— Хочешь спросить, не писал ли один человек? — упредила она закономерный вопрос.

— Не чувствуешь ли ты в них женского почерка?

Ага, другая баба всё-таки была. Алла разозлилась, но сдержалась до поры, чтобы разведать.

— Есть немного, — сказала она и подвела наживку к самому его носу: — Даже не немного, а точно могу сказать, что писала женщина. По стилю видно и… в текстах есть то, о чём мужики не заморачиваются. Понимаешь, про что я?

— Ага, — согласился Астролягов, ничего не понимая, но стесняясь спросить, чем сильно обнадёжил Аллу, потому что она сама бы не объяснила.

— Кто она? — интерес к таинственной незнакомке в этот миг был бы воспринят как естественный литературоведческий, деловой.

— Жена нашего автора, — в нём не было ни намёка на смущение, стыд или испуг, что измена раскроется, а такая непробиваемая защита напрягла Аллу. — Как ты думаешь, в обоих детективах текст писал один человек или всё же двое?

— Один, двое… Почему ты спрашиваешь?

— У неё есть муж, — задумчиво начал Алексей.

«Муж, — на Аллу нахлынула злость из-за того, что бойфренд разбирается в чужой семье и озабочен сомнениями по поводу женщины. — У неё! Вот шалава».

— Я видел Сергея Климовича. Они приходили к нам вместе, — продолжил Астролягов. — Он аутист какой-то. Совершенно не умеет общаться с людьми. Его из военной прокуратуры по здоровью уволили. Всё за него делает жена. Она и договоры подписывает, и с редакторами общается, а муж уткнулся в блокнот и всех игнорирует.

— Объелся груш, — заключила Алла, ей стала противна эта пара и она решила передать неприязнь Алексею. — Тогда она текст пишет, без вариантов. Муж, в лучшем случае, сюжет разрабатывает, а то и просто советы по криминалистике даёт.

— Возможно, — пробормотал Алексей. — У Климовичей безумие в роду. Наследственное и передаётся по мужской линии. Вместо кризиса среднего возраста начинает крыша течь и, в отличие от кризиса, не проходит, а только усугубляется.

— Чего ты от него тогда хочешь? Не удивлюсь, если эта тётка и сюжеты сама придумывает.

«Писателю всегда нужно, чтобы ему кто-нибудь помог», — в голове словно заговорила Алла Владимировна. Она привыкла так считать, ведь других писателей близко не знала.

— Посильная помощь, — пробормотал он.

Бойфренд не питал антипатии к этой бабе, и Алла постаралась внушить отторжение, но не поливая шалаву в открытую, а через мужа.

— Если у человека плохо с башкой, как он что-либо годное напишет? — резонно вопросила она, обращаясь как журналист к журналисту. — Помнишь редакционных сумасшедших, что в газету свои бредни несут?

— Некоторых даже печатают, — хмыкнул Астролягов.

— Письма мы печатаем или статью. Мелкую форму, а тут роман. Никто не осилит крупную форму, вышедшую из-под пера придурка.

— А как же Хайдеггер и Ницше?

— Они в своём сегменте хороши, когда их читают такие же долбанутые, а не обыватель, которому охота развеяться, — затараторила Алла, терпение всё же кончилось, и её понесло. — Ты же постоянно жалуешься на идиотов, рукописи которых заворачиваешь. Всё очень просто, милый. Сумасшедших легко отличить от нормальных людей даже на экране. У дураков мысли путаются. Болезнь мешает им связно излагать. Они могут быть хитры, многословны, но их рассуждения всегда поверхностны. Их выдаёт отсутствие глубины и широты охвата. Психи могут удивлять ложным глубокомыслием, которое раскрывается, стоит применить к нему логику. Скорбные разумом не осиливают длинную цепочку причинно-следственных связей. Это, как я помню, называется цельным полотном романа? А если автор не в состоянии связно думать, достаточно для написания крупной вещи долго, как он напишет хорошую вещь? Ты быстро заметишь, как она разваливается на куски. Так и можно отличить сумасшедшего автора от просто бездарного. Бездарный пишет прямолинейно и скучно, безумный — отрывисто или тягомотно, если шизофреник вытуживает текст, или поток сознания в маниакальной фазе биполярного расстройства, опять же бессвязный.

