Объяснив таким образом причину задержки, я успокоился. Я готов был ждать своей очереди предстать перед Христом… и когда я Его увижу, то попрошу воссоединить меня с Маргретой.

Уже ни о чем не беспокоясь, никуда не торопясь, ощущая полный душевный и физический комфорт, не чувствуя ни жары, ни холода, ни голода, ни жажды, я сообразил, что пришло обещанное блаженство. И уснул.

Не знаю, долго ли я спал. Наверно, долго: ведь я ужасно устал, последние три недели были особенно мучительны. Проведя рукой по лицу, я понял, что проспал несколько дней, если не больше: густая щетина свидетельствовала о том, что я не брился дня два, и наверняка придавала мне крайне неряшливый вид. Я ощупал застегнутый на пуговицу нагрудный карман; да, там покоился мой верный «Жиллет» – подарок Марги. Однако мыла и воды у меня не было, да и зеркала тоже.

Это несколько расстраивало, ибо меня разбудил резкий звук горна (не архангельской трубы – вероятно, дежурным ангелам их не выдают), что, скорее всего, означало: «Восстань ото сна! Пришел твой черед!»

Так оно и было – однако на небесную перекличку пришлось явиться с двухдневной щетиной. Вот стыдоба!

Ангелы, будто полицейские-регулировщики, по своему ангельскому усмотрению строили нас в колонны. То, что это ангелы, я понял по крыльям, белым одеяниям и богатырским размерам – рядом со мной парил ангел ростом футов девять, а то и все десять. Крыльями они не махали (впоследствии я узнал, что крылья, как парадный мундир, надевают только в торжественных случаях). Я обнаружил, что могу двигаться согласно указаниям этих регулировщиков. Раньше я совершенно не контролировал свои движения, теперь же мог передвигаться в любом направлении одним лишь усилием воли.

Сначала нас построили в колонну по одному, растянувшуюся на многие мили (сотни миль? тысячи?). Затем колонны собрали в шеренги по двенадцать человек, причем ряды располагались на нескольких уровнях – до двенадцати уровней в глубину. Если не ошибаюсь, то я был четвертым в шеренге и, наверно, двухсотым в глубину от головы трехуровневой колонны – это я прикинул на глазок; установить же общую протяженность колонны я, разумеется, не мог – ей не было конца.

И мы полетели к Престолу Господню.

Но сначала в воздухе примерно футах в пятидесяти от левого фланга возник какой-то ангел. Голос его оказался звучным.

– Внимание! Вы участвуете в параде в составе этой формации. Ни под каким видом порядок построения не нарушать. Держать равнение на соседей слева, внизу и впереди. Дистанция между шеренгами и уровнями – десять локтей, дистанция в шеренге – пять. Никакой толкотни, выход из рядов запрещен; не вздумайте замедлить движение, маршируя мимо Престола. Виновный в нарушении полетной дисциплины будет немедленно отправлен в самый конец колонны… Предупреждаю, к тому времени Сын может уйти, и парад останутся принимать святой Петр, или святой Павел, или какой-нибудь другой святой. Вопросы?

– А сколько это – локоть?

– В ярде два локтя. Кому из тварей Божиих в этой когорте неизвестна длина ярда?

Все промолчали.

– Еще вопросы? – продолжил ангел.

Женщина слева от меня и выше уровнем выкрикнула:

– Есть! Моя дочь забыла взять лекарство от кашля. Я захватила для нее пузырек. Вы ей не передадите?

– Тварь Божия, уверяю тебя, если твоя дочь вознесется на Небеса, ее кашель будет чисто психосоматическим.

– Но доктор велел…

– Помолчи пока. Сначала разберемся с парадом, а прошения будете подавать после прибытия на Небеса.

Были и еще вопросы, главным образом дурацкие, подтверждающие мое мнение, которое я сформулировал и держал при себе очень давно: благочестие здравого смысла не прибавляет.

Опять прозвучал горн; летный руководитель нашей когорты крикнул: «Вперед!» Секундой позже раздался еще один отрывистый сигнал. Ангел выкрикнул: «Летим!»

И мы полетели.

