Так что Шухову, в отличие от Станиславского, еще повезло. К тому же в политике он был отнюдь не ребенком, и Александра Колчака знал лично и с положительной стороны, что сыграло свою роль в том, что сына своего Сергея он отправил служить именно к адмиралу. Как раз в эти дни, в конце ноября 1918 года, в Омске Колчак принял на себя звание Верховного правителя Российского государства и главнокомандующего Русской армией, и молодые офицеры-патриоты были ему ох как нужны. А в Москве доброхотов кругом хоть отбавляй, они только и ждут, чтобы поинтересоваться: «Владимир Григорьевич, а сыновья-то ваши на каком фронте воюют?» — а потом и в «Чеку» стукнут…

Помимо нового календаря появилось и немало новых слов — «Совнарком», «Наркомчермет», «наркомша», «Гом-за», «Гомомез», «завком», «старорежимец» и т. д. Эти слова прочно входят не только в быт, но и залезают в дневник Шухова. Но чаще всего звучат другие слова — «национализация», «реквизирование». Слова новые, а смысл прежний. В частности, культурным глаголом «национализировать» французского происхождения заменили глагол «отобрать». Так и контору Бари национализировали в марте 1919 года, теперь у нее тоже новое и очень длинное название — Строительная контора по сооружению металлических конструкций (строительно-производственное бюро) Московского машинотреста при ВСНХ СССР. Директором-распорядителем конторы числится С. И. Комиссаров, среди сотрудников — инженеры В. И. Кандеев, Н. К. Пятницкий, А. Н. Барышников и другие «товарищи». Шухову оказывают большую честь — выбирают в правление^{195}. В 1930 году контору реорганизуют в трест «Стальмост»^{196}.

Котельный завод в Симонове с ноября 1922 года превращен в государственный завод «Парострой», подчиняющийся структуре со странной аббревиатурой «Гомомез» — Государственное объединение московских металлургических заводов. На самом же деле желающих поруководить — куча. Если раньше все решал Бари, то теперь какой-то завком. Постоянные заседания, обсуждения, в которых вынужден участвовать и Шухов. В конце концов завком выбирает его в правление завода. Но ведь когда-то надо и работать, благо что на заводе уже в марте числится 126 человек, а в конторе 32. Ставка рабочего — 7 рублей в час, ставка главного инженера Шухова — 33,3 рубля.

Производство кое-как продолжается, выпускаются горизонтальные и вертикальные котлы, но в основном Шухов поглощен восстановлением разрушенного войной железнодорожного хозяйства — мостов, резервуаров на станциях, депо, мастерских, цехов. География обширна — подмосковное Люблино, Орел, Сызрань, Подольск (перекрытия паровозоремонтного завода), города Украины и т. д.[5] Для восстановления используется все, что есть под рукой. Металл, оставшийся от разрушенных взрывами резервуаров, по возможности выправляют и пускают на новые резервуары. Всего за первые годы большевистской власти под руководством Шухова удается восстановить более тридцати мостов — процесс крайне трудоемкий, ибо поднимать их приходилось из воды. А еще он проектирует жизненно необходимые агрегаты — хлебопекарные печи, оборудование для мойки овощей.

Для Шухова эта работа — спасение в обстановке общей разрухи и хозяйственной, и моральной. «Оставьте мне мои тетради с формулами, и я буду работать» — эти шуховские слова передавал Худяков. А Гражданская война пока идет (она закончится в октябре 1922 года), сыновья все еще воюют в белой армии. Сергей, служивший в Артиллерийском управлении Верховного правителя России, будет предан Колчаку вплоть до расстрела адмирала в феврале 1920 года и лишь потом сдастся Красной армии…

