Ариэль легко смог представить цепь, кандалы, какого-нибудь несчастного, ждущего суда правителя в этом каменном мешке без единой надежды на побег.

– Скорее всего, здесь держали преступников перед судом барона, – сказал Ариэль, убедившись, что искать здесь больше нечего.

– Да, – меланхолично ответил Томи. – Самим нам отсюда не выбраться, никаких шансов. Мы умрём с голоду, и Кай останется совсем один. Будет прятаться от горгулий и каменных стражей, или попадётся, и закончит точно так же, как мы.

– Или придёт человек, который смотрит за этим замком, и нас освободит.

Томи хмыкнул.

– Я не чувствовал присутствия людей. Здесь никого нет.

Это было заведомо жестоко, но Ариэль сказал:

– Ты и от големов угрозы не почувствовал. Перестань думать о плохом, ты не можешь всё заранее знать.

– Не могу, но должен был быть осторожнее. Мы попались в ловушку, словно слепые щенки.

– Две горгульи – уже слишком много для провинциального замка. Мы никак не могли ожидать, что статуи внутри тоже окажутся зачарованными.

Ариэлю надоело пытаться найти выход там, где его не было, и он уселся, вытянув ноги, затылком опираясь о стену. Так голова болела немного меньше. Глаза должны были привыкнуть к отсутствию света, он хотел бы хоть что-то увидеть, но тьма оставалась неодолимой.

– Мы ведь видели их, – продолжил укорять себя Томи. – Должны были хотя бы предположить, что это возможно.

– Магов, способных сотворить подобных по силе големов, крайне мало. Было бы много, мы бы отправляли в бой каменных солдат вместо людей, побеждали бы бескровно. Да и защитники такие везде бы стояли. – Ариэль закрыл глаза, вздохнул. – Они двигались стремительно, будто люди, даже быстрее обычных людей. Напали на нас, когда мы никак не могли этого ждать.

– Они могли быть зачарованы оживать, только когда открывается дверь главного зала, – сказал Томи.

– Магия с условиями – не для простого грубого камня такого размера. Чем грубей и крупней артефакт, тем примитивнее его магия. Ты же помнишь западные врата? Они рычали на всех, кто в них проходил, пока магия не развеялась. И её не стали обновлять, потому что даже самый тупой стражник оказался умнее заколдованных врат. А здешние големы – хитрые, быстрые, умные. Они оставались неподвижными, поджидая удобный момент, чтобы напасть. Проявили выдержку, хитрость. Они знали, что делают.

Да, за то, что случилось, Ариэль должен был винить только себя. Он ведь видел горгулий, как живо они себя вели, как встряхивали крыльями, как копались в снегу – будто настоящие птицы. А он радовался тому, что удалось их обмануть, но не задумался о причине, по которой им пришлось обманывать настолько живых мёртвых созданий.

– Тот, кто их сотворил, напитал их не только магией, – подвёл итог Ариэль.

Томи наконец понял, о чём шла речь.

– Ты хочешь сказать, что в этих статуях заключены души людей?

Ариэль мысленно ещё раз вернулся в те несколько мгновений – ярких и ужасающих. Когда воины сошли с постаментов, их прежде спокойные лица исказились, будто от ярости, жажды крови и желания убивать. Даже заколдованный камень не мог гневаться, нет – в отличие от человека, заключённого в камне.

– Мне так кажется, да. Помнишь, как горгульи потягивались и встряхивались, освобождаясь от снега? Вели себя точь-в-точь будто птицы. Скорее всего, в них и заключены души птиц.

– Или сторожевых псов, – подхватил Томи. – Помнишь, как они бросились загонять Живчика в конюшню? Они не пытались лететь. Крылья им, скорее, мешали.

Он перебрался поближе, сел рядом.

– На такое способен только сильный маг, да?

– Да, – коротко сказал Ариэль.

Кто бы ни сотворил этих големов, этот человек был опасней их всех. Только очень сильный и беспринципный маг отважился бы попрать тысячелетние заветы предков ради временной выгоды. Ведь такая магия запрещена не просто так. Лишённая райской вечности душа со временем теряет разум, не имея источников радости, в бесконечном заточении – озлобляется, становится опасной не только для врагов создателя, но и для него самого.

Такие ритуалы чрезвычайно опасны. И столь же редки, слава богам.

Ариэль осторожно коснулся той части головы, где болело сильнее всего: под пальцами нащупал не только вспухшую шишку, но и липкую влагу.

