До сих пор Хонакура слушал совершенно бесстрастно, но теперь на его лице промелькнуло удивление… потом он едва заметно нахмурился. Уолли вспомнил таинственную улыбку бога.
— А! — сказал жрец. — Ну да… Я полагаю, воинские сутры очень похожи на наши — в каждой содержится небольшой рассказ, чтобы легче было запомнить ее. В семнадцатой рассказывается об Икондорине. Учитывая нынешние обстоятельства, я, конечно же, расскажу вам об этом.
Икондорина — знаменитый герой. Однажды он отправился к Богине, отдал Ей свой меч и сказал, что больше верит в Ее чудеса, чем в свою смертную силу. Враги загнали его высоко в горы, и Богиня превратила его в птицу. Тогда враги погнали его к Реке, и Богиня превратила его в рыбу. Враги в третий раз напали на него и убили, и, когда его душа предстала перед Богиней, он спросил Ее, почему Она не спасла его в третий раз. А Она вернула ему его меч и велела совершать свои собственные чудеса. И вот он вернулся в Мир, расправился со своими врагами и опять стал знаменитым героем. Не правда ли, этот рассказ очень подходит для вас? — Он улыбнулся. Уолли было не до улыбок.
— Это все? — спросил он.
— Это все, о чем говорится в сутре, — осторожно ответил Хонакура.
— А что еще вы можете мне рассказать об этом Икондорине?
По лицу старика ничего нельзя было понять.
— Его имя упоминается еще в некоторых сутрах, но рассказов о нем больше нет.
Он явно что-то недоговаривал. В словах бога Хонакура уловил нечто такое, чего Уолли знать не полагалось.
Это, конечно, раздражало, но спорить с богом не приходилось.
— Позвольте спросить, какова мораль этой истории? — спросил он.
— Великие дела воздают честь богам.
Уолли задумался.
— Великие дела совершаются смертными?
— Конечно. А чудеса — богами, но это легко, и поэтому чести они не приносят.
Уолли пожалел, что не может подобно жрецу откинуться на спинку удобного кресла.
— Значит, из этого следует, что я не должен ожидать помощи от богов?
— Гм… Не совсем так, — Хонакура нахмурился. — Но чего бы Богиня ни пожелала, Она хочет, чтобы это сделал смертный — вы. Возможно, Она придет вам на помощь, но не следует думать, что это — Ее долг. — Бог сказал, что путь мне укажут. Но он также говорил и о том, что этот меч можно сломать или потерять и что боги не совершают чудеса по требованию. Как вы думаете, я правильно все понимаю?
Хонакура кивнул, и морщины на его шее зашевелились.
— В чем бы ни состояло ваше задание, светлейший, оно, несомненно, имеет огромную важность. Награда будет соответствующей.
— Если я выполню его, — хмуро ответил Уолли. Жаль, что бог не дал ему нескольких квитанций на чудеса.
— Значит, первый вопрос заключается в том, — задумчиво заговорил жрец, — как вам выбраться отсюда живым. Но я забыл о своих обязанностях… пожалуйста, попробуйте пироги, светлейший. Эти с фисташками — очень вкусны Я помню это, хотя теперь они мне не по силам. — И, не смахнув насекомых, он протянул Уолли тарелку.
Уолли отказался.
— Почему вы считаете, что моей жизни угрожает опасность? Меня защищают воинские заповеди, ведь я здесь — гость. Кто может причинить мне вред?
Старик печально покачал головой.
— Я был бы рад, если бы мог выражаться точнее, светлейший. Отсюда только один путь. Это длинный переход через лес, который выведет вас к парому в Ханне. Доподлинно известно, что из Ханна сюда отправились несколько воинов высокого ранга, которые представляли собой угрозу для Хардуджу. Они здесь так и не появились. Не знаю, виновны ли в этом неверные воины, правитель использовал наемных убийц…
Наемным убийцей мог стать кто угодно, и в глазах воинов это были самые страшные преступники.
— Как… — начал Уолли и сразу же нашел ответ, — из лука? — К луку и стрелам воины питали особое отвращение.
Откусывая кусочек пирога, жрец кивнул.
— Думаю, что так. Или просто превосходство в силе. За долгие годы многие паломники попадали в засаду на этом пути. Конечно, охрана должна обеспечивать безопасность, но боюсь, что в последнее время собаки стали охотиться вместе с волками. У переправы поставлен конный дозор, чтобы сведения о важных гостях поступали в храм немедленно. Но есть подозрения, что эти сообщения передавались не тем, кому следует, и самых богатых приношений мы не получили.
Уолли собирался поговорить о своем задании или о той загадке, что загадал ему бог, но он не думал, что речь пойдет о неминуемой опасности.
— Но при чем тут я? — спросил он. — Я ведь иду из города, а не в город. Или эти темные личности захотят отомстить за смерть Хардуджу?
— Нет, вряд ли. — Хонакура машинально подлил себе вина. — Их интересует нажива, а не дела чести. Но вы говорили о мече, позвольте же взглянуть на него.
Уолли вынул из ножен седьмой меч, и жрец стал его рассматривать. В отличие от оружейника и воинов, его мало заинтересовал сам клинок, но эфес он осмотрел внимательно и восхищенно пробормотал что-то. Он потрогал огромный сапфир и взглянул на зажим для волос.
— Да, — сказал он наконец — Я полагаю, этот меч — самая ценная движимость во всем Мире.
Уолли чуть не поперхнулся кислым вином.
— У кого хватит средств, чтобы его купить? — спросил он. — И кто захочет это сделать?
— Грифон — символ королевской власти, — произнес Хонакура с презрением. — Короли правят в десятках, если не в сотнях городов. И любой из них купил бы этот меч, практически за любую цену, с тем, конечно, чтобы потом компенсировать затраты. — Его лицо потемнело. — Конечно, и храм купил бы его. Некоторые мои коллеги стали бы говорить, что Ее мечи должны храниться здесь… А вам придется пройти с ним через этот переход.
Даже не обращаясь к сутрам, Уолли понял, что ситуация складывается очень сложная. Неплохо было бы зафрахтовать самолет для переправы.
— Значит, мне понадобится сопровождение?
По лицу Хонакуры ничего нельзя было понять.
— Конечно, вы можете обратиться за помощью к достопочтенному Тарру…
Уолли скептически поднял бровь, и жрец вздохнул с явным облегчением. Стало ясно, что о Тарру они придерживаются одного и того же мнения, но этикет не позволяет им высказывать этого вслух.
— А кроме Тарру?.. — спросил Уолли.
Хонакура задумчиво покачал головой.
— Не знаю, светлейший! Ведь воины не обсуждают друг друга, и это понятно. В худшем случае, большинство из них — лишь невольные соучастники. Они просто подчинялись приказам, пока в этих приказах не было очевидного нарушения закона. Все нарушения правил чести они приписывали только правителю. А что им оставалось делать? Говорят, конечно, что некоторые осужденные узники так и не попали на Поляну Милосердия.
— Их выкупили? — спросил Уолли. Рассказ об этой повсеместной коррупции не оставил его равнодушным, и он чувствовал, как в глубинах души уже просыпается гнев Шонсу. — Но вы ведь следите за казнью со ступеней храма и можете сосчитать…
— Надо полагать, просто каменные глыбы, терпеливо объяснял Хонакура.
— Ведь к храму возвращаются не все тела. И сейчас опасность для вас представляют те воины, которые глубже прочих погрязли во взятках.
— Их что, мучает совесть? — спросил Уолли. — Они, наверное, боятся нового правителя, новую метлу. Прошлые грехи повлекут за собой новые преступления?
Хонакура кивнул и улыбнулся, довольный тем, что Шонсу не собирается пускаться в рассуждения о воинской чести.
Несколько минут ни один звук не нарушал журчания воды и гудения пчел…
— Значит, первый вопрос, — сказал Уолли, — «когда». — Он взглянул на свои перевязанные ноги. — А это зависит от того, когда я снова смогу спокойно ходить. Тут потребуется неделя, а вероятно, и две — в таком состоянии отправиться в путь было бы просто безумием. Вопрос второй: следует ли мне открыто объявить, что я ухожу, или же стоит делать вид, что я — преемник Хардуджу? — Он помолчал. — Вряд ли нам удастся поддерживать эту легенду долгое время, да, наверное, и не стоит.
— Вы правы, светлейший, это противоречит законам чести, — жрец кивнул.