Когда Лето собралась рожать, царица богов совсем обезумела от ревности и послала своего верного слугу огромного змея Пифона, чтобы он сделал все, чтобы она не родила. Лето была древней богиней и потому убить ее было невозможно, но можно было ранить, заставить страдать, и Пифон стал преследовать прекрасную титаниду по всему миру.

– Лето не сможет родить на твердой земле, где сияет солнце.

Гневно объявила царица Олимпа так, что это, подобно раскатам грома, услышали все на земле и на Олимпе многоложбинном. Зевс хотел испепелить молнией ревнивую до сумасшествия супругу, ведь Лето носила его детей, но его остановила Мойра Лахесис, во сне ему объявив, что он должен соблюдать Порядок в семейных отношениях, и не трогать добродетельную супругу, когда сам во всем виноват.

Теперь не только реки и озера, ни один ручеек не давали напиться будущей матери двух прекрасных богов, и Лето утоляла жажду из луж, оставшихся после дождя. Ни кусты, ни деревья не защищали ее от палящих лучей, отступая, как только она к ним приближалась. Люди еще издали при виде темно-синего плаща возлюбленной Зевса убегали, захлопывая наглухо за собой двери. Ибо страшна была царица Олимпа в своем яростном гневе не только на ту, которую полюбил ее царственный супруг, но и на тех, кто осмелился бы ей как-то помочь. Лишь плавучему острову Делосу стало жаль несчастную титаниду, и он, надеясь на будущую благодарность детей Лето, словно большой корабль, причалил к материку. Укрывшись в тени единственной пальмы на Делосе, забылась тяжелым сном бедная страдалица, но вскоре проснулась от начавшихся родовых схваток. Она опять стала истошно вопить, как кричат перед самыми родами, но мучениям Лето не суждено было закончиться быстро.

Гера укрыла свою дочь богиню родовспоможения Илифию плотными облаками, чтобы та не смогла помочь родить Лето, и она мучилась девять дней и ночей. Сочувствовавшие Лето Деметра и Гестия, по совету Афины преподнесли Илифии ожерелье длинное, в девять локтей, золотое, из зерен янтарных. Сама же Афина же отвлекла златотронную Геру, рассказав ей о новом любовном увлечении Зевса. Только ступила на Делос богиня Илифия, неотложная помощь родильниц, тотчас усилились схватки, и Лето, пальму руками сильней обхватив, мощно колени уперла в мягкий ковер луговой, и счастливая под нею земля улыбнулась. Первой она родила девочку, названную Артемидой, следом уже без мучений 7-ми месячный мальчик выскочил на свет, ее брат-близнец Аполлон лучезарный. Как только на свет Феб появился, остров озарился лучами яркого солнца, и в лазурном небе появились 7 белоснежных лебедей, прилетевших с золотоносной лидийской реки Пактол. Эти прекрасные птицы величаво проделали 7 кругов над ставшим неподвижным Делосом и воспели торжественно бога:

– Родился Аполлон! Слава Аполлону!

Впоследствии эти красивые и необычайно сильные лебеди стали бессмертными, и Аполлон, нестриженными гордый кудрями, на золотистой своей колеснице путешествовал по небу только на них. Преследования Геры не прошли бесследно, и Лето не смогла кормить детей грудью, и тогда справедливая титанида Фемида, не побоявшись гнева Геры, впустила в нетленные губы прекрасных детей нектар, вместе с амбросией чудной.

Эврисфей мучительно улыбался богине и плешивой в знак согласия качал головой, а про себя в это время невесело думал:

– Как все в жизни не просто. Из-за Геры я родился, как Аполлон, семимесячным, только в отличие от Феба – слабосильным и хилым. Но ведь, если бы я не родился первым, то и царем бы не был… но, скорее всего, если бы я родился девятимесячным, то был бы все равно низкорослым и плешивым, ведь и родитель мой Сфенел ростом не вышел и давно уже лысый… но царем бы я точно не был… Выходит, что Гера – моя благодетельница, и я ее вечный должник…Однако, зачем она снизошла до встречи со мной и во сне мне явилась?

