Вскоре восторг общества по поводу предстоящего монаршего бракосочетания сменился недоумением. В назначенный срок, 12 октября, свадьба не состоялась и откладывалась без объяснения причин на неопределенный срок. Луиза фон Кёбель писала: «Король беседовал с герцогиней Софией о музыке, о художестве. Танцевал с ней франсез[77] на балу князя Гогенлоэ[78]; сидел подле нее в театре, а летом отвозил ее в Берг, где на своем пароходе «Тристан» катал по Штарнбергскому озеру к замку Поссенхофен, где в это время жила герцогская семья (герцога Баварского Максимилиана Иосифа (1808–1888), отца Елизаветы и Софии. — М. З.), наслаждавшаяся этими хорошими, полными надежд, днями. <…> Отчего произошел разрыв? Предположений было столько, сколько мошек в воздухе; но настоящая причина так и осталась неизвестной…»^{79}

Причина разрыва — одна из тайн Людвига II, унесенная им в могилу. Предположений по этому поводу действительно было множество. Как мы уже говорили, одно из самых правдоподобных — София не смогла соответствовать тому фантастическому идеальному образу, который родился в воображении короля. Да, в реальной жизни идеалу нет места! Один близкий к Людвигу царедворец вспоминал: «Король в его идеале представлял женщину таким высшим существом, — чуть не настоящим ангелом, — которому недостает только крыльев… а первая женщина, к которой он приблизился, не подошла, видимо, под его идеал. Я сам слышал, как он раз сказал: «Wenn ich einmall heirathe, so suche ich eine Königen, eine Landes-mutter, und keine Herrin![79]»… Король объявил, что его невеста его не любит и ему не верна»^{80}.

Еще до официального разрыва помолвки, 8 октября 1867 года, в письме Козиме фон Бюлов Людвиг II уже делает попытку самооправдания, из которой становится понятно, что он всё решил: «Когда я летом часто писал моей кузине Софии о почитаемом и любимом ею Маэстро — нашем великом друге [Вагнере], — посылал ей книги, письма и т. д., ее мать из существующей между мной и ее дочерью корреспонденции узнала об этом и своим неуклюжим, недалеким умом решила, что это были обычные любовные письма. То, что речь шла о чисто духовных отношениях, эта Дракониха не могла даже вообразить, так как эти ограниченные люди всё возвышенное меряют по собственной мерке (здесь и далее курсив наш; в очередной раз обратим внимание на подчеркнутую королем разницу между любовными и духовными отношениями. — М. З.). София, расположение которой ко мне было действительно настоящей любовью, чувствовала себя глубоко несчастной, когда слышала, что я не испытываю со своей стороны ничего подобного; из умиления и откровенного сострадания к ее печальному положению я сделал необдуманный шаг к помолвке. Я знаю ее с юности, искренне любил ее всегда как родственницу, как сестру, дарил ей мое доверие, мою дружбу; но нелюбовь»^{81}.

Очень часто биографы Людвига II рисуют довольно непривлекательный портрет Софии: она, мол, не обладала и десятой долей обаяния и вкуса старшей сестры, ее любовь к музыке была не чем иным, как средством привлечь к себе внимание августейшего жениха, а на самом деле она — всего лишь недалекая и корыстная (еще бы — хотела выйти замуж непременно за короля!) жеманная барышня. Купившись на внешнее сходство Софии с Елизаветой, Людвиг был на время очарован ею, но, пообщавшись с ней более тесно, разочаровался и стал тяготиться ее обществом. А если к этому прибавить слухи, что он якобы застал принцессу в объятиях другого (то ли какого-то аббата, то ли грума, то есть конюха — тут «источники» расходятся во мнениях), то общая картина складывается, увы, не в пользу Софии. К тому же ряд биографов (к примеру, Конрад Байер, Карл Теодор фон Хайгель и Жак Банвиль) упоминают, что Людвиг в порыве гнева уничтожил портрет и бюст возлюбленной, что косвенно подтверждает слухи о ее неверности. Правда, есть и другое мнение — София стала жертвой клеветы.

