‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Собственник до мозга костей.

Это был самый неловкий ужин в моей жизни, но он, можно сказать, и задал тон всем нашим дальнейшим взаимоотношениям. Рулил парадом Соколовский-старший. Из окопа ему неустанно подкидывала патроны верная Тамара. Эта парочка включила семейственность на полную катушку и отыгрывала свои роли на пять с плюсом, учитывая, что остальные участники скандальной пьесы продолжали находиться в молчаливых контрах. Соблюдали, так сказать, вооруженный нейтралитет.

Степа очень неприязненно относился к Матвею. Категорически отказывался от официального признания отцовства. Избегал общения. Не принимал никакой финансовой помощи.

Признаться честно, я была горда сыном, как никогда.

Естественно, мне было страшно, что звездный чемпион мира, обладатель титулов и миллионов затмит такую простую меня в глазах сына. Соблазнит моего неискушенного излишествами мальчика открывающимися возможностями и богатством. Но Степа, казалось и вовсе доходил до крайней степени раздражения всякий раз, когда Матвей предлагал ему деньги или подарки.

А Соколовский уж и не знал, на какой, как говорится, козе подъехать к капризному ребенку.

В общем, время шло, а отношения между сыном и отцом, мягко говоря, не клеились. Возликовавшая на первых порах эгоистичная душа матери-одиночки, что по-прежнему не готова делить внимание и любовь сына, постепенно угомонилась, осознавая, что подобное ревнивое отношение в корне неправильное.

Стоило ведь уже осознать, что близок тот возраст, когда Степу необходимо будет выпустить из-под материнского крыла. Уже сейчас пора начинать готовиться к этому. Но сердце сжимается, страшась бесконечного одиночества, предчувствуя свой самый большой ужас — расставание.

Оно отчаянно вопит во все горло — этой мой мальчик! Мой и только мой! Это я его родила. Я его вырастила. Он — все, что у меня есть. Мой сын! Он должен быть только со мной и любить только меня! Остальные не достойны этого!

Но постепенно все эти иррациональные глупые страхи улеглись. Не исчезли, нет. Но заметно уменьшились. Некоторые и вовсе сузились до микроскопических размеров.

А еще я не могла не замечать, насколько сильно Степу притягивал к себе дед. Даже Тамара как-то в телефонном разговоре отметила, что Игорь Михайлович очень раздобрел с появлением внука, стал мягче и гораздо сентиментальнее, хотя, казалось бы, с чего вдруг, ведь Степа такой же мальчик, каким когда-то был и сам Матвей. Но, видимо, определенные чувства и мысли иногда приходят только с возрастом. А я все чаще ловила себя на мысли, что жалею о том, что в том проклятом благодарственном письме действительно ни разу не написала слово «внук».

Матвей, надо признать, тоже включил на максимум все свое обаяние. Причем оно распространялась не только на Степу, но и на меня. С чего-то вдруг Соколовский-младший решил, будто судьба дает нам второй шанс. И мы непременно обязаны им воспользоваться.

Совру, если скажу, что не думала об этом. Но, чем больше Матвей чудил и оказывал мне знаки внимания, тем отчетливее приходило осознание, что ровным счетом ничего к нему не чувствую.

Сначала он для чего-то подарил мне куклу. Вернее две. Долго мялся, что-то мямлил, а потом сунул в руку две ярко-фиолетовые коробки, из которых на меня смотрели два большеглазых колобка на субтильных шарнирных телах в футуристической блестящей одежде.

— Это Поппи Охэйр, — с какой-то затаенной гордостью произнес Матвей, странно поигрывая бровями, — Я заодно и сестрицу ее прикупил — Холли Охэйр. Консультант в детском мире заверил, что это коллекционная серия.

Это было очень смешно, но боясь ранить хрупкое достоинство Матвея, я тактично поблагодарила за столь необычный подарок, уже понимая, что он явно что-то напутал.

Следующим его подарком была дорогущая ручка Паркер. Перьевая. Золотая. Я долго отпиралась от еще более бесполезного подарка, нежели куклы, но Матвей, сияя, как начищенный пятак, категорично отказывался забрать ручку обратно, неся какую-то ахинею о том, что мечты должны сбываться.

