— Компрометирующие фотографии, я полагаю?

— То, что было замечено, не может быть невидимым.

Она хихикает и наклоняется, чтобы медленно поцеловать меня. Она отстраняется, ее глаза сияют, когда она смотрит на меня.

— Я люблю тебя.

В ту секунду, когда она это произносит, ее глаза расширяются, а рука взлетает ко рту.

— Извини, я не хотел просто…

— Зои, — Я рычу, когда мои руки двигаются, чтобы оторвать ее руки от ее рта и обхватить ее лицо. Я прижимаюсь к ней, мое сердце бешено колотится.

— Я тоже тебя люблю.

Мои губы прижимаются к ее губам, и мои руки сжимаются вокруг нее.

Мой. Сейчас и навсегда.

Зои

— Святой дерьмо, девочка…

У Фионы отвисает челюсть, когда мы выходим из лифта. Старый пентхаус Льва был потрясающим. Наш новый-это мечта.

Три этажа и вид на озеро и весь город на триста шестьдесят градусов с вершины одного из новейших роскошных зданий в Чикаго. Кроме того, стекло зеркально снаружи. Это означает, что все взгляды, ни одна из проблем конфиденциальности.

И это здорово, потому что с тех пор, как мы переехали сюда две недели назад, не так уж часто надевали одежду.

— Это чертовски невероятно!

Я ухмыляюсь.

— Много комнат для гостей, если вы с Виктором когда-нибудь захотите приехать и провести ночь в большом городе. Или, например, несколько ночей.

Она вздыхает.

— Я не могу поверить, что он продал это место рядом с нами.

Я закатываю глаза.

— Ну, мы никогда там не были, и да ладно, этот дом был Огромный…

— Чувак, насколько велико это место?

Я морщусь.

— Десять тысяч квадратных футов?

Она громко смеется и закатывает глаза.

— Да, хорошо.

— Что ж, продав его, мы купим это место.

Она поворачивается и поворачивается, упиваясь видами.

— Да, я люблю наш дом, но я бы не стала злиться на это. Я имею в виду, черт возьми.

Я ухмыляюсь, когда моя лучшая подруга поворачивается ко мне и потирает руки.

— Хорошо, я должен это увидеть!

Я хихикаю, хватаю ее за руку и тащу вверх по изогнутой лестнице на второй этаж, затем по коридору в свой кабинет.

Билл был прав в некоторых вещах и неправ в других. Он не мой отец, ни в каком смысле этого слова, кроме того, что платил за вещи, когда я рос, и за колледж. После того, как все произошло, Лев выписал ему чек на “то, что ему причиталось”, плюс еще немного, и сказал, чтобы он навсегда убрался из моей жизни.

С моей стороны не было слез, поверь мне.

Но одна из вещей, в которой он был очень неправ, заключалась в том, что мне нечего было предложить — что я была просто богатой, красивой девушкой, которая годилась на роль жены-трофея, и ничего больше. Возможно, я провалился в школе со средними оценками. Возможно, я потратил слишком много времени, пытаясь подняться на вершину социальной лестницы. Но пребывание там дало мне некоторые навыки, которым вы просто не можете научить в классе.

В настоящее время я уже шесть месяцев занимаюсь своей новой карьерой в качестве одного из ведущих представителей Чикаго по связям с общественностью и управлению имиджем для богатых и знаменитых. Кроме друзей организации Кашенко, я не имею дела с преступниками. И я вообще не имею дела с подонками. Так что нет, я не собираюсь помогать следующему Чету Брубейкеру “исправить” свой образ серийного сексуального насильника. Ни за что.

Но женщины, которые развелись со своими распутными богатыми мужьями ради секретарши, а затем были разгромлены таблоидами? О, у меня их полно. Такие люди, как Кевин, которые скрывали, кто они такие, но потом захотели открыться? Их тоже много.

Включая самого Кевина. Кевин наконец решил, что устал жить двумя жизнями. С моей помощью он публично наконец признался геем, и он никогда не был счастливее. Мы, очевидно, замели такие вещи, как Маппетов-гангстеров, под ковер. Но в любом случае некоторые вещи лучше оставить в тайне.

Они с Элизой полюбовно расстались, и она переехала в Испанию со своим любовником-художником Раулем. У нас на новом месте есть две его работы.

