— Переправа мулов! — прокричал погонщик. Он стоял, за дверью, но Уолли показалось, что голос доносится откуда-то издалека.

Обниматься в таком виде, когда сам похож на большой диван, не очень-то романтично, но через некоторое время Уолли перевел дыхание и повторил:

— Еще раз, рабыня!

— Господин! — проговорила она с упреком. — Пора идти!

Но в глазах ее светилось такое счастье, такая радость, каких он никогда не видел. Она оставляет здесь мало приятных воспоминаний. Рабам не разрешается иметь чувства, но чем бы ни стали эти убогие лачуги для Уолли, Джа они, должно быть, напоминают о том, что здесь она была всего лишь частью мебели.

Он понимал, что она права. Им пора идти, иначе слишком длительная остановка может привлечь внимание.

— Пойдем быстрее!

Они еще раз поцеловались и шагнули к двери. Как всегда, он хотел, чтобы она вышла первой. Как всегда, она держалась позади. Он настоял, она подчинилась.

Вдруг она отпрянула и толкнула его обратно в домик.

— Всадники!

Уолли осторожно выглянул. В гору поднимались трое — в красном, оранжевом и зеленом — неужели сам Тарру?

— Погонщик! — Уолли махнул рукой, снял с меча одеяло и встал у окна. Процессия прошла мимо.

Первым, сгорбясь в седле, ехал скучающий погонщик, далее следовал темноволосый Нанджи, он держал на руках Виксини и пытался успокоить его, повторяя, что мама скоро придет; Катанджи развернулся и смотрел назад, под гору; Хонакура бессильно висел на спине мула, последней ехала Зорька. Взгляд Уолли замер. Он в первый раз увидел Зорьку на ярком солнечном свете. К тому же верхом на муле! Ее великолепные ноги были видны полностью, бахрома натянулась и обнажила остальные части ее чувственного тела. Ух! При одном только взгляде на нее в организме Шонсу включилась мощная программа по производству гормонов. Он знал, что Зорьки здесь быть не должно, что это ошибка, и в этом седле должен ехать кто-то другой, скорее всего, еще один воин, старше и опытнее Нанджи, еще один борец. Но Уолли не знал, кто именно, и… О! Ну и зрелище!

Стук копыт раздался ближе.

Неужели их узнали? Нет, вряд ли. Скорее всего, Тарру решил лично повести самые надежные силы к пристани. Поскольку в храме ему ничего не удалось выяснить, то такая стратегия — самая лучшая: теперь его уже никто не сможет перехитрить.

Найдено ли тело?

Возможно. А что с Бриу? Охрана в тюрьме сменяется в полдень, и значит, уже тогда Бриу был свободен, а может быть, и раньше. Он мог сообщить о том, что светлейший Шонсу бежал.

Но самым удручающим обстоятельством было то, что вместе с ними ушел и Хонакура в темной одежде и что у Нанджи теперь черные волосы. К счастью, у Ржавого на руках ребенок, и это отведет от него внимание, но Тарру непременно тщательно осмотрит всех, кто едет на мулах. Пусть его сторонники и ненадежны, но властности Тарру не занимать, и он совсем не дурак.

Или может быть… Уолли ужаснулся своей внезапной догадке. Уж слишком легко они прошли мимо часовых. Это, наверное, ловушка. Им приказали пропустить беглецов и немедленно сообщить в храм. Даже для Тарру убийство легче совершить за городом, в лесу.

Тарру, один Пятый и один Четвертый… что-то они слишком быстро поднимаются по крутому спуску. В честном бою, на равных, Уолли и Нанджи, возможно, справились бы с этими тремя. Но они верхом, Нанджи не вооружен, а там, внизу, еще восемь человек.

Даже имея в руках седьмой меч Шиоксина, Уолли сомневался, что Шонсу сможет одолеть трех вооруженных всадников. Он отошел от окна и прислушался к стуку копыт.

Мулы уже миновали четыре или пять домиков, когда трое всадников приблизились к хижине, внутри которой предмет их поисков сжимала побелевшая от напряжения рука. Копыта стучали все так же ровно.

Уолли осторожно высунул голову и посмотрел им вслед. В ту же секунду он отпрянул, потому что всадники резко обернулись. Он заметил Тарру, Трасингджи и Ганири. У Уолли мелькнула мысль, что все кончено, но стук копыт звучал так же ровно и через несколько минут затих вдали.

Вытерев пот со лба, он повернулся к Джа. Они бросились в объятия друг другу.

— Это Зорька! — выговорил он наконец.

Она недоуменно взглянула на него.

Он объяснил, и они хором расхохотались. Не переставая смеяться, Уолли завернул меч в одеяло Виксини, и, держась за руки, счастливые влюбленные бросились догонять мулов. Зорька — вовсе не ошибка. Она одна из тех семи, кого избрали боги.

Она помогла им спокойно пройти мимо часовых, хотя Уолли не сразу это понял.

Между тремя всадниками и Нанджи было расстояние, равное длине меча, но преследователи не видели ничего, кроме Зорьки.

Последний домик остался позади, а мулы, поднимая тучи пыли, все так же шли в гору. Внизу лежал город, посреди которого возвышался храм, а над ними, подобно часовому, вставал столб брызг, окружавший Судилище Богини, Уолли выругался про себя: вынужденное бездействие раздражало его. Он успел бросить последний взгляд на долину и на храм, высившийся в ее сердце. Вот все исчезло. Может быть, когда-нибудь он еще вернется сюда, чтобы вернуть меч… А может и нет.

Дорога, которая теперь превратилась в узкую тропинку, петляла в зарослях, которые становились все гуще и гуще и напоминали уже настоящий тропический лес — кроны деревьев заслоняли небо, а корни сплетались под ногами так, что не видно было земли. Стало темнее. До беглецов еще долетал приглушенный рокот водопада, но вскоре и он затих, и теперь слышался только ровный монотонный шаг мулов, совершенно безразличных к человеческим тревогам и волнениям.

Иногда они выходили на поляны, где на красной земле росли какие-то злаки, но Уолли не знал, что это такое; иногда их тропа разветвлялась, и маленькие дорожки уводили в глубь таинственных джунглей. По этой дороге мало кто ходил. Им попадались паломники, которые шли по двое и по трое, а некоторые, те, что побогаче, ехали верхом на мулах. Но когда день стал клониться к вечеру, им начали попадаться крестьяне. На беглецов они внимания не обращали.

Разбойников пока не видно, но ведь они не будут заранее оповещать о своем прибытии, и поэтому расслабиться Уолли не мог. Дорога, кажется, просто создана для них: она петляет, извивается, сворачивает, и на каждом таком повороте он ожидал встретить вооруженных людей.

Обвязанный подушками, Уолли обливался потом. Его все время донимали мухи. Во фляге уже ничего не осталось. Стремени в этом Мире, видимо, еще не изобрели, и седло превращалось в настоящее орудие пытки, а влажная одежда натирала на коже мозоли. Почувствовав, что угроза теплового удара вполне реальна, Уолли решил поберечь остатки порядком израсходованных сил. Он спешился, снял с себя свой маскарадный костюм и остался в одной юбке. Чувство облегчения не поддавалось описанию. Под подушками он прятал ботинки. Уолли надел их, засунул за пояс нож погонщика и побежал догонять мулов. Вот он поравнялся с Зорькой. Вид у нее был жалкий и несчастный. Уолли пробовал заговорить, но она только поморгала глазами и не ответила.

— Ничего, скоро приедем! — заверил он и не мог удержаться, чтобы не похлопать ее по чудному бедру. Через несколько дней Нанджи, возможно, будет предоставлена честь поделиться… Нет. Он твердо подавил эту похотливую мысль.

Уолли подошел к Хонакуре, с беспокойством замечая, какой у старика измученный вид.

— Как вы себя чувствуете, священный?

Тот ответил не сразу. Хонакура взглянул на него и сказал:

— Плохо. Но вы же ничего не можете сделать. — И он опять закрыл глаза.

Катанджи улыбался не так широко, как его брат, но он старался изо всех сил, и поездка явно была ему по душе. Если говорить о жизни воина, то ему определенно повезло: он просто не знал, что успел испытать больше, чем обычному человеку доводится испытать за многие годы.

Уолли окликнул Нанджи, тот спешился и подошел к нему. Он сразу же заметил нож и хмуро на него покосился. Катанджи уставился на тех, кто шел сзади, и картина показалась ему довольно забавной.