Людвиг II не напрасно хотел остаться «вечной загадкой». Вопросов в отношении его личности гораздо больше, чем ответов. И нет ни одного неопровержимого факта гомосексуальной связи короля с кем бы то ни было! Более того, некоторые серьезные биографы Людвига II{82} напрямую говорят о том, что король умер девственником.
Один из ближайших приближенных баварского монарха вспоминал: «Мюнхенский листок» в июне 1886 года после кончины Людвига II поместил статью, в которой, подобно всем тогдашним немецким газетам, спешившим набросать как можно более грязи на светлый образ короля, касаясь нравственности Людвига II, придает ему столько романтических вымыслов, сколько влезло в его фантазию! Легион людей, поклонявшихся Бахусу, Гамбринусу или обоим вместе и ставивших на еще более высокий пьедестал богиню Венеру, — эти люди не в состоянии были даже поверить, чтобы такой красивый, молодой, здоровый человек, как Людвиг II, оставался равнодушен к женской красоте. Те, которым это поползновение так же необходимо, как еда, питье и сон, не допускали такого равнодушия Людвига II и награждали его в своем воображении всевозможными любовными похождениями исподтишка. Тут являются на сцену то красивая мельничиха, то дочь рыбака, то певица, то драматическая актриса! Старый служитель короля, бывший при дворе с 1843 года, видевший рождение Людвига II и остававшийся при нем до конца его жизни, говорил, что он прозакладывает свою голову, что король как жил девственником, так им и сошел в могилу. «Поверьте мне, — говорил он, — у нас он был всегда на глазах, так что ни одна кошка не могла прокрасться в его спальню без того, чтобы мы о том не знали. Мне уже 70 лет; я состарился при короле и знаю его так же хорошо, как своего отца. Я ручаюсь головой за нравственную чистоту и полную невинность короля Людвига И. Всё, что рассказывают о его любовных приключениях и разных страстях, — всё это ложь и клевета!»{83}.
Убедительно, не правда ли? А вот еще более категоричные заявления:
«Те, кто распускал разные гнусные клеветы про такого неуязвимого девственника, каким был Людвиг II, были так низки, что даже не заслуживают презрения!»{84}
«Те, кто знал Людвига II в 18 лет, говорят, что это был в высшей степени чистый, целомудренный, вдохновенный юноша, горячий сердцем романтик, в котором не было ничего дурного. И этот романтизм красной нитью прошел через всю его жизнь, постепенно развиваясь»{85}.
Но откуда же в таком случае пошли слухи о нетрадиционной сексуальной ориентации короля, которая в его время считалась одним из самых позорных пороков? И на чем они, в конце концов, основаны? Необходимо попытаться понять одну из многих психологических граней такой сложной и противоречивой личности, какой был Людвиг II, причем понять с позиций человека XIX столетия, да еще и руководствовавшегося возвышенными идеалами романтизированного Средневековья. Людям XXI века сделать это если не невозможно, то по меньшей мере очень сложно. Уже одно то, что Людвиг II отличался строгой набожностью, которая просто не позволила бы ему встать на скользкий путь порока и разврата, для людей, живущих в эпоху сексуальной революции, воинствующего атеизма и морального разложения, является непостижимым. Мы привыкли судить по себе, и Людвиг II с его идеалами для нас — человек с другой планеты. Он даже в свое время уже выбивался из общих правил. Поэтому не приходится удивляться, что, когда новоявленного Дон Кихота не удалось «причесать» под всеобщий стандарт, он был объявлен сумасшедшим, а для достижения большего эффекта ему были приписаны еще и всевозможные пороки. Если не пытаться вникнуть в суть, а смотреть поверхностно, то почва для этого была исключительно благодатной.
Мы уже говорили об эпистолярном стиле короля, во многом явившемся причиной грязных сплетен. Не будем повторяться, напомним лишь, что злословие именно по этому поводу началось только в XX веке — при жизни Людвига такой стиль переписки никого не удивлял. Гораздо больше пищи для слухов давало обыкновение короля приближать к себе актеров и деятелей искусств и давать им приют у себя во дворцах — и при этом избегать общества женщин! Современники вполне могли задаться вопросом: чем «эти актеришки» занимаются там под покровом ночи — ведь в комнатах короля до рассвета горит свет?.. Слухов и сплетен было более чем достаточно. А что же происходило на деле?