Еще говорили, что отец Софии, герцог Максимилиан, начал настаивать на ускорении свадьбы, прямо поставив вопрос: «Желает ли король назначить окончательный срок или возьмет свое слово назад?» Людвиг, не терпевший любого посягательства на свою свободу, тут же ухватился за предоставленную ему возможность, разорвал помолвку и отправил Софии письмо со словами: «Твой жестокий отец разлучил нас».

Скорее всего, дело обстояло намного проще и прозаичнее: Людвиг не только понял, что София не соответствует его идеалу, — он был попросту не готов нести бремя брачной ответственности. В фильме «Ирония судьбы, или С легким паром» Женя Лукашин говорит: «Но как представлю, что она будет вечно мелькать у меня перед глазами туда-сюда, туда-сюда…» Людвиг искренне поверил, что в лице Софии встретил свой идеал, мгновенно воспламенился, но так же мгновенно остыл. Он представил себе, что «она будет вечно мелькать перед глазами», и банально испугался. Лукашин в такой ситуации сбежал в Ленинград. Королю бежать было некуда. Он сначала малодушно оттягивал свадьбу, а затем стал хвататься за любую соломинку, чтобы и вовсе ее расстроить. Потому и называется столь много противоречащих друг другу причин разрыва — настоящая-то причина была не в невесте, а в женихе. Эту версию косвенно подтверждает письмо, написанное Людвигом Софии сразу после расторжения помолвки: «Если ты в течение года не найдешь человека, с кем могла бы быть счастлива, тогда мы можем пожениться, если ты этого захочешь». Таким образом он заглушил угрызения совести. Трудно представить, чтобы Людвиг написал подобное, если бы действительно застал принцессу с другим.

София не заслужила того, чтобы муссировать столь оскорбительную для ее памяти сплетню. Она и так была несчастлива. Оставим за рамками нашей истории действительно имевшую место романтическую влюбленность юной принцессы в мюнхенского фотографа Эдгара Ханфштэнгля (Hanfstaengl; 1842–1910), не принесшую ей ничего, кроме горя. Если она и изменяла жениху-королю, то лишь мысленно… В 1868 году София, фактически по настоянию родных, вышла замуж за Фернана де Бурбона Орлеанского, герцога Алансонского (1844–1910), внука французского короля Луи Филиппа. Сказать, что брак оказался неудачным, — значит не сказать ничего. Но все страдания, которые ей пришлось пережить, лишь укрепили ее. Чистая и мудрая душа Софии нашла подлинное отдохновение в благотворительности. О ее щедрости и бескорыстии ходили легенды. Из жизни она ушла, словно героиня эпической драмы: погибла 4 мая 1897 года во время пожара на благотворительной ярмарке в Париже, твердо решив, что не будет спасаться до тех пор, пока с ее помощью не избегнут смертельной опасности все, до последнего человека.

Кстати, вскоре после гибели Софии, 10 сентября 1898 года, на набережной Женевы смертельный удар в сердце, нанесенный анархистом Луиджи Лукени, сразил ее сестру Елизавету Австрийскую. В свое время, сразу после похорон своего сына принца Рудольфа, покончившего с собой в замке Майерлинг, Елизавета сказала: «Я хотела бы умереть от небольшой раны в сердце, через которую улетит моя душа. Но я хочу, чтобы это произошло вдали от тех, кого я люблю». Ее желание полностью исполнилось…

Так ушли из жизни две главные возлюбленные в жизни Людвига II. Судьбы всех «вершин» этого своеобразного «любовного треугольника» на время пересеклись, а потом разошлись. И каждый из них до конца своих дней остался по-своему одиноким. Надо ли говорить, что Людвиг II так никогда и не женился?

И здесь мы подходим к одной довольно щекотливой теме, которую не имеем права обойти молчанием.

Общим местом является утверждение, что Людвиг II был гомосексуалистом. Достаточно вспомнить уже называвшийся нами фильм Лукино Висконти, где этой сюжетной линии уделено едва ли не основное внимание. (Правда, необходимо учитывать, что Висконти выражал в своих произведениях в первую очередь собственные внутренние переживания, поэтому его Людвиг имеет гораздо большее отношение к личности режиссера, чем к своему реальному прототипу.) Если принять эту точку зрения, становится вполне объяснимо странное на первый взгляд отношение короля к женщинам. Но всё не так просто…