– Если эти големы находятся в таком состоянии много лет, то нам ещё очень повезло, что они нас не растерзали.

Как быстро заключённая в предмет душа теряет человечность, Ариэль не знал. В книгах об этом не писали, но он мог предположить, оценив собственный опыт. Прошло совсем мало времени, но стены, темнота и полная беспомощность уже давили на него немилосердно. Сколько времени потребуется, чтобы он в отчаянии начал бросаться на дверь и бессмысленно кричать, срывая голос? Вероятно, не слишком много. Но его будет мучить в первую очередь терзаемое голодом и жаждой тело. Страдания души протекают иначе…

Но не стоит их приближать, размышляя о подобных вещах.

– Возможно, здесь и правда кто-то живёт или жил совсем недавно, – признал Томи. – Я не должен был утверждать, что вокруг нет людей.

– Людей и не было, – возразил Ариэль.

– Но угроза была, а я её совсем не почувствовал. А теперь там Кай, он один и…

Ариэль обнял Томи одной рукой и притянул его к себе.

– Кай спрячется так, что никто его не найдёт. Ещё нас отсюда вытащит.

Томи тяжело вздохнул и промолчал.

Говорить о том, что подобные надежды – безумие, никто не стал.

– Наш Кай не промах. Хочу верить в то, что он сам спасётся или нас спасёт, – сказал Томи, одним этим признавая, в каком он отчаянии.

Ариэль наклонил голову на бок, вздохнул.

– Ложись головой ко мне на колени, – предложил ему Томи. – А я пока посторожу. Поспи. Если что-то случится, то я тебя разбужу.

– Хорошо.

Они не стали говорить о том, что, скорее всего, случится. В каменном мешке, в пустом замке, охраняемом големами, их, скорее всего, ждала голодная смерть. В их положении оставаться наивными, хранить надежду на чудесное спасение как можно дольше – не худший выбор.

– Ты спишь? – спросил через время Томи.

Ариэль не ответил. Он смотрел прямо перед собой и видел лишь черноту. Он попробовал мысленно пожелать Феру и Рами хороших снов и всяческого благополучия, но слова остались только словами, успокоения не принесли.

Полная темнота сделала воображение живым и ярким. Ариэль будто вживую увидел лицо Фера. Зажмурился и попробовал представить лицо Рами, его насмешливую улыбку. Голова ужасно болела, слёзы щипали глаза.

– Помоги, – прошептал Ариэль одними губами, обращаясь к тому, кто смотрел на него без улыбки строгим, тяжёлым взглядом. – Пожалуйста, помоги, – беззвучно просил он и другого, смешливого. – Помогите нам.

Ариэль замолчал, когда Томи начал посапывать.

– Пожалуйста, – взмолился он в отчаянии, с силой надавливая на кольцо, царапая его ногтями.

Конечно же, ни Рами, ни Фер не могли услышать его зов. Но в глубине души пряталась крохотная искра глупой, наивной надежды. Она то ярко сияла, то совсем угасала в стоящей кругом беспроглядной ночи.

– Помоги, Фер, – просил Ариэль, глядя воображаемому Феру в глаза. – Услышь меня. Помоги. Я в твоём доме. Спаси нас!

Но Фер его будто не понимал. Даже в воображении не желал слушать. И Ариэль принялся уговаривать его вслух. Чего только ему ни наговорил – пока не осознал, что, как безумец, бормочет во тьме, рискуя разбудить Томи.

Томи спал, и Ариэлю больше не перед кем было притворяться сильным и верящим в хороший исход их безнадёжного положения. Он сжимал кулаки, стискивал зубы, кусал себя изнутри за щеку – и всё равно плакал.

Милосердные боги, за что?

Глупостью и самомнением он всё-таки погубил своих братьев.

Боль приносила страдания, голод и жажда – слабость, безнадёжность их положения ввергала в отчаяние. Ариэль и Томи говорили всё реже, берегли силы, старались больше спать или хотя бы лежать без движения. Рана на голове Ариэля покрылась коркой засохшей крови, плечо, куда пришёлся удар, опухло и ныло. Терпимо, не так и страшно, но, увы, в довершение случившихся бед пришла лихорадка, причём не к одному, а к двоим. Ариэль поначалу скрывал своё незавидное состояние и не сразу заметил, как горячи стали руки брата – подхваченная в королевской темнице болезнь вернулась в самый неподходящий час. Будто мститель, поджидала в засаде, чтобы ударить больней.