На окраине города, на полпути к Уиноне, мы увидели неприглядную ночлежку, вполне соответствующую нашим требованиям. Маргрета торговалась на испанском. Хозяин ночлежки запросил пять долларов. Маргрета призвала Пресвятую Деву Марию и еще трех святых в свидетели того, как несправедливо с ней поступают. После чего предложила пять песо.

Я не понял ее маневра. Никаких песо у нас не было. Неужели она попытается всучить ему те никуда не годные «королевские» песо, которые я все еще таскаю с собой?

Однако выяснить это не удалось, так как в качестве ответа наш хозяин просто скинул цену до трех долларов и заявил сеньоре, что сумма окончательная и Бог ему в том свидетель.

В общем, они сговорились за полтора. После чего Маргрета попросила дать ей чистые простыни и одеяла еще на пятьдесят центов, заплатила за все два доллара и потребовала включить в эту цену подушки и чистые наволочки, сказав, что тогда они будут квиты. Она получила требуемое, но хозяин попросил еще сколько-нибудь «на счастье». Марга дала ему десятицентовик, он низко поклонился и заверил нас, что его дом – наш дом.

В семь утра мы уже были в пути, отдохнувшие, чистые, счастливые и голодные. Через полчаса, еще более голодными, мы оказались в Уиноне. С голодом мы сквитались в крохотной забегаловке, открытой в трейлере: горка оладий – десять центов, кофе – пять, вторая чашка бесплатно, сливочное масло и сироп – без ограничений.

Маргрета не справилась со своими блинчиками: порции были слишком велики, мы поменялись тарелками, и я слопал все, что у нее оставалось. На стене красовалась надпись:

ОПЛАТА ВПЕРЕД – ЧАЕВЫХ НЕ БЕРЕМ –

ГОТОВ ЛИ ТЫ К СУДНОМУ ДНЮ?

Рядом с поваром (он же официант, он же и хозяин) у плиты лежал экземпляр «Сторожевой башни».

Я спросил:

– Брат, а даты Страшного суда еще не объявляли?

– Это не повод для шуток. Вечность – это очень долго, особенно если проводишь ее в преисподней.

– Я не шучу, – ответил я. – Если судить по знамениям и чудесам, наступил семилетний период, о котором говорится в одиннадцатой главе Откровения, стих второй или третий; только не знаю, давно ли он начался.

– Мы уже перевалили за половину означенного срока. Два свидетеля уже пророчествуют, и Антихрист бродит по земле. А ты сподобился благодати? Если нет, самое время поторопиться.

Я ответил ему:

– И вы будьте готовы, ибо, в который час не думаете, придет Сын Человеческий.

– Воистину так.

– Согласен и верую. Спасибо за вкусный завтрак.

– Не за что. Да хранит тебя Господь.

– Спасибо. Да благословит Он тебя и укрепит.

Мы с Маргретой вышли и снова двинулись на восток.

– Ну как ты, любимая?

– Наелась и счастлива.

– Я тоже. А твои вчерашние деяния особенно содействуют моему счастливому расположению духа.

– Моему – тоже. Но с тобой всегда так, дорогой мой человек. Всякий раз.

– Хм… Да… Так вот. Мне тоже… Всегда. Но я имел в виду другое – то, что ты сказала до того. Когда Стив спросил, согласна ли ты со мной насчет Судного дня, ты ответила, что согласна. Марга! Меня безмерно тревожит то, что ты до сих пор не выразила желания вернуться в объятия Христа. Теперь, когда Страшный суд приближается с такой быстротой и нет никакой возможности узнать точный час его наступления… в общем, я ужасно волновался. Я и теперь волнуюсь. Но похоже, ты начинаешь прозревать, хотя пока мы об этом и не говорили.

Мы прошли шагов двадцать. Маргрета так ничего и не ответила, а потом очень тихо произнесла:

– Любимый, как бы я хотела успокоить тебя… Ах, если бы я только могла! Но я не могу.

– Вот как? Тогда я не понимаю. Объясни, пожалуйста.

– Я же не говорила Стиву, что согласна с тобой. Я сказала, что я тебе не противоречу.

– Но это одно и то же!

– Нет, любимый. Я не сказала Стиву того, что должна была сказать, если бы говорила совершенно откровенно. Дело в том, что я никогда и ни по какому поводу не стану перечить мужу на людях. Наедине с тобой я готова обсудить любой спорный вопрос. Но не в присутствии Стива. Или кого-то другого.

Я проглотил это, оставив при себе множество возможных комментариев… и наконец промолвил:

– Спасибо, Маргрета.

