Упомянутый в цитате любовный натиск на красавца-короля мог действительно испугать кого угодно. Очень скоро в личном знакомстве чуть ли не с любой женщиной Людвиг стал видеть посягательство на свободу своей личности. К такому неутешительному выводу его привели не беспочвенные фантазии, а многочисленные попытки прямого соблазнения юного короля, предпринимавшиеся хотя бы теми же актрисами, которые не допускали и мысли, что короля интересует лишь их искусство. Людвиг занял сугубо оборонительную позицию; ему приходилось постоянно защищаться, чтобы не попасть в сети, расставленные коварными интриганками. Поэтому-то в мужском обществе он чувствовал себя гораздо свободнее, а значит, и комфортнее; по крайней мере, он мог себе позволить расслабиться и не искать подвоха. Вот и всё!
Но и среди мужчин Людвиг не нашел человека, полностью отвечавшего его высоким требованиям к дружбе. Увидев в своем новом знакомом живое воплощение Зигфрида или Дидье[80], Людвиг всем сердцем привязывался к нему. Но постепенно идеальный образ, созданный фантазией короля, уступал место реальной личности, и приходило болезненное разочарование. Одно разочарование следовало за другим. Наконец, во имя сохранения внутренней свободы и покоя Людвиг утвердился в убеждении, что идеальным жизненным спутником для него может быть только… он сам.
И здесь уместно уже говорить не о гомосексуализме, а о нарциссизме Людвига II. Он был абсолютно самодостаточной личностью. Известная поговорка «Мне хорошо наедине с моей библиотекой» в широком смысле как нельзя более подходит к характеристике личности баварского короля. Т. Новиков и А. Медведев отмечают: «Поставленный перед необходимостью выбора между любовью и троном и всё-таки избравший любовь, Людвиг I как художник разглядел во внуке удивительное сочетание Адониса и Нарцисса. Было бы странным, если бы недруги короля, иллюминаты[81], не стали по свойственной им методике комментировать и интерпретировать особенность Людвига, отмеченную его дедом. Они принялись распускать слухи о гомосексуальных наклонностях Людвига. Враги монархии не сомневались, что слухи, подобно смертоносным парам едкой кислоты, заменят ореол фантастичности и ауру таинственности, окружающую юного прекрасного короля, на миазмы приписываемых ему пороков. Франц Герре в книге «Людвиг II Баварский. Его жизнь, его страна, его время», выпущенной издательством «Weltbild» в 1995 году к 150-летию со дня рождения Людвига II (мы используем первое издание этой книги, вышедшее в Штутгарте в 1986 году. — М. З.), замечает, что если и уместно говорить о гомофилии и гомоэротизме баварского короля, то исключительно как о направленных им на себя самого. Он утверждает, что Людвиг по своему облику представлял редкий для барочнокатолической традиции тип пуританина. Вряд ли можно было найти какого-нибудь другого современника Людвига, с подобной ему тонкой душевной организацией, моральные устои которого были бы сравнимы с королевскими и также затруднили бы ему перешагнуть порог, отделяющий Эрос от Сексуса»{88}.
В завершение этой темы отметим: на сегодняшний день, при фактической недоступности для исследователей архива Дома Виттельсбахов, неопровержимых доказательств в пользу той или иной точки зрения по поднятому вопросу попросту не существует. Как говорится, «свечку никто не держал». Но приведенные нами свидетельства представляются нам более убедительными, чем сплетни и газетные утки, инспирированные явными недругами Людвига II. Для плодотворного продолжения дискуссии сторонникам теории о гомосексуализме короля следует привести столь же авторитетные доказательства своей правоты. Оговоримся сразу: то, что упомянутый нами в предисловии пресловутый «Дневник» Людвига II является грубой фальсификацией, доказано настолько бесспорно, что доверять ему в наше время может лишь тот, кто совершенно далек от исторической науки. Кроме того, необходимо помнить, что во времена Людвига II гомосексуализм считался одним из признаков психического заболевания. Поэтому для создания «полной картины» падения короля его враги просто обязаны были разыграть и эту карту. Вскоре мы подробно разберем, как они действовали, не чураясь никаких средств. Пока же остается с сожалением констатировать, что наветы недобросовестных «прокуроров» почти всегда оказываются гораздо сильнее любых, даже самых достоверных доводов «адвокатов».
Как бы там ни было, начиная со времени несостоявшейся женитьбы Людвиг II всей душой отдался страсти, заменившей в его сердце чувства к женщине. Не найдя воплощения своих идеалов в людях, он сам стал, как Пигмалион, воплощать их в каменных творениях — только его «Галатеями» стали не статуи. Из настоящего король уходит в прошлое. Отныне он был «женат» на своих, пока еще не построенных, замках.
И на этом поприще наш девственник стал поистине «многоженцем».
Глава пятая
МАГИЯ ЛУННОГО СВЕТА
Итак, с конца 1860-х годов — точкой отсчета определим 1867-й — Людвиг II начал строить свои замки, пытаясь воплотить в реальности мечту. Он жаждал убежища от несправедливостей жизни, но не знал, каким должно стать идеальное убежище. Он искал, выбирая то один вариант, то другой. Может быть, еще и этим объясняется количество и многообразие практически одновременно начатых проектов?
Фактически именно это «неуемное строительство» стоило королю трона. В том, что Людвиг II во второй половине XIX века вдруг занялся строительством замков, недоброжелатели видели чуть ли не главное доказательство его безумия. Однако справедливости ради стоит обратить внимание на одну особенность «циничного и прагматичного XIX века». Если, как мы отмечали, раньше по всей Европе прокатилась мода на кунсткамеры, то во времена Людвига II как раз началось повсеместное, повальное увлечение, во-первых, Востоком, во-вторых — строительством псевдоготических «средневековых» замков. Людвиг отдал дань и тому и другому (пожалуй, лишь в этом смысле его можно назвать «героем своего времени»).