«Ну и семейка», — Астролягов проникся невольным отвращением к Климовичу и потворствующей ему жене. Когда за Аллой Владимировной раскрылся обман, она утратила очарование.

«Манипуляция, — думал он. — Грубая, беспардонная манипуляция».

(Теоретически Алексей не ошибался, но практически применял не там.)

Он некоторое время молчал, уставившись в одну точку, а когда перевёл взгляд на Аллу, обнаружил, что подруга надулась и вот-вот заплачет.

— Надо будет ещё почитать книг из «Ар-деко» и вообще наследие Наргиз Гасановой оценить… Ты чего? — повода для обиды не было. — Аллочка, ну, чего ты?

— Ты говоришь только об издательских делах, а обо мне ни слова.

— Но… когда я работал в газете, мы говорили только о нашей прессе.

— Тогда это была наша общая тема, а сейчас ты меня бросил!

На работу в понедельник Алексей приплёлся разбитым. Вместо съеденного мозга на дне черепа плескалось то, что обычно остаётся после трапезы — объедки нервной ткани и продукты метаболизма.

Алла исчезла, не попрощавшись. Встала спозаранку и закрыла дверь своим ключом. Они легли спать, не помирившись.

Он вошёл в редакцию, хмуро поздоровался с Григорием, упал на стул и врубил компьютер.

— Укатали выходные? — Григорий осклабился, крупные складки пролегли возле рта на фоне белых ровных зубов. Они сделали его похожим на злого робота.

— Да ужас вообще, — вздохнул Алексей.

Григорий выждал и осторожно спросил:

— Мой детектив ещё не читал?

— Не успел, — упавшим голосом признался Алексей. — Ухайдакался на выходных. «Мачо не пляшут» дочитывал.

— На кой он тебе сдался?

— Открываю для себя много интересного в нашем издательстве, — мягко ступил на проторенный путь криминальный корреспондент Астролягов. — Ты не в курсе, его Алла Владимировна писала?

Лицо Григория окаменело.

— Нет, — отрезал он. — Не моя серия. Я в неё не лез.

— Вы не общались с Наргиз Гасановой?

— Практически не общались, — отрапортовал Григорий. — Она сидела в дальнем кабинете.

«Чего ты боишься?» — Астролягов сделал в уме пометку расспросить об отношениях Григория с Наргиз кого-нибудь постороннего, но сведущего, например, Жорика или Нату. Тут на счастье Григория появился Тантлевский с растаявшим на пальто снегом, румяный и довольный. К груди он прижимал пять одинаковых коричневых книжек.

— Здорово, братва!

— Можно поздравлять? — вместо приветствия спросил Григорий.

— Теперь да, — Игорь пожал руки и протянул Алексею книгу. — Лена авторские выдала.

— Поздравляю с новой книгой! — хором сказали коллеги.

— После обеда пойдём отмечать.

Алексей вздохнул.

— Мне вечером к Сахарову надо, правку забрать.

— В шесть и поедешь, как рабочий день закончится, — благоразумно распорядился начальник отдела. — Или в семь. Если на пару часов задержишься, Владимир Ефимович поймёт. Он всё равно рано спать не ляжет.

Астролягов крутил в руках книгу, стараясь не открывать её. Кисть художника он узнал сразу. Успел насмотреться на его творения, пока готовил обложки, хотя самого художника так и не встретил — с ним всегда общался Игорь. У него же ведущий редактор и заказал эскиз, не отделяя себя от своих творцов. На картинке был изображён депрессивный город, дымящиеся трубы и очередь к двери бакалейной лавки. Книга называлась «Шоколад для бедных».

На заднике крупным кеглем белела короткая аннотация не пойми о чём — сразу видно перо Тантлевского. Не доверяя сотрудникам, либо не желая беспокоить и утруждать их, аннотации к своим романам Игорь сочинял сам.