– Я смогу. Если надо, я ползком поползу.

Разумеется. Разве мог Томи ответить иначе? Порывистый, решительный, готовый пробивать головой стены, он даже не подумал о том, что будут чувствовать другие, глядя на то, как он убивает себя. И ради чего? Ведь только Дамир точно знает причину, по которой сбежал, и что он собирается делать дальше.

В свою очередь Ариэль точно знал, чего он делать не собирается. И другим не позволит. И собирался настоять на своём – ради Томи, ради Кая и ради себя самого.

– Да, ты очень сильный, – со всем уважением к чувствам брата сказал он Томи, – и многое можешь даже сейчас, когда едва встал на ноги после болезни. Но я не могу тебе позволить убить самого себя. Я не могу тебя потерять. Эту цену за свободу я не стану платить. Да и разве мы знаем, куда он отправился? Кай прав: пора нам уже принимать в гости удачу. Может, у исчезновения Дамира вообще не будет последствий.

Томи принялся спорить, но Ариэль твёрдо стоял на своём: риск погибнуть в горах, сорвавшись с обжитого места зимой, превышал тяжесть любых возможных последствий того, чтобы оказаться преданным в руки мужей. Его супруги не станут никого из беглецов убивать – оказавшись от них так далеко, Ариэль успел многое вспомнить, о многом поразмыслить. Он не ждал от них, если им доведётся встретиться, даже жестокости. Возможно, ему придётся выслушать несколько резких слов, но его и братьев точно не станут пытать. Ариэль, разумеется, не пророчествовал, он всего лишь верил в свой ум и характеры, которые успел узнать. Люцифер, как и Рамиэль – по существу своему – благородные люди.

Томи их видел с другой стороны решётки душной и вонючей королевской темницы – и спорил до хрипа.

Ни Томи, ни Ариэль не желали друг друга услышать – стояли на своём, как две скалы, и, наверное, ужасно рассорились бы, если б не вмешательство Кая. Он нашёл те слова, которые, вот уж чудо, почти сразу прервали затянувшийся спор.

– Томи, не только ты ослабел из-за болезни, – сказал Кай. – Посмотри сам, какой наш брат бледный. Ариэль плохо ест и много работает. Он так и не выздоровел полностью. Перенёс болезнь на ногах, и вот результат. Вам обоим нельзя отправляться в дорогу.

Томи закусил губу, качая головой в безмолвном «нет-нет-нет». Но с фактами не стал спорить.

– Именно так. Я тоже не выдержу такой трудный путь, – Ариэль спокойно признал то, что так долго скрывал, но так и не сумел обмануть остроглазого Кая. – Без лошадей, без поклажи, с маленьким запасом еды, мы замёрзнем в снегу, даже не добравшись до подножья горы. Зачем убивать себя самим? Дамир может захотеть отомстить, может привести с собой тех, кого мы не ждём. Если это случится, тогда и будем решать, что с этим делать. Другого выхода у нас всё равно нет.

Они пришли в замок в самом начале зимы, а с той поры минуло столько снежных дней – не сосчитать. Дорога давно погребена под толщами снега. Пройти по ней по силам только Дамиру. Не Томи, едва вставшему на ноги. И Кай прав – те дни в темноте не прошли для Ариэля даром. Он всё ещё чувствовал себя истощённым. Ел как следует, тут Кай ошибался, но нельзя не признать – уставал слишком быстро.

Ариэль не представлял, как выдержит спуск с горы, боялся его. Слишком хорошо помнил подъём, чудовищную усталость, дрожь тела, волны дурноты, невольные слёзы. Он тогда так устал, что едва-едва добрался до устроенной Каем постели. Но тогда он мог похвастать хорошим здоровьем, а сейчас – лишь его крохами.

Там, в бесконечной темноте, в нём что-то будто надорвалось. С тех пор он не чувствовал себя таким сильным, как прежде. Он изменился не в лучшую сторону. Зеркало подсказывало, что даже черты лица стали как будто иными. Ариэль будто истончился, стал больше походить на омегу. Фер бы, наверное, сказал, что он стал ещё красивей. Он так и сказал как-то во сне – и Ариэль всё не мог позабыть, как принимал комплименты без возражений и споров, лишь волновался отчаянно, почти до дурноты.

Он чётко помнил лицо Фера – смотрел ему прямо в глаза, тёмные, обжигающие, как чёрное пламя. Слышал голос – глубокий, низкий, чуть хрипловатый, льющийся в уши, как яд.

