– Ты не мог бы отпустить меня? – хрипло проговорила она.

Встав перед Честити, я машинально заправил ей локон за ухо и ощутил укол в сердце.

Ее прекрасные глаза блестели от слез. Красные полосы, пересекавшие нежные щеки, смотрелись неправильно.

– Что случилось? – спросил я, понизив голос.

Я не понимал причины, но в моем голосе слышалось неподдельное беспокойство. При виде Честити, находящейся в таком смятении, я ощутил скребущую внутри тревогу.

– Ничего, я просто простудилась. Пожалуйста, дай мне пройти, – взмолилась она, попытавшись обойти меня.

Однако я не позволил ей и обхватил за плечи, уводя с пути в укромный уголок.

Честити закатила глаза, но позволила мне увести ее, прежде чем вырвалась из моих рук. Вытерев слезы, она то ли фыркнула, то ли икнула, а потом рассмеялась.

– О Господи, я не в себе, – усмехнулась Честити. Но как-то неестественно. Я видел настоящую боль в ее глазах. Однако подобное было для меня в новинку. Мама всегда скрывала свои эмоции, кроме того случая, когда Робби...

– Я устала быть собой, понимаешь? Все это ожидание. Когда я смогу выйти на воздух и перевести дух? – простонала Честити, возвращая меня в реальность и уводя от призрака Робби.

Я ничего не ответил, позволив ей выплеснуть эмоции.

– Мой отец всегда во власти своих желаний, но от меня ждет того, чтобы я стала какой-то машиной, ни разу не дав воли чувствам, понимаешь? – продолжила она, расхаживая взад-вперед.

Честити ухватилась за ткань блузки чуть ниже груди, а потом опустила руку, но тем самым привлекла мое внимание к своему декольте.

– Я просто хочу хоть раз хорошо провести время, не беспокоясь о том, что это станет ему известно, – фыркнула она, внезапно остановившись и уставившись на меня.

Ее взгляд стал практически непристойным, а сияющие глаза исследовали каждый мой дюйм, довольно долго задержавшись на члене. Потом Честити подняла взгляд к моим губам.

От ее пристального внимания по коже побежали мурашки. Это было неожиданно и чертовски возбуждало.

В следующий миг, совсем сбив меня с толку и застав врасплох, Честити кинулась ко мне. Прежде чем я успел понять, что, черт возьми, произошло, ее мягкие полные губы накрыли мои, а пальцы запутались у меня в волосах. Честити прижалась к моей груди, скользнув теплым языком мне в рот.

Ласки были торопливыми, грубыми, неопытными. Чертово совершенство.

Сладкий аромат цветущих яблонь стал обволакивать меня, окутывая в кокон. Я обнял Честити и прижал к стене, став пожирать ее губы, покусывать и ласкать. Член затвердел, требуя, чтобы я вдавил его ей в живот. Внезапно Честити напряглась, а потом положила руки мне на плечи и оттолкнула.

Я отстранился, голова кружилась от вожделения, а дыхание было неровным. Я готов был трахнуть Честити прямо тут, в коридоре.

Ее красные опухшие губы дрожали, а ресницы трепетали над дико поблескивавшими от желания глазами.

– Прости. Боже мой, о чем я думала? – воскликнула Честити. – Это было... – она нахмурилась.

– Чертовски возбуждающе? – предложил я.

– Это было ошибкой, – снова посмотрела она на меня.

– Прекрасной ошибкой, – парировал я, проведя языком по губам.

– Ты не должен проговориться ни единой живой душе. Пообещай мне.

– Что?

– Обещаешь? – повторила Честити более настойчиво.

– Кому какое дело? – усмехнулся я, но Честити прищурилась.

– Я не хочу быть одной из твоих побед, – почти рыкнула она, скрестив на груди руки, а потом ушла.

И кому, черт возьми, я мог рассказать об этом?

По возвращению домой меня приветствовали пронзительные и фальшивые стоны. На полу кабинета на чем-то вроде брезента лежала обнаженная женщина.

Что за чертовщина?

Я подошел ближе и остановился. Над головой блондинки стоял отец и держал свой член. Через мгновение он начал на нее мочиться, а женщина втирала это в себя, как нектар богов.

