— Это Довлатов?

За его спиной скрипнул кресло. Владимир Ефимович устраивался поудобнее, негромко стуча костылями о край стола.

— А это Наум Коржавин?

— Мы встречались в Москве в семьдесят третьем, перед тем, как он уехал, — со спокойным осознанием собственного величия ответил Сахаров и пояснил, догадываясь, какую следующую фотографию увидит гость: — Рядом мы с Бродским в семьдесят втором. Тоже накануне эмиграции.

— А это Марамзин…

— Узнали?

— Я и Кушнера узнал. Встречал его однажды. Он почти не стареет.

— А те два снимка повыше, узнаёте? — с живостью заядлого охотника заинтересовался Владимир Ефимович.

— Признаться, не силён, — Алексей уже научился распознавать молодого Сахарова, но всех литературных деятелей Ленинграда в лицо не знал.

— Это я с Сергеем Вольфом и Евгением Рейном.

Над памятными снимками висели вдоль верхнего края обоев большие портретные фотографии в рамках. Астролягов отступил, чтобы рассмотреть получше. Там были женские лица. Молодые и симпатичные. Даже некрасивые были уловлены мастером в удачный момент и не вызывали отвращения. Алексей не узнал ни одной.

— Кто они?

— Окололитературные дамы. Жёны писателей. Просто девушки из компании. Вы наверняка о них слышали. А вот там, над дверью, Ольга Фёдоровна…

— …Берггольц.

— Такого снимка больше ни у кого нет. Семьдесят четвёртый год.

Астролягов обернулся и увидел, что Сахаров улыбается.

— Я в юности увлекался фотографией. Отец привёз с войны «Лейку», сам снимал и меня заразил. У меня огромный архив. Я храню память обо всех известных ленинградских литераторах, кого сумел встретить, а их было немало. Ох, видит Бог, немало. Да вы кладите рукопись на стол. Спасибо, что зашли. Присаживайтесь. С вашей помощью, будем чай пить.

— Я коньяку принёс, — застенчиво сказал Алексей.

Чай тоже пригодился. Старик скучал и был рад поболтать с новым человеком из своей среды. Он жил один, упрямо придерживаясь принципа «где родился, там и пригодился». Сын давно обосновался в Штатах, старшая дочь в Швейцарии, младшая — в Италии, а супруга поджидала на Северном кладбище, но Владимир Ефимович к ней не спешил. Он благоденствовал в привычной среде и скрашивал досуг любимым делом. Рукописи на правку ему таскали со всего города, но Сахаров мог позволить себе брать только тех авторов, которые больше нравились. Он ни в чём не нуждался. Он ничем не был занят. Прибиралась в квартире и готовила нанятая детьми домработница.

Пообщаться с человеком, в молодости нашедшим своё призвание и считающим редактуру смыслом жизни, было до чёртиков интересно.

— Я ещё Бродского правил! — заливал Сахаров, а Алексей наслаждался его откровениями.

— Любому писателю нужен редактор, даже самому грамотному.

— А как же Довлатов считал, что хорошему писателю редактор не нужен, а плохого писателя тем более не спасёт? — узнать мнение по спорному вопросу от человека, знакомого с автором утверждения лично, доводилось нечасто.

— Серёжа часто говорил глупости, — просветил Владимир Ефимович. — Такой уж был человек, хотя и безобидный. Сам-то он немало редактором поработал.

— А вы что думаете?

— Редактор необходим всем пишущим. Ошибки встречаются у каждого — человек несовершенен и ему свойственно ошибаться. Даже самый грамотный автор, вычищая текст в сотый раз, может пропустить запятую или повторение, потому что у него элементарно глаз «замылился». Увидеть его ошибку способен только посторонний. А есть типичные индивидуальные ошибки, связанные с привычкой. Ошибка автоматического набора, например, «совесткий» вместо «советский» или «кончено» вместо «конечно». У любого автора они есть. Это не страшно и не позорно. Реже, но всё равно часто, исправлению подвергают неумение выражать мысли, являющееся особенностью автора.

— Зачем их тогда печатать? — воскликнул Алексей.