– Ты раскрываешься, словно изысканный нежный цветок. Твои глаза блестят, будто капли росы на рассвете. Твои губы манят, обещают тот самый нектар, которым питаются боги. Почему я не могу прикоснуться к тебе? Ты мучаешь меня так жестоко…

Кто бы говорил о жестокости, боги! Но в том, что Ариэль видел во снах, было глупо обвинять кого-то, кроме него самого. Он и винил только себя, пытался выбросить из головы глупые мысли, но образ Фера из сна оставался незабываемым. Что-то в нём было живое, искреннее, настоящее – придуманное им самим, разумеется.

Он так устал. Он так хотел, чтобы его жизнь протекала иначе. Без этих волнений, без тюрем и снега, забравшего у мира все краски, кроме одной – бесцветной. Без страха, въевшегося, казалось, в само его существо. Без ожидания катастрофы.

Он так хотел вести спокойную жизнь, радоваться хорошей погоде, быть в окружении семьи, наслаждаться всем, любой мелочью, к примеру, вкусной едой.

– Съешь что-нибудь, Эль, – сказал Кай, будто прочитал его мысли.

Красивое объяснение, но на самом деле у Ариэля живот громко, голодно заурчал. Что-нибудь съесть даже очень хотелось, и при этом от мысли откусить кусочек лепёшки всё сжималось внутри. Он так бесконечно устал, от всего, от принятия сложных решений. И он, честно, больше не мог, не хотел куда-то идти, бежать и скрываться, рисковать жизнью братьев. Всё бесполезно. И даже если Дамир сейчас направляется прямо в столицу с доносом, то как, всё узнав, поступят Рами и Фер? Вряд ли вновь бросят в тот каменный мешок, а остальное пережить легче.

– Мы останемся здесь и будем жить как живётся, – подвёл итог Ариэль.

– А если я окажусь прав, и Дамир сообщит, где ты находишься, твоим мужьям? – спросил Томи. Судя по тусклому голосу, он тоже страшно устал. Бледный и до того, цветом лица сейчас он испугал бы саму смерть.

Ариэль вновь вспомнил чёрный каменный мешок без еды и воды, пожал плечами.

– Хуже, чем было, уже не будет. Плохо, если Дамир остался где-то здесь, чтобы отомстить. Хорошо, если у его исчезновения есть какая-то иная причина. В любом случае мы останемся здесь.

– Но с этого дня ты везде ходишь с оружием, – сказал Томи, к удивлению Ариэля, перестав спорить. – И лучше, чтобы ты не оставался один. Я или Кай должны всегда быть рядом с тобой. Хорошо, Эль? Хотя бы так позаботиться о себе ты позволишь?

Ариэль несколько мгновений раздумывал, затем кивнул.

– Давайте, наконец, поедим, – сказал он. – Кай столько приготовил и стол накрыл, а мы сидим здесь, и еда стынет.

– Уже остыла совсем, но я могу подогреть, – предложил Кай.

– Если ты собираешься идти на кухню один, то не нужно, – тотчас ответил Томи. – Мне так жаль, что я пока не могу пойти вместе с тобой.

– Но ты сможешь, если съешь эту кашу. Не сразу, но она поможет. – Кай подошёл к Томи. – Давай я тебе положу. И ты всё съешь, до последнего зёрнышка.

– Ты снова приготовил серую гадость?

– Я добавил в неё сушёные яблоки и поджаренные семечки тыквы. Теперь она не так плоха, чтобы называть её гадостью. Я очень старался. Не обижай меня, съешь всё и улыбнись.

Томи удержал Кая за руку.

– Мне уже намного лучше, – отставив в сторону шутливый тон, сказал он. – Совсем скоро я встану на ноги и буду вам помогать.

Ариэль отвернулся. За окнами падал снег, торжественно спускался с небес огромными хлопьями. Глаза пекло.

– Мы со всем справимся, – сказал он, когда смог говорить. Сказал невпопад и, возможно, не стоило показывать всем свою слабость, но получил самый лучший ответ из понимания и поддержки:

– Конечно, мы справимся. Мы всё это переживём. И ещё будем счастливы.

– А твой дорожный сюртук, Золушка, я сожгу, – добавил Кай, и Томи хрипло рассмеялся. – Я серьёзно. Мы все сегодня начинаем новую жизнь. Больше не выживаем – живём. И Ариэль в честь этого славного дня съест серой гадости с добавлением яблок побольше.