В моем кабинете Фиона практически прыгает с ноги на ногу.

— Надень его! Я здесь умираю!

Я смеюсь, хватаю сумку с одеждой и проскальзываю в ванную. Я расстегиваю молнию и улыбаюсь белому платью внутри… моему второму и определенно последнему свадебному платью.

— Итак, ты видел новости, верно? — крикнула Фиона через дверь, когда я переодевалась в платье.

Я ухмыляюсь.

— Ага.

— Скатертью дорожка. Гребаные уроды.

И Марвину, и Чету Брубейкеру сегодня было предъявлено обвинение в Федеральном суде округа Кук. Марвина, очевидно, за сговор с Федором Кузнецовым, коррупцию, мошенничество с ценными бумагами, запугивание, фальсификацию свидетелей и кучу другого дерьма.

В ходе этого расследования все скрытые скелеты Чета вывалились из шкафа. Почти все “выплаты” его семьи женщинам, на которых он нападал, и контракты на молчание, которые они подписали, были признаны незаконными. В общем, его жуткое прошлое вернулось, чтобы сильно укусить его в задницу.

Билл Стоун, к сожалению, ни за что не сядет в тюрьму. На самом деле он не делал ничего противозаконного; он был просто дерьмовым человеком. Но с другой стороны, все расследования его “предполагаемого сговора” с опозоренным генеральным директором хедж-фонда Марвином Брубейкером разрушили его репутацию. Два месяца назад совет директоров KRV Financial проголосовал за то, чтобы выгнать его из его собственной компании.

Так что да, скатертью дорога им всем.

— Хорошо, готова?

— Да!

Я делаю вдох, разглаживаю платье и открываю дверь в ванную. Я выхожу и кружусь в вальсе. Фиона ахает.

— О Боже, это великолепно! — восклицает она и подходит, чтобы распушить немного кружев на платье. — Зои, это чертовски невероятно-. Она улыбается и обнимает меня. — Я так чертовски горжусь тобой!

Ее телефон жужжит, и она хмурится, вынимая его.

— О, черт, — стонет она.

— Работать?

— Да. — Она хмурится. — Извините, я совершенно забыл об этой встрече через двадцать минут.

Новый фонд Фионы и Виктора "Освободи их", который занимается охотой на торговцев людьми по всему миру, был чрезвычайно занят ею. Но мой гениальный друг процветает при таком давлении и нагрузке. И они делают потрясающую работу.

— Иди, все в порядке.

Она стонет.

— Хотя мы собираемся повеситься!

— Сегодня вечером?

Мой лучший друг ухмыляется.

— Идеально. Может быть, поужинаем?

— Без разговоров.

Я спускаюсь с ней вниз, обнимаю ее и отмахиваюсь, когда она входит в лифт. Когда двери закрываются, я возвращаюсь в огромную гостиную, чтобы посмотреть на город. Я верчусь в своем белом платье, ухмыляясь, когда думаю о предстоящей свадьбе.

Дверь лифта снова звякает.

— Что-то забыл?

— Я не уверен, что когда-нибудь смогу забыть это зрелище.

Я задыхаюсь, когда поворачиваюсь, чтобы увидеть своего жениха, стоящего, ухмыляясь, в фойе.

— Ты не должен был видеть меня в этом!

Лев улыбается, едва прикрывая глаза рукой, и идет ко мне.

— Может быть. Но я уже видел тебя в свадебном платье раньше.

Я краснею.

— Но это был не мое настоящее свадебное платье.

— Ну, это было до того, как я все это испортил.

Я хихикаю.

— Закрой глаза! Давай, Лев!

Он вздыхает, посмеиваясь, когда оборачивается.

— Отлично. Но если я не смогу увидеть тебя в нем… — Он поворачивается и улыбается, прикрывая глаза рукой. — Тогда, возможно, оно должно исчезнуть.

Я краснею и прикусываю губу зубами.

— Какая бескорыстная идея…

Он хихикает, но я чувствую, как в комнате становится жарче. Я сглатываю, когда снимаю бретельки с платья, осторожно расстегиваю потайную молнию и снимаю ее. Осторожно я переношу его в одну из свободных спален рядом с гостиной и вешаю там поперек кровати. Я выхожу в одном лифчике и трусиках и позволяю своим глазам остановиться на моем великолепном, невероятном женихе.