Гера, между тем, спрятала ножницы и, аккуратно поправив знаменитую диадему в виде брильянтовой кукушки, расправившей крылья на золотом обруче, на своих как всегда безупречно расчесанных золотым гребнем белокурых волосах, продолжала:

– Зевсу, как он не противился, а по праву перворожденного, все же пришлось скипетр, которому повинуется столько арголидских народов, тебе дать. Теперь ты знаешь кому всем обязан и кому, по справедливости, должен верно служить?

Эврисфей облизал тонкие бескровные губы и, чуть прикрыв умные печальные глаза, все пытался решить – зачем к нему явилась златотронная Гера и следует ли ему вскочить с ложа или не обязательно, ведь он, вроде, как спит. Несмотря на раннюю молодость, царь многое знал о ревнивой и властной супруге Зевеса, о том, какой она бывает злокозненной, мстительной и коварной. Ему стало немного страшно, и он, решив не бороться со страхом, прошептал замирающим голосом:

– О, златотронная Гера, в пурпурных одеждах богиня! Все блаженные боги на великом Олимпе тебя наравне почитают с великим Кронидом. Знаю я, что тебе всем обязан и даже жизнью самой. Страшно боюсь я тронуть твои колени, чтоб умолять научить меня, как доказать, что я тебя больше всех бессмертных богов почитаю.

Гера небрежно взмахнула белой рукой, и догадливый царь замолчал, а богиня сказала:

– Алкид тебе родственник ведь, он племянник двоюродный или брат? Впрочем, это не важно. Пора тебе призвать этого сына блудницы Алкмены, на царскую службу. Знай, что он давно вызывает у меня отвращение своей нечестивостью и буйной жестокостью. Ты слышал, как он расправился с послами Эргина? Одних убил, других искалечил и надругался над ними, отрубив им и носы, и руки, и уши. А ведь, согласно вашим законам, послы всегда были неприкосновенны в Элладе… Пирехма он не только зверски разорвал конями на 4 куска, но и оставил без погребения, чем Зевс был страшно разгневан, но он милостив, тем более к сыну, хоть и незаконному. Потому супруг мой, как всегда, медлит с воздаянием. Мельницы богов мелют усердно и неумолимо, но уж очень медлительно. Поэтому сама коварная Судьба назначила меня, чтоб наказать Алкида нечестивого, и ты мне в этом будешь помогать…

Как бы раздумывая говорила Зевса супруга, касаясь то одной, то другой рукой своей изумительной диадемы, но Эрисфей нарочно ее перебил, чтобы доказать ей верноподданность:

– Я буду счастлив все сделать, что ты прикажешь мне, царица блистательных высей Олимпа!

Гера, недовольно взглянув своими красивыми, большими, как у телки, глазами в грустные глаза Эврисфея, и неспешно продолжила:

– Я не буду, как Дике хватать нечестивую душу преступника и выставлять нагую у всех на виду, чтобы ей негде было укрыться, спрятаться и утаить гнусные свои пороки, которых еще в ней обычно немало сокрыто. Чтоб понапрасну не ссориться с Зевсом я буду действовать…, да я буду все делать твоими руками или правильнее сказать… я буду давать приказанья Алкиду через тебя, чтоб его погубить твоими губами. Так лютая Правда поразит неотвратимей Алкида. Наказание может продлится долго, пока, наконец, все его преступления не будут искуплены страданием и болью.

Гера быстро сказала, последние чеканя слова и с удовольствием потерла свои маленькие ладони.

– Итак, любезный царь золотом богатых Микен, слушай и запоминай первое тебе задание: завтра же вызови Алкида и строго напомни ему, что он должен тебе усердно служить. Слышала я, что Мойра Лахесис обеспокоена тем, как много на земле расплодилось чудовищ ужасных, с которыми, как раз и должен Алкид нечестивый сражаться. А я тем временем подумаю, с кем из них первым ему насмерть биться придется. Ткачиха Алкида такой силой огромной одела, что он сильнее любого чудовища, если только чудовищу не поможет всемогущий случай или… или я, и я это сделать должна для торжества справедливости.

Гера, прянув изящной ногой, быстро по восходящим воздушным потокам взмыла на олимпийские кручи, ведь она была древним божеством воздуха.

Эврисфей же, будучи обязательным человеком, утром, еще до завтрака отправил к Алкиду вестника звонкоголосого с приказом явиться немедленно. При виде явившегося родственника, грустные глаза Эврисфея округлились от удивления и голосом скрипучим, как у старика, он спросил нарочито строго: