Говорят, в этот день Геракл «насмеялся» на всю оставшуюся жизнь потому, что на всех известных изображениях впоследствии он имеет всегда только самое серьезное выражение вечно сурового лица.

Некоторые утверждают, что Амфитрион, желая узнать, который из мальчиков приходится ему сыном, сам впустил в их постели небольших совершенно безобидных змей. Когда Ификл убежал, а Алкид вступил с ними в упорную борьбу, Амфитрион, таким образом, узнал, что сбежавший Ификл его родной сын.

Другие говорят, что не только в восемь месяцев, но с самого первого дня появления на свет Алкид уже значительно превосходил в силе и размерах своего брата, и потому различить их никому не составляло никакого труда. Кроме того, будучи обычным ребенком, Ификл в 8 месяцев не мог еще резво бегать по дворцу. Тем не менее, многие говорят, что, задушив двух страшных змей, Алкид доказал, что именно он, а не кричавший весь в слезах Ификл, родился от бога и является старшим из двух близнецов не только из-за размеров своего тела, но благодаря мужеству и доблести.

Говорят, так же, что конелюбивые аргосцы, узнав о необыкновенном случае со змеями, так изумились, что назвали Алкида Гераклом, ибо от особенно почитаемой ими Геры получил он свою славу, т. е. он "прославившийся благодаря Гере", хотя имя Геракл скорее означает «тот, кто доставил славу Гере» или же просто «слава Гере».

Многие уверены, что, что имя Геракл Алкид получил много позже, после совершения одного из своих знаменитых 12 подвигов, настоящей виновницей которых была неутомимая во всевозможных кознях Гера. Эти говорят, что имя Геракл означает «тот, кто славу заслужил подвигами, придуманными Герой». Впрочем, есть и такое мнение, что имя Геракл означает «прославившийся вопреки Гере».

Однако все согласны с тем, что прочим детям дают имя родители (как и Гераклу, они дали при рождении имя Алкид в честь деда Алкея), и только ему одному дала наречение собственная доблесть, впервые проявленная уже в младенчестве.

В любом случае сын Громовержца от смертной Алкмены, названный при рождении Алкидом получил свое прославленное имя благодаря Гере. Либо потому, что она его накормила своим грудным молоком, либо как герой, добывающий славу из-за преследований Геры, причем самым первым его подвигом было удушение двух огромных змей вскоре после рождения.

Корнут один из немногих не связывает имя Геракла с Герой. Он говорит, что именем своим Геракл обязан тому, что имеет отношение к героям, способствуя прославлению благородных людей. Ибо древние называли героями мужей могучих телом и величественных духом, и оттого казавшихся причастными божественному роду. Однако Корнут не объясняет происхождения слова «герой», а ведь оно, если не произошло прямо от имени «Гера», но уж косвенно точно связано с ним.

Между тем все еще испуганная Алкмена с согласия супруга призвала жившего в соседнем доме слепого старца Тиресия, считавшегося первым меж пророками вышнего Зевса. Она рассказала ему о случившемся чуде, а в конце вопросила:

– Даже, если боги замыслили что-нибудь злое, ты не смущайся старец, ничего не скрывай от меня. Отвратить невозможно людям того, что им Мойра на прялке своей изготовит. Я тебя, Эверид, как мужа разумного знаю и потому приму все, что ты скажешь.

Пиндар поет, как безупречный провидец Тиресий поведал Алкмене и Амфитриону, с кем сын их великий померяется судьбами, скольких умертвит он ужасных чудовищ, кого из нечестивых людей на кривой дороге непомерной гордыни и спеси надменной настигнет его жестокая, но справедливая казнь. Рассказал слепой прорицатель и о том, как во Флегре равнинной землеродные Гиганты, восстав бурной войной на олимпийских богов, под ударами его губительных стрел с прахом смешают сияющие свои кудри. В середине своей речи божественный прорицатель незрячий изрек:

– Много настрадавшись, и немало мук претерпев в жестоких объятьях Гисмин (схватки) и Махов (битвы) кровавых, мирный покой обретет ваш сын от великих трудов, несравненного удостоившись воздаяния. – Вознесется он на нерушимый вовеки Олимп – нетленную обитель бессмертных и в блаженных чертогах цветущую свежей юностью Гебу примет на своем новом божественном ложе. Там на пышном брачном пиру пред родителем Зевсом Кронидом восславит его великое имя и державный закон.