Что за бред? Какая мерзость. Отец всегда казался мне таким чопорным и приверженцем классики. А теперь я не знал, как избавиться от этого образа в голове. Лучше бы он не занимался подобным дерьмом с моей мамой. Гребаный извращенец.

– Ко мне скоро придут друзья, так что если сможешь закончить с этим или хотя бы закрыть дверь, будет здорово, – проворчал я, закатив глаза. Бросив ключи на стойку, я проигнорировал визг поскользнувшейся блондинки, попытавшейся встать.

Мне бы даже было над чем посмеяться, не будь это нашим семейным домом, и не занимайся он подобным в кабинете матери.

Его кризис среднего возраста набирал обороты.

Я схватил коробку с соком и сел на диван в гостиной, наблюдая, как женщина, похожая на его бывшую секретаршу, быстро одевалась, спеша уйти.

Натянув на себя брюки, отец вышел ко мне в гостиную, встав перед диваном. Его лоб прорезали морщины, скопившись и в уголках глаз. Я ненавидел то, как походил на него. Мне вовсе не хотелось иметь с ним внешнее сходство.

Он упер кулаки в бедра. Тактика запугивания. Мудак.

– Нам нужно поговорить.

Я склонился вперед, уперев локти в колени.

– О том, что ты трахаешь шлюх в доме моей матери?

– В моем доме, – рявкнул он.

Отец был жалок. Он получил его после развода, но этот дом всегда останется для меня материнским.

– Привыкай видеть здесь Мелиссу. Она не какая-то интрижка и уж тем более не шлюха.

Мелисса. Значит, это и была бывшая секретарша, мать вашу.

– Как скажешь, – едва не выплюнул я, поднимаясь на ноги.

Рванув вперед, он схватил мою коробку сока и зашвырнул в противоположную стену комнаты.

– Ты научишься уважению, Рэтт. Меня уже тошнит от твоего пренебрежительного дерьма, – прошипел отец.

Уважению? Да он, должно быть, под кайфом, раз решился обвинить меня в подобном, когда сам был олицетворением позора. Единственное имя, о котором шептались за спиной, руша репутацию нашей семьи, принадлежало ему.

Он трахал шлюх вдвое моложе него и изменил жене с секретаршей.

Ему было плевать на мою мать, на меня, на память о сыне. С тех самых пор он ни разу не заговорил о Робби и не навещал его могилу. Он вообще думал о нем? Приходил ли Робби к отцу каждый раз, когда он закрывал глаза, как происходило со мной?

– Ты вообще меня слушаешь?

«Нет».

– Я отношусь с уважением к людям, которые этого заслуживают, – проскрежетал я, кровь пульсировала по венам подобно взбесившемуся току.

Я видел, что отец пошел на меня, но потом все произошло слишком быстро, чтобы мне было под силу это предотвратить. Его кулак врезался мне в челюсть, и я отшатнулся.

Это не первый раз, когда он меня ударил. Но впервые с тех пор, как я стал достаточно большим. И раньше он не использовал полностью сжатый кулак.

Я напрягся, в голове творилось что-то невообразимое. Словно бомба замедленного действия, наконец, достигла нуля на таймере. В следующий миг я напал на него.

В его глазах отразился шок, прежде чем мое плечо врезалось ему в живот, сбивая его с ног.

Мы с размаху влетели в деревянный пол, отчего из легких вышел весь воздух. Я приподнялся, готовый обрушить на него шквал ударов, но остановился, поняв, что он не двигался.

Его глаза закрылись... и все, черт возьми.

Что произошло?

Оттолкнувшись от пола, я отступил, ища у отца признаки жизни.

«Да что случилось, мать вашу?» Пульс зашкаливал, а через мгновение у меня свело живот.

Из-под его головы сочилась кровь, походя на пролитое вино.

«О черт. О черт. О черт».

Этого не могло быть.

Как? Я даже ни разу не ударил его.

Кровь все продолжала растекаться, и в глубине души появился страх. «Я убил его».

Мне стало дурно, и я едва успел добежать до туалета, прежде чем расстался там с обедом.

«Я убил его».

«Я убил его».

«Черт».

«Черт».

Дрожащими руками я достал сотовый и позвонил единственному человеку, на которого мог положиться.