– Любимый, я делаю это как из чувства собственного достоинства, так и ради сохранения твоего. Нет хуже зрелища, чем супружеская ссора, когда муж с женой прилюдно клянут и винят друг друга. Если ты скажешь, что Солнце покрыто ярко-зелеными щенятами, я не стану тебе возражать… при посторонних.

– Да, но ведь так оно и есть!

– Сэр? – Она остановилась как вкопанная.

– Милая моя Марга, какая бы проблема ни возникла, ты всегда находишь кроткий ответ. Если я когда-нибудь увижу на Солнце ярко-зеленых щенят, то обязательно скажу тебе об этом наедине, чтоб не ставить тебя в трудное положение на людях. Я люблю тебя. Просто я услышал в твоем ответе Стиву больше, чем ты хотела сказать, но это потому, что я действительно за тебя беспокоюсь.

Она взяла меня под руку, и мы долго шли молча.

– Алек!

– Да, моя любовь?

– Я ведь не нарочно причиняю тебе беспокойство. Если я не права и ты попадешь на христианские небеса, я непременно хочу быть с тобой. Если для этого потребуется вернуться к вере Христовой – а видимо, так оно и есть, – значит и я этого хочу. Я очень постараюсь, но ничего не могу твердо обещать, потому что вера не есть акт волевого усилия. Однако я приложу все силы.

Я остановился и расцеловал ее – к полному восторгу пассажиров проезжавшего мимо автомобиля.

– Дорогая, я большего и просить не стану. Давай помолимся?

– Нет, пока не надо, Алек. Позволь мне молиться одной… Но я обещаю: когда придет время помолиться вместе, я тебе скажу.

Вскоре нас подобрала чета фермеров и подбросила до Уинслоу. Там они высадили нас, не задавая лишних вопросов; мы тоже не стали ничего рассказывать, что, в общем, можно считать своего рода рекордом.

Уинслоу намного больше Уиноны; это вполне респектабельный городок, во всяком случае для пустыни, – по моей прикидке, тысяч семь жителей. Там нам удалось сделать то, на что намекнул в свое время Стив и что мы обсудили с Маргретой прошлой ночью.

Стив оказался прав: мы были одеты не для пустыни. Правда, выбора у нас не было, поскольку смена миров застала нас врасплох. Но я не видел ни одного мужчины, который носил бы в пустыне деловой костюм. Не видели мы и белых женщин, одетых в платья. Индианки и мексиканки носили юбки, но белые женщины – либо шорты, либо брюки: слаксы, джинсы, бриджи, брюки для верховой езды и так далее… юбки – редко, а платья – никогда.

Больше того, наши костюмы не годились даже как городская одежда. Они выглядели так же странно, как выглядели бы в наш век вещи, сшитые по моде эпохи декаданса. Не спрашивайте почему – я не специалист по моде, особенно женской. Костюм, который я носил, был хорошего покроя и дорогой – когда принадлежал моему патрону дону Хайме в Масатлане, совсем в другом мире… Но на мне, да еще в аризонской пустыне, в этом мире он, скорее, напоминал о трущобах.

В Уинслоу мы нашли именно то, что нам было нужно.

«ВТОРОЕ ДЫХАНИЕ» – БОГАТЫЙ ВЫБОР –

ТОЛЬКО ЗА НАЛИЧНЫЕ – НИКАКИХ ГАРАНТИЙ –

ТОВАР ОБРАТНО НЕ ПРИНИМАЕТСЯ –

ВСЕ НОШЕНЫЕ ВЕЩИ ПРОХОДЯТ СТЕРИЛИЗАЦИЮ

ПЕРЕД ПОСТУПЛЕНИЕМ В ПРОДАЖУ

Ниже шла та же информация по-испански.

Часом позже, после того как мы перерыли весь магазин, а Маргрета вдоволь наторговалась с продавцом, мы оказались готовыми для жизни в пустыне. На мне были штаны цвета хаки, такая же рубашка и соломенная шляпа, чем-то напоминавшая о вестернах. Маргрета была одета еще легче: шорты – очень короткие и облегающие просто до неприличия, а сверху некое подобие блузки, скрывающей меньше, чем корсаж, и чуть больше, чем бюстгальтер. Эта штука почему-то называлась «майка со шлейкой».

Увидев Маргрету в таком наряде, я шепнул ей:

– Я решительно запрещаю тебе появляться на людях в этом бесстыдном костюме.

– Дорогой, не надо с раннего утра демонстрировать людям, какой ты жлоб. Для этого тут слишком жарко.