— Не вижу смысла платить ему больше, — благодушно вещал Матвеев. — Качество произведения находится только в голове автора, не в кошельке — в голове! Голодный даже лучше пишет, у него стимул есть, а сытому ничего не интересно. Деньгами автора можно удержать, чтобы не ушёл к конкуренту, но для этого он должен быть известным писателем, который хорошо продаётся.

— Во всех смыслах, — угодливо ввернула дизайнер Катя, похожая на злого пингвинёнка.

— Что вы на это скажете, Игорь Михайлович? — продолжил Матвеев, который не хотел оставаться единственным выразителем людоедского мнения. — Ну, как ведущий редактор самого крупного нашего отдела?

Тантлевский блеснул очками и ответил с важностью:

— Разнообразные аргументы автора, направленные на получение гонорара, не являются для редактора приоритетными.

— Вот это сказал, как припечатал! — восхитился Матвеев. — Вот истинный редактор-администратор! Прошу любить и учиться у него!

«А потом мы удивляемся, что нас убивают», — подумал Алексей.

— Мы любим, — негромко сказала Ната, которая всё это время неприметно стояла за спиной гендиректора. — Мы учимся.

Матвеев живо повернулся на высоком барном стуле, обнаружив её присутствие.

— А вы что думаете по этому поводу? — заинтересовался он.

— Если автора эксплуатировать, не кормить и подгонять хворостиною, он будет изработанный, истощённый и затурканный, — безо всякого выражения констатировала Ната Тишина.

— После этого его можно выкинуть на мороз. Не обязательно, а в качестве бонуса, — добавил татуированный дизайнер с дырками в ушах, имени которого Астролягов запомнить никак не мог, и про себя называл нгандонским человеком.

— А вы как считаете, Алексей Александрович? — оказывается, директор издательства помнил всех по имени-отчеству.

— Я стараюсь, чтобы и авторы были сыты, и издатели целы, — осторожно высказался Астролягов.

Матвеев с уважением посмотрел на него.

— Это Лёша по неопытности, — полез в его защиту Тантлевский. — Поработает в нашем прекрасном коллективе — заматереет.

Взгляд Матвеева на несколько секунд затуманился.

— А может и надо, — мечтательно сказал он, — чтобы в группе был хоть один гуманист… неоперившийся…

И все немедленно согласились, что это правильно и так для фирмы будет лучше.

Только Григорий оскалился и надменно просветил собравшуюся публику:

— До недавнего времени у писателей не было ничего, кроме бумаги, да изредка, печатной машинки. У них не было ни богатства, ни — часто! — в назидание он поднял указательный палец, — своего жилья. Теперь с жильём проблем нет, у всех есть компьютеры, которые одновременно и печатная машинка без переделки исправлений, и огромный справочник. Сейчас у них есть больше, чем когда бы то ни было, а хороших произведений стало меньше. Что мешает им писать шедевры, кроме отсутствия способностей?

— Какая боль для авторов, — заметил нгандонский человек. — Хорошо, что они нас не слышат.

— Это сладкое слово — «боль»! При намёке на отсутствие способностей МТА исходят на дерьмо. Их так интересно дразнить в сети, — засмеялся Григорий.

— Не боишься, что в один прекрасный момент они развиртуализируются?

— Для этого у меня есть нож, — в руке Григория появилась новая «Спайдерко Милитари», которую он раскрыл со смачным клацем.

Женщина-курица с бокалом розового коктейля в руке непроизвольно отпила и посмотрела на Григория как на высшего в иерархии клевания на птичьем дворе.

— Пойдёмте на танцы, — разрулил загоняющуюся в штопор смерти ситуацию Матвеев, и его немедленно поддержал Жорик:

— Предлагаю выпить за море и его составляющие — за домик у моря, за море здоровья и за море денег! До дна.

— До дна! — воскликнула женщина-курица.

— До дна, — одобрил Матвеев.

— До дна! — заорали дизайнеры, опрокидывая остатки.

И все пошли вслед за генеральным директором к подиуму.

— Мы продолжаем вечер самодеятельности, — заорал в микрофон пьяный Жорик. — Сейчас перед нами выступит несррааа-аавненный Гррригорий!!!

«С анекдотами или пантомимой? — потерялся в догадках Астролягов. — Или в жанре стенд-апа?» Но Григорий взял со стула гитару и тронул струны. Астролягов закатил глаза. Слушать бардовские песни от считал вторым по унылости делом после чтения стихов в прозаическом произведении, даже выступления эстрадных исполнительниц в кино не вызывают подобного раздражения, когда режиссёр заставляет смотреть их целиком, но любопытство победило, и он остался. Всё равно звуки через динамики застигли бы его и в дальнем углу кабака.

— Никаких! — проорал Григорий, ударив по струнам, тут же прижал ладонью, создав тишину, и крикнул: — Нету!

Он сорвал аплодисменты. Под одобрительные возгласы поклонился, положил гитару на стул и ушёл к бару.

«Нету!» — подумал Астролягов и заметил, что рядом с ним возвышается кобыла Лена, секретарша директора. В нём проснулся журналист.

— А вы получали угрозы? — спросил он.

— Регулярно звонят… — растянула резиновые губы в пространной улыбке кобыла. — …психи всякие.

— Даже после Вени?

— Всё время.

— Что-нибудь конкретное говорят?

— Выпускаем плохие книги, — изогнула шею кобыла, что у неё служило аналогом пожимания плечами. — Губим отечественную культуру. Русскую духовность. Заодно и Россию в целом вместе с людьми. У сумасшедших ничего нового.

— Как я люблю нашу работу, — только и нашёлся в ответ Астролягов.

Жорик объявил танцы, загремела музыка, сотрудники «Напалма» повалили к сцене. Алексей малость потерялся в толчее. Он хотел пригласить Нату, но увидел, что она забилась за свой стол, налила рюмку водки и спокойно выпила. В компании Ната совершенно не нуждалась.

Его тронули за рукав. Алексей оглянулся и увидел решительно настроенную девочку-бульдожку. Она что-то сказала и кивнула на танцпол.

— Пошли, — Астролягов запихнул свои чувства поглубже и повёл Катю к общей массе пляшущих клерков.

В мелькающих красно-синих огнях цветомузыки её некрасивое лицо даже не казалось изуродованным шрамом, а приобрело настолько великую страхолюдность, что выводила молодую женщину за пределы эстетической оценки.

— А ты… — привстав на носочки, сказала Катя, но не устояла долго, и всё остальное заглушила музыка.

Алексей на всякий случай кивнул.

Катя ещё говорила, Астролягов соглашательски тряс головой, показывая, что не игнорирует.

— Я знаю… — ясно сказала Катя в секундной музыкальной паузе, а потом колонки загремели дальше.

Алексей машинально кивнул и энергично запрыгал, но Катя осталась стоять. Лицо её асимметрично сморщилось, на глазах заблестели крупные слёзы. Расталкивая плясунов, она бросилась к уборной.