Надо сказать, что поставленное Вагнером условие — не исполнять «Парсифаля» нигде, кроме Фестшпильхауса, по крайней мере, в течение тридцати лет после его смерти, — неукоснительно соблюдалось.

До последнего своего часа Вагнер верил в великую миссию истинного искусства. В это вместе с ним верил еще один человек — баварский король Людвиг II. Доживи они до сегодняшнего дня, испытали бы величайшее разочарование…

Людвиг больше не виделся с Вагнером, но оставался верным почитателем его гения. Последняя телеграмма короля композитору датирована 2 января 1883 года, ответное письмо — 10 января. С. И. Лаврентьева отмечает: «Когда Вагнер 13 февраля 1883 года умер в Венеции, Людвиг горько плакал, а затем послал своего генерал-адъютанта встретить гроб Вагнера на границе и возложить на него чудесный венок из лавров, цветов и пальмовых ветвей с надписью: «Король Людвиг Баварский — великому артисту, поэту слова и музыки, Рихарду Вагнеру». Этот венок провожал потом гроб Вагнера до могилы»^{117}.

Так закончились великая дружба и великая борьба за великое Искусство.

Мы забежали в повествовании далеко вперед и теперь должны вновь вернуться в 1870-е годы. На королевских строительных площадках дела продвигались далеко не так быстро, как хотелось бы Людвигу II. Особенно это касалось его «настоящего замка» — Нойшванштайна.

За 1869–1873 годы были возведены и полностью отделаны Главные (Въездные) ворота с прилегающими постройками. Но в целом, в отличие от Линдерхофа, строительство шло очень медленно и так и не было завершено к моменту смерти Людвига II: за 17 лет отстроено лишь основное здание — Палас (1880) и завершены личные апартаменты короля (1881), Зал певцов (1884) и Тронный зал (1885). Правда, начиная с 1884 года Людвиг уже мог полноценно жить в королевских апартаментах, лично следя за продолжавшимся строительством. В общей сложности король провел в своем главном детище всего 172 дня…

Нойшванштайн — поистине замок-парадокс. В его Зале певцов при жизни короля никогда не звучала музыка, в Тронном зале никогда не стоял трон… Замок, являвшийся величайшим памятником Средневековью, был оснащен самыми последними достижениями технического прогресса: в нем было проведено электричество, личные покои короля обогревались системой центрального отопления, температура и влажность воздуха регулировались калориферной системой, на каждый этаж были проведены трубы с горячей и холодной водой, а кухня оборудована автоматическими вертелами и установкой с проточной водой. Наличествовали и другие технические достижения, например электрический звонок для вызова прислуги и даже телефоны на третьем и четвертом этажах. Между замком и административным зданием у подножия горы была также проведена телефонная линия — одна из первых в Германии.

По ходу строительства Людвиг постоянно вносил коррективы в проект. Время шло, менялось отношение короля к жизни, к окружавшим его людям. С одной стороны, ему уже не хотелось, чтобы в его убежище толпились посторонние (по иронии судьбы Нойшванштайн сегодня — самое посещаемое место не только в Баварии, но и во всей Германии, принимающее около полутора миллионов (!) человек в год); он стал особенно ценить уединение — и комнаты, предназначенные для гостей, превратились на планах в Мавританский зал с фонтаном, который так никогда и не был построен. С другой стороны, король мечтал стать настоящим абсолютным монархом, новым «королем-солнце», — и первоначально скромный Зал для приемов становится величественным Тронным залом. Причем необходимость радикальных изменений внутри уже завершенных к тому времени помещений Паласа поставила перед строителями задачу создания дополнительных инженерных конструкций. «Новый Хоэншвангау» постепенно переставал быть жилищем — он превращался в храм.

Современники писали о новом архитектурном чуде: «Не придерживаясь слепо архитектуры древних замков, имевших главной целью оборону их владельцев и потому ставивших по углам сторожевые башни и проделывавших узкие окна, пропускавшие мало света, — замок Нойшванштайн своими окнами и балконами воспринимает и солнечные лучи, и горный воздух. Его несимметричная башня вышиной в 65 м — идея самого Людвига, — лишая замок шаблонности, придает ему особенную красоту!.. То, что представляет теперь этот замок, может быть названо лучшим, что создано в новейшее время, представляя Валгаллу для всех любителей искусства!»^{118}

Нойшванштайн — это не просто памятник архитектуры и истории. Он — пожалуй, самый людвиговский из всех замков баварского короля — сохранил в себе нечто сакральное, непостижимое, не от мира сего. Недаром баварцы говорят, что «тело короля Людвига покоится в Мюнхене, в Михаэлькирхе, но дух его остался в замке Нойшванштайн». Какую же тайну хранит загадочный замок, в котором обитают тени Парцифаля и Лоэнгрина? Отчего его атмосфера настолько очаровывает, что теряется связь с реальностью? Не иначе как именно здесь воплотилась легенда о хранителях Святого Грааля, последним из которых, быть может, и был несчастный король Людвиг — адепт чистого романтического искусства? Создавая свой замок, он населил его образами из средневековых германских саг, дорогими ему с детства.

Многие упорно считают, что настенные росписи и картины Нойшванштайна — иллюстрации к вагнеровским музыкальным драмам. Но такое мнение ошибочно. В замке «обитают» герои древнеисландского поэтического сборника «Старшая Эдда», германских легенд и поэзии Вольфрама фон Эшенбаха, а вовсе не вагнеровских музыкальных драм, как сообщают некоторые путеводители. Чисто вагнеровских персонажей в Нойшванштайне практически нет; вопреки ожиданиям, основанным на преклонении Людвига II перед гением композитора, художники, оформлявшие внутренние покои замка, по распоряжению короля отдавали предпочтение средневековым «предкам» вагнеровских героев.

Такой подход очень важен для понимания истинного духа Нойшванштайна. Вагнер всегда философски переосмысливал — иногда весьма существенно — литературную канву для своих произведений. Людвиг II особо настаивал, чтобы в его замке были запечатлены сцены непосредственно из древних первоисточников, а не из современных ему, пусть даже и гениальных произведений. В Нойшванштайне «действуют» Сигурд, а не Зигфрид; Парцифаль, а не Парсифаль. Любители мистики могут усмотреть в этом обстоятельстве даже своеобразный знак — сам Вагнер никогда не бывал в Нойшванштайне…

А еще они могут обратить внимание на то, что по крайней мере в трех помещениях замка как нигде чувствуется связь «короля-луны» с Небом.

О благочестии Людвига II мы уже говорили. Еще одно доказательство тому представлено в молельне Нойшванштайна, отделенной от деревянного готического кружева спальни красивой окованной металлом дверью. К. Т. фон Хайгель отмечает: «Взгляд на подушку «prie-Dieu»[105] покажет вам, как часто верующий человек преклонял свои колени в молитве перед образами своих святых заступников. Потертый бархат говорит яснее о благочестии короля, чем религиозные картины «Тронной залы». Там блистают великие законодатели и учителя, тут мы видим верующего христианина, молящегося за нас»^{119}. Вспоминаешь эти строки, и на душе становится особенно грустно…

И сразу несколько по-другому воспринимаются алтарная роспись, выполненная Вильгельмом Хаушильдом (Hauschild; 1827–1887), изображающая Людовика Святого, небесного заступника Людвига И, а также великолепный витраж боковой стены «Людовик Святой принимает последние утешения», созданный в придворной художественной мастерской. Какого последнего утешения искал здесь сам несчастный Людвиг?.. Буквально вторит Хайгелю С. И. Лаврентьева: «На алтаре чудесное распятие из слоновой кости, а перед ним «prie-Dieu», обитое фиолетовым бархатом, потертым от коленопреклонений короля, несшего сюда, в часы скорби и разочарований, никем не подслушанные стоны больной души…»^{120}