, у тебя и память. Этому долгу срок давности еще когда вышел!

– Покажи мне, где это сказано в ваших адских сводах законов! Кроме того, в данном случае срок давности неприменим. Ты вечно отмалчивался, когда я напоминал тебе об этой пятерке. Так что пять баксов, да ежеквартально шесть процентов, да за… за сколько же лет?

– Оставим это на потом, Стинки. Нам бы святого не упустить.

– Берт!

– Не мешай, Стинки!

– А ты помнишь мое настоящее имя? То, которое мне дали родители?

– Да, а что… Александр?! Нет, Стинки, быть того не может. Господи, тебя же чуть не выкинули из твоего вшивого библейского колледжа уже после того, как ты вылетел из Ролла! – На его лице выражались боль и недоверие. – Ну знаешь ли… это несправедливо!

– Господь всесильною рукой творит Свои дела. Познакомься со святым Александром, Берт. Хочешь, я благословлю тебя? Ну, вместо мзды.

– Мы тут берем наличными. И вообще, я тебе не верю!

– А я верю, – вмешался второй, которого Берт называл Родом. – И буду рад получить ваше благословение, отец: святые меня еще не благословляли. Берт, на дисплее дальнего предупреждения ничего нет, и, как ты знаешь, на наше дежурство намечалось лишь одно прибытие по баллистической – так что он и есть святой Александр.

– Да не может того быть! Род, я отлично знаю этого типа! Если он святой, то я – розовая мартышка.

С безоблачного неба ударила молния. Берт с трудом поднялся. Одежда на нем висела свободными складками. Впрочем, она ему была больше не нужна, поскольку он весь покрылся розовым мехом.

Мартышка возмущенно посмотрела на меня:

– И кто так обращается со старым другом?!

– Берт, я не виноват. Во всяком случае, я ничего такого делать не собирался. Просто вокруг меня все время происходят чудеса, хотя я их не творю.

– Отговорки! Если бы я болел бешенством, с удовольствием тебя сейчас укусил бы.

Двадцать минут спустя мы сидели за столиком в кабинке прибрежного бара, пили пиво и ждали чародея, известного как эксперт по проблемам внешних форм и образов. Я рассказывал, зачем прибыл в ад.

– Так что мне необходимо ее найти. Во-первых, придется проверить геенну. Ведь если Маргрета там, нельзя терять ни минуты.

– Нет ее там, – буркнул Род.

– Да? А чем докажешь? С чего ты взял?

– Да там никогда никого и не было. Все это белиберда, придуманная для того, чтобы держать быдло в рамках. Разумеется, сюда по орбите прилетает уйма всякой шушеры, кто-нибудь да и свалится в геенну, так что наш начальник установил здесь наблюдательный пост, поэтому мы с Бертом и дежурим. Падения в геенну никакого вреда душам не приносит… Разве что напугает до родимчика. Там, конечно же, жарковато, душа вылетает оттуда быстрее, чем упала… зато совершенно невредимая. А вдобавок огненная купель излечивает от любых аллергий.

(В геенне огненной никого нет? Никакого вечного горения в адском пламени? Для брата Барнаби это станет настоящим потрясением… И для множества других, которые торгуют своим товаром, пугая вечным огнем преисподней. Но я тут был не для того, чтобы обсуждать проблемы эсхатологии с двумя падшими душами – я пришел спасать Маргу.)

– А этот ваш начальник… вы так Лукавого называете?

Мартышка (в смысле, Берт) пискнула:

– Если имеешь в виду Сатану, так и говори!

– Именно его.

– Не-а. Начальник – это мистер Ашмедай, он управляет нашим городом. Сатана никогда не пачкает рук работой. А зачем ему? Он же владелец этой планеты.

– Значит, это планета?

– А ты думал, комета? Погляди-ка в окошко. Красивейшая планета во всей Галактике. И самая ухоженная. Змей нет, тараканов нет. Клещей нет. Ядовитого плюща – тоже. Нет налоговых инспекторов. Крыс нет. Рака нет. И проповедников тоже нет. И на всю планету только два адвоката.

– Ты словно о Небесах говоришь.

– Где не бывал, там не бывал. Кстати, раз ты только что оттуда, опиши нам все в натуре.

– Ну… небеса – они о’кей, если ты ангел. Это не планета, а искусственное сооружение, вроде Манхэттена. Но я тут не для того, чтобы распространяться о небесных красотах. Мне нужно найти Маргу. Может, сходить к мистеру Ашмедаю? Или лучше прямиком к Сатане?