Богоподобный провидец Тиресий не спеша погладил белую бороду и, повернув к Алкмене пустые глазницы, речь свою так закончил:

– Ты же, Алкмена, прямо сейчас в тихом безветренном месте сложи высокий костер из сучьев совершенно сухих, взяв в равных долях утесник, терновник и черную ежевику и ровно в полночь по водяным часам сожги тела обеих задушенных сыном змей. Утром ранним, когда в платье шафранном еще застенчивая Заря лишь только протянет персты над просыпающейся землей и над морем, прикажи расторопной служанке собрать в ящик весь пепел, отвезти его на высокую скалу, где когда-то восседала певица ужасов Сфинга, пустить прах по ветру и, не оглядываясь и не останавливаясь, быстро вернуться назад. К ее возвращению все помещения дворца необходимо обкурить дымом серы и все стены опрыскать родниковой водой, а крышу украсить многими ветвями дикой маслины. После всего этого на высоком алтаре Зевса Амфитрион должен принести в жертву годовалого белозубого вепря, трехкратно совершив возлияния.

Алкмена и Амфитрион сделали все, как было сказано и последующие 15 лет ничем не были серьезно омрачены. Алкид на коленях матери ел самое свежее мясо и пил жирные козьи сливки. Если же сон к нему вдруг подбирался, и детские игры внезапно кончались, – он где угодно тогда засыпал, но утром неизменно оказывался в сладких материнских объятьях в теплой, мягкой постели.

Никто из смертных не может долго быть счастливым, но эти бесконечно счастливые годы Алкида были омрачены лишь дважды.

Первый трагический случай произошел с учителем Лином, когда впервые проявилась необъяснимая вспыльчивость в характере обычно очень спокойного и уравновешенного Алкида. Алкмена не знала, что в крови ее перворожденного сына текут божественные ихоры буйного, как его морская стихия, Колебателя земли Посейдона и необузданного в гневе Арея.

Второе ужасное происшествие произошло в спартанской палестре. Тогда Алкид проявил упрямое непослушание и детскую жестокость.

Однажды, Амфитрион отвез перворожденного восьмилетнего сына по его просьбе в Спарту, в палестру.

Палестрой Гермес в честь своей возлюбленной дочери аркадского царя Хорика Палестры, о красоте которой ходили легенды, назвал место для состязаний, где мальчики сначала занимались только гимнастикой, а впоследствии обучались различным видам спорта и красивой походке. Главным упражнением в палестре была борьба, которую изобрели братья Палестры Плексипп и Энет, и свое искусство они долго держали в тайне, пока ее не выдала Гермесу влюбленная Палестра. Тогда братья по приказу отца отсекли спящему на горе Гермесу руки (гору назвали Килленой, от «увечный). Пеан вырастил Гермесу новые руки, а с Хорика сняли кожу и превратили в кожаный мешок.

Пока Амфитрион разговаривал с учителями, Алкид пошел один искать площадку, где борются и был неприветливо, с задиристыми насмешками встречен учениками. Там он на узкой дороге, ведущей к песчаной площадке с глиной и восковой мазью для борьбы и кулачного боя, столкнулся с группой мальчиков, и их предводитель юноша по имени Тимофей преградил ему путь. Высоко задрав узкий подбородок, он процедил с надменной усмешкой:

– Смотрите новенький к нам пришел, наверное, чтоб показать всем, как надо бороться. Мальчик, а родители тебя не учили почтительно сторониться и дорогу давать, когда навстречу старший идет?

– Ты мне не старший, а равный. А пришел я сюда, действительно чтоб побороться.

Ответил Алкид, бесстрашно глядя снизу вверх на сильно превосходящего его ростом юношу. Это был крупный и сильный двадцатилетний спартанец. Он уже окончил обученье в блестящей маслом палестре, в которой мальчиков обучали борьбе, кулачному бою, бросанию диска, бегу и прыганью. Он был ирэном (командир) над большой агелой (стая) мальчиков от 8 до 12 лет, которые должны были слушаться всех его приказаний. Ирэн вел свою агелу в гимнасий, но непочтительное поведение маленького по сравнению с ним Алкида, разозлило его. Сын Алкмены хоть и был очень крупным для своего возраста мальчиком, но лицо и особенно ясные голубые глаза были еще совсем детскими.