Чьи именно мечты должны сбываться уточнять я не стала.

Зато Степа, узревший «комплименты» Соколовского, буквально сложился пополам от смеха, пересказывая мне диалог, состоявшийся некогда между ними. В груди щемило от внимательности сына. Оказывается, о кукле — довольно странной мечте для взрослого человека — Степе рассказала еще моя мама. В детстве я совершенно не увлекалась ни барби, ни пупсами, что было удивительным событием для любой девочки. Эта страсть настигла меня уже в довольно зрелом возрасте — в двадцать один год. К тому времени нормальные люди навсегда обычно прощаются с детством, тогда как я в него впала.

Поппи Паркер — фэшн кукла от американского бренда Integrity toys, разработанная Джейсоном Ву, запала мне в душу с первого взгляда. Однако, заоблачные цены и косые взгляды окружающих, застававших меня за просмотром фотографий коллекционеров-кукольников, вынудили меня задвинуть эту свою мечту куда подальше.

Взрослый же человек, в конце-то концов. Не до игр.

Хотя, стоит признать, играть в нее я и не собиралась. Просто Поппи Паркер казалась мне самой прекрасной на свете. И разве это не так, раз уж даже я, не интересовавшаяся куклами даже в детстве, совершенно влюбилась в эту томную блондинку? Я бы просто смотрела на нее и восхищалась.

Но, стоит признать, таким увлечением не каждому похвастаешься. В лучшем случае тактично промолчат, а то и у виска покрутят.

Теперь же, когда настоящая цель Матвея оказалась ясна, его подарки не казались такими уж странными, зато еще более смешными. Естественно, он ничего не мог знать о коллекционных лимитированных куклах. Он услышал знакомые слова, запомнил, но в голове его все перемешалось. И конечно же в Детском мире (где кукол бренда Integrity toys купить нельзя) консультант всучила ему парочку модных монстров. Ручка Паркер столь смешной не казалась, но только потому, что была уж очень дорогая.

Не удержался Степа от подколок и во время следующего визита отца. Тот жутко раскраснелся, чего я от него совсем не ожидала и, стыдливо извинившись, обещал исправиться, несмотря на все заверения, что никаких подарков мне не надо.

Потому что ничего, абсолютно ничего не отзывалось внутри меня на все его ухаживания, комплименты и подарки. Никакие отголоски былых трепетных эмоций не будоражили душу. Тело не реагировало особенными электрическими импульсами на прикосновения. Голос более не вызывал фонтан мурашек. Нет. Все было даже гораздо хуже, потому что самым неожиданным образом Соколовский вызывал во мне тоску по другому совершенно невероятному мужчине. Мужчине, отношения с которым едва не стоили мне сына.

Степа презрительно фыркал и закатывал глаза всякий раз, когда рано утром очередной курьер приносил то цветы, то корзину фруктов, то свежую выпечку из пекарни. Никаких записок в данных презентах не содержалось, но они и не требовались. И я, и сын точно знали, кто стоит за всей этой кутерьмой.

Пожалуй, Матвей выбрал неверную тактику. Он быстрее добился бы расположения сына, если бы не демонстрировал свой интерес в отношении его матери. Я же, как могла, старалась соблюдать нейтралитет, не трепеща от каждого букета, но и не выказывая резкого негатива. На самом деле ситуация виделась безвыходной.

С одной стороны если начать благодарить Соколовского, то выйдет так, что я признаю, что получаю удовольствие, а это в свою очередь может быть расценено, как сигнал к дальнейшим действиям в развитии отношений, а Степа совершенно против подобного расклада (впрочем, как и я сама).

С другой стороны, если начать скандалить, то и без того напряженные отношения между отцом и сыном и вовсе скатятся в бездну противостояния. В общем, и так и так — одни проблемы от ухаживаний Матвея. И чтобы не накалять обстановку я молча принимала доставку у курьера как что-то само собой разумеющееся, будто сама ее заказала, и не делала из этого какого-либо великого события.