Толпа расступилась перед нами, как воды Чермного моря, – то ли в знак почтения к монахине, то ли из-за моего огромного нимба, судить не берусь – может быть, и то и другое. Сестра провела меня к боковой двери, где не было никакой таблички, и я очутился в кабинете ее начальницы – сестры Мари-Шарль. Это была высокая монахиня, ростом не ниже меня, и очень хорошенькая, а если точнее, то слово «красивая» подошло бы лучше. Она казалась моложе своей помощницы… но разве в этих монахинях разберешься? Мари-Шарль сидела за огромным письменным столом, заваленным папками; старинный «Ундервуд» стоял на выдвинутой из стола полке. Сестра быстро встала, взглянула на меня и сделала тот же странный книксен.

– Приветствую вас, святой Александр! Весьма польщены. Святой Петр скоро примет вас. Не угодно ли присесть? Бокал вина? Кока-колу?

– Знаете, я бы с удовольствием выпил кока-колы. Не пробовал ее с тех пор, как покинул Землю.

– Кока-кола будет незамедлительно. – Она улыбнулась. – Я выдам вам наш маленький секрет: кока-кола – единственная слабость святого Петра. Мы всегда держим ее на льду для него.

Прямо из воздуха над столом Мари-Шарль раздался голос – сильный, звучный баритон, из тех, каким и должен обладать настоящий проповедник. Голос напомнил мне брата Барнаби, да будет благословенно имя его.

– Я все слышал, Чарли. Подашь ему кока-колу у меня. Я уже освободился.

– Опять подслушиваете, босс?

– Не дерзи, крошка. И мне захвати бутылку.

Я едва ступил на порог, а святой Петр уже направился ко мне, протянув для пожатия руку. В истории церкви говорится, что святой Петр умер в возрасте девяноста лет. Или был казнен (распят?) римлянами, если это правда. (Профессия проповедника всегда считалась делом рискованным, но во времена Петра была столь же опасной, как в наши дни должность взводного сержанта морской пехоты.)

Этот же крепкий здоровяк выглядел на лет шестьдесят, ну, может, на семьдесят; он явно много бывал на свежем воздухе, отлично загорел, продубленную солнцем кожу прорезали глубокие морщины. К густым волосам и окладистой бороде едва ли когда-либо прикасалась бритва. В шевелюре мелькала седина – впрочем, не так-то и много. Я с удивлением заметил, что в молодости он, видимо, был рыжим. Мускулистый и широкоплечий, с мозолистыми ладонями (что я ощутил при рукопожатии), святой Петр носил сандалии, бурую рясу из грубой шерсти и такой же нимб, как у меня. В гриве его роскошных волос терялась миниатюрная ермолка.

Мне он понравился с первого взгляда.

Он подвел меня к удобному креслу, стоявшему рядом с его собственным, и усадил, а уже потом уселся сам. Сестра Мари-Шарль внесла поднос с двумя фигурными бутылками обычной для Земли формы и куда более редкими широкогорлыми стаканами с торговой маркой кока-колы (я уж много лет их не видел), похожими на тюльпаны. У меня мелькнула мысль, что было бы интересно узнать, кто приобрел право на производство таких стаканов на Небесах и как тут вообще ведутся дела подобного рода.

– Спасибо, Чарли, – сказал святой Петр. – Никаких вызовов не принимать.

– Даже если…

– Дурочку не валяй. Беги! – Он повернулся ко мне. – Александр, я стараюсь принимать каждого новоприбывшего святого лично. Но тебя я как-то пропустил.

– Я прибыл с большой толпой, святой Петр. В день Второго пришествия. И не через эти ворота, а через Асировы.

– Тогда понятно. Это был сумасшедший день, и мы еще не полностью пришли в себя. Но святого обычно вводят через Центральные врата… в сопровождении двадцати четырех ангелов и двух трубачей. Что ж, я разберусь.

– Честно говоря, святой Петр, – поспешно добавил я, – никакой я не святой. Просто не могу избавиться от этого роскошного нимба.