(Заметьте, я называю этого ангела «он», потому что воспринимал его как мужчину. Тех ангелов, которые, по моему мнению, походили на женщин, я буду называть «она». Однако гендерная принадлежность ангелов – сложный вопрос. Если допустить, что она у них есть. Возможно, они андрогины, но мне не представилось случая это выяснить, да и не хватило смелости об этом спрашивать.)

(Кстати, вот еще что любопытно. У Иисуса Христа были ведь братья и сестры – так непорочна ли Дева Мария? Спросить об этом я тоже постеснялся.)

Его Престол был заметен из самого дальнего далека. Нет, не великий белый Престол Бога Отца на Небесах, а походное сооружение для Иисуса, приспособленное к оказии. Тем не менее трон, вырубленный из цельного алмаза, был великолепен: в мириадах граней отражалось внутреннее сияние самого Иисуса и, дробясь и преломляясь, разбрасывало повсюду снопы льдистых и огненных искр. Их-то я и видел лучше всего, ибо лик Иисуса исполнен такого ослепительного света, что без солнечных очков невозможно рассмотреть Его истинные черты.

Впрочем, это не важно. Все знали, кто Он такой. Не знать было невозможно. Уже милях в двадцати пяти от Престола меня охватило всепоглощающее благоговение. Никакое изучение теологии не подготовило меня к пониманию (ощущению?) того сингулярного чувства, которое Библия описывает двумя словами: любовь и страх. Тот, кто восседал на Престоле, внушал мне и безмерную любовь, и неописуемый ужас одновременно, и лишь теперь я наконец-то понял, почему Петр и Иаков бросили сети и последовали за Ним.

И конечно же, когда мы предстали перед Ним – совсем близко, в сотне ярдов от Престола, – я не стал беспокоить Его своей просьбой. В былой жизни на Земле я обращался (взывал) к Иисусу по имени тысячи раз; a когда увидел Его во плоти, то напомнил себе слова ведущего нас ангела – личные прошения следует подавать после прибытия на Небеса. А это будет скоро. Пока же мне было радостно думать о Маргрете, которая тоже участвует в параде и лицезрит Господа нашего Иисуса на Его Престоле… а если бы я не вмешался, она могла бы никогда не увидеть Его. У меня потеплело на душе, что еще больше обогатило экстатическое благоговение, с которым я взирал на Его лучезарный свет.

Когда мы отлетели от Престола миль на двадцать, наша когорта свернула направо и вверх, и мы покинули сначала окрестности Земли, а затем и Солнечной системы. Теперь мы летели прямо на Небеса, беспрерывно наращивая скорость.

А известно ли вам, что, если взглянуть на Землю издалека, она напоминает лунный серп? Мне стало интересно, были ли среди восхи`щенных сторонники теории о плоской Земле. Вряд ли, конечно, но в общем, такое заблуждение, происходящее от невежества, не обязательно противоречит вере в Христа. Христианская церковь предает анафеме некоторые еретические и суеверные воззрения – например, астрологию или дарвинизм, – но чушь о плоской Земле, насколько мне известно, никогда не осуждалась. Если среди нас сейчас и были сторонники подобных представлений, то каково им было видеть, что Земля кругла, как теннисный мяч?

(А может быть, Господь в своем милосердии позволяет им видеть Землю плоской? Дано ли простому смертному уяснить ход Божественных рассуждений?)

Возможно, к Небесам мы приблизились часа через два. Я говорю «возможно», так как на самом деле могло пройти любое количество времени; человеческие мерки его определения отсутствовали. Равным образом мне представляется, что Восхи`щение продолжалось около двух суток, хотя позже у меня появились некоторые основания считать, что это заняло около семи лет. Попытки измерить время или пространство дают весьма сомнительные результаты, если у наблюдателя нет ни часов, ни измерительных приборов.

Когда мы подлетели к Святому граду, наши проводники велели нам сбросить скорость и совершить обзорный круговой облет перед тем, как проследовать в одни из врат.

Этот увеселительный тур был не таким уж кратким мероприятием. Новый Иерусалим (Небеса, Святый град, столица Иеговы) имеет форму квадрата, подобно федеральному округу Колумбия, но только неизмеримо большего, со стороной тысяча триста двадцать миль, то есть пять тысяч двести восемьдесят миль в периметре и площадью один миллион семьсот сорок две тысячи четыреста квадратных миль.