— Книги-то надо выпускать, — старый редактор был благодушно настроен к авторам и литературному процессу. — Хороших писателей раз-два и обчёлся, а людям нравится читать, вот и дайте им множество книг во всём желаемом разнообразии. Нельзя быть идеалистом в издательском деле. Максимализм эстетствующих убивает почище газовых камер. Люди грешны. Мы их исправляем. Рефлексировать по поводу правки нечего. Мы были и будем. Даже Ветхий Завет подвергался правкам. Мы с вами, Алексей, жрецы-редакторы, и служим живому слову. А что действительно надо делать, так это на Новый год каждому писателю коробку с запятыми дарить.

За бутылкой шустовского коньяка последовала фляжка «Хеннеси», за которой Астролягов сгонял в соседнюю комнату. На полках могучего купеческого буфета он увидел ряды разнообразных бутылок, главным образом, непочатых. Владимир Ефимович в одиночку не пил, но готов был оторваться в компании. Тут они друг друга и нашли. Астролягов по журналистской привычке умел слушать и задавать вопросы, а Сахаров рассказывать. Он знал всё обо всех петербургских издательствах и о многих московских понемногу.

— …Когда Дом Писателя загорелся, ревущая толпа пошла на приступ, и тут рухнули перекрытия. Сонмы критиков и редакторов были погребены под пылающими руинами и обрели последнее пристанище прямо на Шпалерной. Все в один день, быстро и мучительно, без покаяния отправились из горнила имени Маяковского прямо в ад, не заметив перемен, ибо при жизни привыкли к литературной преисподней.

— Аминь! — Астролягов поднял рюмку.

Они чокнулись, выпили, и Сахаров спросил:

— Кстати про ад. Вы давно в «Напалме»?

— Как убили Плоткина, так меня и пригласили занять его место.

— То есть вы там раньше не работали?

— Раньше я статьи в разные издания пописывал и сидел дома как фрилансер.

Сахаров качнул головой.

— Воистину, путь редактора усеян телами праведников и деяниями злодеев и тиранов.

Астролягов не ожидал от него такое услышать и чуть не подавился.

— Вы о ком? — спросил он.

— Вы слышали о Наргиз Гасановой? — заметив, что собеседник призадумался, Владимир Ефимович охотно продолжил: — Она вела детективную серию «Ар-деко».

Астролягов и о серии такой не ведал.

— У вас в «Напалме» была серия изысканного дамского детектива «Ар-деко», — просветил сотрудника издательства о работе его фирмы Сахаров. — Её вела девушка Наргиз Гасанова из Махачкалы.

— Кого к нам только ни заносит, — подивился Алексей. — И что же она?

— Она утонула.

По спине Астролягова пробежал холодок.

— У себя на Каспии? — выдавил он циничную улыбку, чтобы скрыть непонятно почему возникшее волнение.

— У нас в Ленинградской области. На озере Бедном.

Убийство, о котором в издательстве не говорили, прицепилось к бывшему криминальному корреспонденту как репей. Поспрашивав с утра коллег, Астролягов нашёл их полное безразличие к Наргиз Гасановой и её детективной серии.

— «Ар-деко» угасла сама собой, потому что гламурный детектив естественным образом пошёл на спад, — объяснил Игорь. — Загнулась, и не жаль, всё равно книги плохо продавались. Гибель Наргиз послужила удобным поводом закрыть убыточный проект. Можно было не расстраивать авторов отказами, потому что они пишут дрянь, а поплакать вместе над могилой и забыть.

— Пусть идут со своими шедеврами приносить миллионы долларов прибыли конкурентам, — сказал Григорий, и все мерзко заухмылялись, включая Рината Литвинова, который ради этого поднял голову из-за компьютера.

— Как она утонула?

— На корпоративе, — нехотя пояснил Игорь, а Ринат добавил:

— В нашем присутствии.

— Меня там не было, я за столом сидел! — скривился Тантлевский.

— Я зато был, — сказал Григорий. — Тогда жара стояла. Бабы специально взяли купальники. Полезли в озеро, я тоже полез. Никто не заметил, как она захлебнулась. Обнаружили плавающей лицом вниз, когда поздно было откачивать. Мы и подумать не могли. Говорила, что на море выросла, что плавает как рыба, а не срослось.