Он покачал головой:

– Нет, ты святой, это точно. И не позволяй сомнениям бередить твою душу – святой никогда не знает, что он свят, его об этом приходится извещать. Это такой священный парадокс – тот, кто думает, что свят, таковым не является. Да что там! Когда я попал сюда и мне вручили ключи и сказали, что я отвечаю за Врата, я этому просто не поверил. Подумал, что босс подшучивает надо мной в отместку за те выходки, которые я позволял себе в те дни, когда мы все шарашили на берегах моря Галилейского. А оказалось, что Он на полном серьезе. Так рабби Симон бар Иона, старый рыбак, стал святым Петром. Так что ты теперь – святой Александр, нравится тебе это или нет. Через какое-то время ты с этим смиришься. – Он похлопал по толстой папке на столе. – Я ознакомился со всеми отчетами. Никаких сомнений в твоей святости быть не может. Просматривая папку, я вспомнил твой процесс. В качестве «адвоката дьявола» против тебя выступал Фома Аквинский; он потом сам мне сказал, что обвинения против тебя выдвигались по чистой формальности, ибо в его душе не было и капли сомнения, что ты полностью соответствуешь. Скажи мне, во время первого чуда – испытания огнем – поколебалась ли твоя вера хоть на мгновение?

– Увы, поколебалась. Недаром у меня вскочил волдырь.

Святой Петр хохотнул:

– Один-единственный разнесчастный волдырчик! И ты решил, что не годишься в святые? Сынок, да если бы святая Иоанна была столь же стойкой в вере, как ты, она погасила бы пламя костра, на котором сгорела. А еще был один…

Голос Мари-Шарль объявил:

– Жена святого Александра прибыла.

– Пусть войдет! – сказал святой Петр и шепнул мне: – Потом доскажу.

Я едва расслышал его слова: мое сердце готово было разорваться.

Дверь открылась, и вошла… Абигайль.

Не знаю, как описать следующие несколько минут. Рвущее сердце разочарование, смешанное со стыдом, – вот все, что я могу сказать.

Абигайль поглядела на меня и сурово произнесла:

– Александр, зачем ты напялил этот дурацкий нимб? Немедленно сними его!

– Дочь моя, ты не у себя дома, а в моем личном кабинете, – пророкотал святой Петр. – И не смей разговаривать со святым Александром в таком тоне!

Абигайль перевела взгляд на него и презрительно фыркнула:

– Это он-то святой? А ваша матушка не учила вас вставать в присутствии дамы? Или святым необязательно соблюдать элементарные правила вежливости?

– Я всегда встаю в присутствии дамы! Дочь моя, ко мне следует обращаться с бóльшим почтением. А с мужем разговаривай уважительно и смиренно, как и полагается жене.

– Он мне не муж!

– А? – Святой Петр перевел взор на меня, потом опять на Абигайль. – Объяснись.

– Иисус сказал: «Ибо в воскресении не женятся, не выходят замуж, но пребывают как ангелы Божии на Небесах». Вот как! И то же самое повторил в Евангелии от Марка в главе двенадцатой, стих двадцать третий.

– Да, – согласился святой Петр, – я сам слышал, как Он это говорил. Саддукеям. Согласно этому правилу ты ему больше не жена.

– Аллилуйя!! Я многие годы ждала, когда же отделаюсь от этого олуха, не согрешив при этом.

– Насчет последнего я не очень-то уверен. Но даже если ты ему не жена, это не избавляет тебя от необходимости вежливо говорить со святым, который когда-то был твоим мужем. – Петр повернулся ко мне. – Хочешь, чтобы она тут осталась?

– Я? Нет! Ни в коем случае! Это ошибка!

– Видимо, так. Дочь моя, ты можешь удалиться.

– Ну уж нет! По дороге сюда я припомнила, что именно хотела бы вам сказать. Я навидалась такого безобразия! Как же так… ничуть не стыдясь…

– Дочь, я велел тебе удалиться. Уйдешь сама, собственными ножками? Или позвать парочку крепких ангелов, чтобы тебя вышвырнули за дверь?

– Ничего себе обращение! Я же говорю…

– Ничего ты не скажешь!

– Я, как и все, имею полное право…

– Но не в моем кабинете. Сестра Мари-Шарль!

– Да, сэр?

– Ты еще помнишь приемы дзюдо, которым тебя обучали в полиции Детройта?

– Конечно.

– Убери отсюда эту дамочку!

Высокая монахиня усмехнулась и поплевала на ладони. Дальнейшее произошло так быстро, что я не могу связно описать ход событий. Абигайль мгновенно исчезла из кабинета.