Говоря о тонком художественном вкусе Людвига II, следует отметить, что он — пожалуй, как никто из его окружения — был способен оценить настоящий большой талант, особенно в сфере любимого им сценического искусства. Отношения короля с Вагнером мы уже подробно рассмотрели, отношения с Лиллой фон Бульовски — также; во втором случае дело хотя бы ограничивалось слухами о простом и понятном «натуральном» адюльтере. В целом же касательно приближения ко двору одаренных драматических актеров (такое поведение Людвига почти всегда объяснялось исключительно его гомосексуальными связями с ними), в частности того же Йозефа Кайнца, о котором мы еще будем в свое время говорить подробно, берем на себя смелость предположить: это было следствие желания постоянно иметь при себе источник эстетического наслаждения, сродни тому, как мы покупаем диски с фильмами или музыкой, чтобы в любой момент, не выходя из дома, получить удовольствие от любимого произведения. Такое предположение получает подтверждение в воспоминаниях современников. «Любя пение и декламацию, Людвиг часто приглашал артистов и артисток (здесь и далее курсив наш. — М, 3.) во дворец ночью, что всегда очень щедро оплачивалось. Но и здесь король не показывался лично: он слушал из соседней залы, из-за густой зелени, и даже свою благодарность и одобрение передавал письменно или через секретаря. Но бывали случаи, когда увлечение игрой артиста переходило в личное знакомство с ним. Это случалось тогда, когда своей внешностью, манерами и голосом артист совершенно сливался со своей ролью»{86}.
Людвиг II, будучи мечтательной и экзальтированной натурой (этого никто отрицать не собирается), вживался в атмосферу сценического произведения, и его фантазии нуждались в энергетической подпитке извне. Приглашая актеров ко двору, король, с определенного времени ведший ночной образ жизни, часто поднимал их среди ночи и просил прочитать какой-нибудь монолог или сыграть сцену, что они и выполняли. Людвиг действовал точно «по Станиславскому» — любил не самих актеров, а их искусство. Их личность для короля не существовала, что не мешало ему награждать их дорогими подарками. «Я знаю артистку Маллингер, — однажды ответил Людвиг на вопрос о знакомстве с упомянутой актрисой. — Мадемуазель Маллингер мне незнакома!» Ниже, разбирая пресловутые отношения Людвига с Кайнцем, мы воочию убедимся, что как раз они-то и являются прямым доказательством правильности нашего утверждения.
Что же касается отношений с женщинами, то (к вопросу о несостоявшейся свадьбе) нельзя забывать, насколько Людвиг II дорожил своей внутренней свободой, ведь свободы внешней он как король был лишен. Только оставаясь в одиночестве, Людвиг мог позволить себе быть самим собой. Женившись, он терял право на одиночество. Поэтому он искал — действительно искал! — женщину, которая бы не разрушила его внутренний мир, а гармонично дополнила его. Такую женщину Людвиг нашел лишь в лице Елизаветы Австрийской, но брак между ними был невозможен. Хотя, скорее всего, именно вследствие этого их отношения и сохранили свежесть. Кроме того, подчеркнем еще раз, чувства Людвига к Елизавете и Елизаветы к Людвигу вообще нельзя назвать любовью в эротико-физиологическом понимании этого слова. Это была дружба — искренняя, чистейшая, высокая. Тот, кто не верит в возможность дружбы между мужчиной и женщиной, пусть обратится к примеру Людвига П и Елизаветы Австрийской! Людвиг стал искать себе спутницу жизни, максимально похожую на Елизавету; причем в приоритете была именно не жена, а друг. Он честно пытался найти в Софии замену ее сестре и, конечно, потерпел неудачу: для такого максималиста, каким был Людвиг И, малейшее несоответствие идеальному образу — а в Софии, отнюдь не являвшейся «клоном» Елизаветы, таких несоответствий было гораздо больше — разрушало возможность дальнейших отношений. Жак Банвиль писал: «Воспитанный при очень католическом мюнхенском дворе, в самой строгой дисциплине мысли, слова и нравов… схожий с теми героями Вагнера, с которыми он любил себя сравнивать, он был человеком, которому женщина внушала что-то вроде привлекательного ужаса. Как Зигфрид, преодолев все опасности, содрогнулся, открыв Валькирию-Брюнгильду, — точно так Людвиг II трепетал перед мыслью о любви к женщине. Он останавливался на краю бездны, полной для него опасности и тайны: перед сердцем женщины. Никогда не зная разврата, оставляющего неизгладимое пятно, слишком уважая себя, чтобы растрачивать свой идеал на мелкие интрижки, Людвиг II при своей красоте, молодости, положении, способных очаровывать самые возвышенные, не сдававшиеся другим сердца, остался лучезарно-чистым и одиноким на своем троне. И это поражает даже еще более, чем его артистические вкусы и романтические замки. Такое глубокое чувство собственного достоинства представляет чудо в короле, поставленном среди всевозможных, самых опасных, предоставленных на его волю искушений. Он должен был бороться, чтобы завоевать уединение, тогда как другие люди борются, чтобы войти в самую середину искушений. Он должен был защищать себя против любовных натисков, которым всякий другой охотно бы уступил»{87}. Лучше и точнее не скажешь!
