– Маргрета…
– Да, Алек.
– Прежде всего пополощи рот. А потом попроси у меня прощения.
– В бутылке еще, должно быть, осталось вино, чтобы прополоскать рот. Однако я не могу просить прощения за то, что не сказала тебе об этом раньше. Я ответила бы правдиво в любое время, но ты меня не спрашивал.
– Так, быстро полощи рот и впредь не смей упоминать о разводе. А еще проси прощения за то, что подумала, будто я могу тебя бросить. Если будешь и дальше озорничать, я могу тебя отшлепать, для вразумления, но никогда не прогоню. В богатстве и в бедности, в болезни и во здравии, ныне и присно… Женщина, я люблю тебя. Затверди это накрепко.
Внезапно она оказалась в моих объятиях, плача во второй раз за время нашей совместной жизни. А я делал единственно возможное в такой ситуации – утешал ее поцелуями.
Услышав за спиной одобрительные возгласы, я обернулся. До этого на вершине холма не было никого, кроме нас, поскольку вторник был рабочим днем. Оказалось, что на нас глазеют два уличных сорванца, такие юные, что не разобрать, мальчишки это или девчонки. Поймав мой взгляд, один из них радостно заулюлюкал и громко изобразил звук поцелуя.
– Валите отсюда! – закричал я. – Прочь! Vaya con Dios![19] Я правильно говорю, Марга?
Она что-то им сказала; они убежали, звонко хихикая. Я обрадовался этой передышке. Я сказал Маргрете все, что надо было сказать, чтобы уверить ее в том, что я по достоинству оценил ее отчаянное, хотя и весьма нелепое заявление. Однако же, признаюсь, я был потрясен до глубины души.
Я хотел что-то сказать, но решил, что для одного дня наговорил вполне достаточно. Маргрета тоже молчала. Тишина стала невыносимой. Я чувствовал, что нельзя оставлять затронутый вопрос в этаком подвешенном состоянии.
– Так во что же ты веришь, дорогая? Помнится, в Дании живут и евреи. Вряд ли все датчане исповедуют лютеранскую веру.
– Есть и евреи, но не много, примерно один на тысячу. Нет, Алек… Существуют и более древние боги.
– Древнее Иеговы? Быть того не может!
Маргрета ничего не ответила, что было для нее характерно. Если она с чем-либо не соглашалась, то обычно молчала. Похоже, решающие аргументы ее совершенно не интересовали, в отличие от девяноста девяти процентов представителей человеческой расы, согласных вытерпеть любые муки, лишь бы одержать верх в споре.
Итак, мне пришлось выступать за обе стороны, чтобы наши прения не истощились.
– Беру свои слова обратно. Мне не следовало говорить: «Быть того не может». Я ведь исходил из общепринятой хронологии епископа Ашера. Согласно его датировке, в октябре этого года будет ровно пять тысяч девятьсот девяносто восемь лет с Сотворения мира. Разумеется, в Священном Писании этого не говорится; к примеру, Хейлс пришел к другим результатам… Гм… семь тысяч четыреста пять лет, если не ошибаюсь – надо будет потом написать эти цифры, тогда я вспомню точнее. Другие ученые предлагают свои даты, рассчитанные с большей или меньшей степенью точности. Однако все приходят к выводу, что за четыре или пять тысяч лет до Рождества Христова имело место уникальное событие – Сотворение мира, когда Иегова создал мир, а вместе с миром – и время. Время само по себе существовать не может. Следовательно, ничто, и никто, и никакой бог не может быть древнее Иеговы, поскольку Иегова сотворил время. Понимаешь?
– Лучше бы я промолчала!
– Моя дорогая, я же всего-навсего веду интеллектуальную беседу и вовсе не хотел – никогда не собирался и не буду – тебя обижать. Я просто упомянул о результатах традиционных методов исчисления. А ты, очевидно, пользуешься какой-то иной системой. Может быть, объяснишь? И не надо пинать бедного Алекса всякий раз, как он раскрывает рот. Меня наставляли на путь служения Господу в церкви, которая очень ценит искусство проповеди. В дискуссиях я как рыба в воде. Ну а теперь твоя очередь проповедовать, а я буду слушать. Расскажи мне о своих древних богах.
– Тебе они известны. Самого великого из них мы будем чествовать завтра. Средний день недели принадлежит ему.