Главным проектом Шухова для советской власти стала башня на Шаболовке. Шухов не раз повторял, что мосты, башни, резервуары нужно строить при любой власти, следовательно, рано или поздно возникнет необходимость и в тех, кто их готов спроектировать и построить. Так и вышло. Ум и способности изобретателя понадобились большевикам уже через год после Октябрьского переворота 1917 года, свои инженеры у них были, но мало: Леонид Красин и Глеб Кржижановский. «Для обеспечения надежной и постоянной связи центра республики с западными государствами и окраинами республики поручается Народному комиссариату почт и телеграфов установить в чрезвычайно срочном порядке в г. Москве радиостанцию, оборудованную приборами и машинами, наиболее совершенными и обладающими достаточной мощностью для выполнения указанной задачи», — говорилось в подписанном Лениным постановлении Совета рабоче-крестьянской обороны от 30 июля 1919 года. Согласно постановлению возведение радиостанции признавалось делом чрезвычайной важности, а все занятые на строительстве признавались мобилизованными и не подлежали призыву до его окончания. Все государственные учреждения должны были оказывать максимальное содействие стройке, а ее сотрудники обеспечивались жильем и продуктами. Шухов вместе со всеми получил право на красноармейский паек, что во многом решило проблему питания в семье. В паек входили сахар, хлеб, масло, соль, мука, чай, перец, рыба, а вот дров не было, что внушало большие опасения в преддверии будущих холодов. Доверие Шухову оказали большое, но и ответственностью наделили немалой, ежели что — можно и к стенке поставить по законам военного времени. Думается, Шухов это прекрасно осознавал^{197}.

Это была не первая радиостанция длинноволнового диапазона волн в Москве. Еще в 1914 году на Ходынском поле за три месяца соорудили радиостанцию, принявшую первый радиосигнал 7 декабря 1914 года. Причиной появления этой радиостанции послужили Первая мировая война и необходимость иметь оперативную беспроводную радиосвязь с союзниками по Антанте. К тому же боевые действия на Балтийском море повлекли нарушение работы подводных телефонных кабелей, соединявших с Европой. За строительство радиостанции отвечало широкоизвестное до 1917 года «Русское общество беспроволочных телеграфов и телефонов», ведущая российская электротехническая компания, владельца которой — Семена Моисеевича Айзенштейна принято называть пионером отечественной радиотехники. Сокращенно компания называлась РОБТиТ и возвела также передающую радиостанцию в Царском Селе и приемную радиостанцию в Твери — «Тверская радиостанция международных сношений». Ходынская радиостанция также была только передающей, с ее помощью можно было связаться с Парижем и Римом, она прослужила до 1922 года, пока не сгорела.

После 1917 года РОБТиТ у Семена Моисеевича отобрали — национализировали — и присвоили новое название: Государственное объединение радиотехнических заводов (ГОРЗ). Бывший хозяин пока не унес ноги из Советской России (он умер в Лондоне в 1962 году), в этом самом ГОРЗе еще работал, занимался радиотехникой и привлек к работе Шухова. Дело-то серьезное — сам Ильич поставил задачу создать новую и самую мощную радиостанцию, с помощью которой можно было бы пропагандировать идеи мировой революции, ускоряя таким образом ее наступление. Разработанная радиостанция ГОРЗа полностью оправдывала ожидания вождя мирового пролетариата, обеспечивая постоянную связь и с Дальним Востоком, и с Америкой. Для такого мощного радиопередатчика требовалась и соответствующая антенна, то есть башня огромной высоты — 350 метров. Ее и должен был спроектировать Шухов, причем не одну, а целых три.

Занятно, что в качестве первого места прописки башни выбрали Кремль, но колокольня Ивана Великого и древние соборы создавали естественные помехи для стабильной работы радиостанции и бесперебойной радиосвязи. В поиске наиболее подходящей площадки остановились на захолустной Шаболовке, малоэтажная деревянная и промышленная застройка которой нисколько не препятствовала строительству высокого металлического гиперболоида. Это была территория обширного фруктового сада, принадлежавшего ранее Варваринскому сиротскому приюту, на что указывал пролегающий здесь Варваринский, а позднее Сиротский переулок (ныне улица Шухова).