– Сегодня вторник, завтра среда. Вотан?! Твой бог – Вотан?!
– Один. Вотан – германское искажение древненорвежского имени. Отец Один и два его брата сотворили мир. В начале была пустота, ничто – все остальное очень сходно с Книгой Бытия, даже включая Адама и Еву, только у нас их зовут Аск и Эмбла.
– Но может быть, это и в самом деле Книга Бытия?
– Что ты имеешь в виду, Алек?
– Библия – Слово Божие, особенно ее английский перевод, известный как «версия короля Иакова», ибо каждое слово этого перевода отбиралось с молитвой, благочестивыми усилиями самых блестящих ученых. Каждое расхождение во мнениях в молитвах передавалось самому Господу. Так что «Библия короля Иакова» – воистину Слово Божие. Однако нигде не сказано, что Слово должно быть одно. Священные Писания других народов, сделанные в другое время и на других языках, могут точно так же отражать историю… если они не противоречат Библии. А ведь, судя по твоему рассказу, именно так и обстоит дело.
– Да, но это касается только Сотворения мира и Адама с Евой, Алек. Хронология совершенно не совпадает. По-твоему, мир сотворен около шести тысяч лет назад?
– Около того. У Хейлса чуть побольше. Библия не содержит дат: даты – новейшее изобретение.
– Даже срок, приведенный этим… как его… – Хейлсом? – слишком мал. Куда вероятнее, что мир был сотворен сто тысяч лет тому назад.
Я было запротестовал – в конце концов, есть же вещи, которые невозможно слушать без возражений, – но вовремя вспомнил, что мои возражения заставят Маргрету умолкнуть.
– Продолжай, родная. А рассказывают ли твои религиозные писания, что случилось в эти тысячелетия?
– По большей части все происходило в те времена, когда еще не изобрели письменность. Кое-что сохранилось в эпических сказаниях скальдов, но даже это началось позднее, когда люди объединились в племена и Один научил их петь. Очень долго мир был под властью йотунов, «инеистых великанов», а люди мало чем отличались от диких зверей. Но главное различие в хронологии таково, Алек: Библия охватывает период от Сотворения мира до Судного дня, затем следует Тысячелетнее Царство Божие на Земле, потом Война на Небе и конец света. После этого – Град Небесный и Вечность – время остановится. Верно?
– Ну да. Профессиональный знаток эсхатологии сказал бы, что ты слишком упрощаешь, но основные события названы верно. Подробности приведены в Откровениях, точнее – в Откровении святого Иоанна Богослова. Многим пророкам были ниспосланы видения о конце света, но только святой Иоанн изложил эту историю связно, так как Откровение было дано ему самим Христом, дабы спасти избранных от обмана лжепророков. Сотворение мира, грехопадение, долгие столетия борьбы и испытаний, затем Последняя битва, за которой последует Судный день и Царство Божие. Твоя вера о том же, любимая?
– Последнюю битву мы зовем Рагнарёк, а не Армагеддон.
– Ну, терминология не имеет значения.
– Прошу тебя, не перебивай, милый. Названия ничего не значат, а вот что произойдет – важно. В твой Судный день козлища будут отделены от агнцев. Спасенные вкусят вечное блаженство; прóклятые нечестивцы обречены на вечные муки. Так?
– Верно. Но для научной точности следует заметить, что некоторые богословы считают, будто, поскольку блаженство вечно, Бог так любит мир, что в конечном счете спасутся даже нечестивцы: нет душ, которым будет отказано в спасении. Другие же называют такой взгляд ересью. Но мне он по душе. Мне никогда не нравилась идея вечного проклятия. Я, вообще-то, романтик, любимая.
– Знаю. За это я тебя и люблю. Поэтому тебе может понравиться моя древняя религия… В ней отсутствует вечное проклятие.
– Правда?
– Чистая правда. При Рагнарёке известный нам мир будет уничтожен, но это не конец. Спустя долгое время, время оздоровления, будет создана новая вселенная, лучше, чище и свободней от зла, чем этот мир. Она просуществует бесчисленные тысячелетия, пока опять силы зла и холода не поднимутся против сил добра и света. И опять наступит время покоя, за которыми последует новое сотворение, и появится новый шанс для человечества. Ничто не кончается. Ничто не может быть совершенным. Род человеческий раз за разом получает шанс стать лучше, чем был в прошлом… И снова, и снова, и так без конца.
