Но если бы вы увидели этот снимок и подумали обо всем об этом, вы были бы так чертовски неправы.

Это не волнение в день свадьбы. Это паническая атака. Я не “охвачена волнением и радостью", я теряю свое гребаное дерьмо. Потому что через несколько минут я пойду к алтарю навстречу своей судьбе.

Я смотрю на газету, которую организатор свадьбы оставила открытой на туалетном столике. С тех пор как я встретила ее меньше десяти часов назад, и я не уверена, то ли она жестокая стерва, то ли пытается взбодрить меня перед большим днем. Но каковы бы ни были ее намерения, видя это, я просто злюсь. Это яркое напоминание о том, что моя свобода только что была потеряна. Ее пожертвовали, ради Деньг.

Слияние компаний моего отца, KRV Financial, и Adonis Capital, вот уже несколько месяцев приближается к завершению. Это не было хорошо хранимым секретом. Я имею в виду, что слияние двух крупнейших финансовых организаций в Чикаго трудно держать в секрете, и фондовый рынок делал ставки на это в течение нескольких месяцев.

Но прошлой ночью оно подошло к ужасному, извращенному концу из фильма ужасов.

Вчера вечером генеральный директор Adonis Capital Мелвин Брубейкер сидел за ужином с моим отцом в его доме и сбросил бомбу: он был готов подписать соглашение о слиянии. Больше никаких торгов, никаких адвокатов, больше никаких проволочек. Но у него было последнее требование: я.

Не для него, конечно. Мелвину Брубейкеру шестьдесят пять, и даже в финансовом мире шестидесятипятилетний вступивший в брак с двадцатилетней, это уже слишком… Но он охотился за мной не из-за себя, он охотился за мной из-за своего сына, Чета.

Я издаю стон. Даже при мысли о самодовольном, грубом лице Чета и его мерзкой репутации меня тошнит. Чет — известное лицо в высшем элитном обществе этого города. Полноценное отродье трастового фонда, с отцом-миллиардером и всеми сопутствующими клише: дорогими автомобилями, друзьями-знаменитостями и преступлениями, связанными с наркотиками, в которых его никогда не обвинят.

Но есть и темная часть, это худшая часть Чета, от которой у меня сводит живот: список женщин, которые проснулись в его постели понятия не имея как они туда попали.

Я лично знаю по крайней мере четырех девушек, которые стали его жертвами. Но полный список в десять раз больше, возможно, еще больше. С помощью денег своего отца Чет сумел расплатиться или уладить все до единого проступка. Все потенциальные уголовные обвинения были замяты под ковер. Все до одного.

Но, по-видимому, ковер становится немного неровным. Репутация Чета приближается к чернобыльскому уровню токсичности. Например, никто не прикоснется к нему и десятифутовым шестом. Не встречаться и, что более важно, для его отца Мелвина, не выйдет замуж.

Вот тут-то я и вступаю в игру. Мелвин относится к тому типу старых богатых парней, которые считают себя королями, и поскольку Чет так отвратительно неприкасаем, он отчаянно хочет найти кого-нибудь, кто “даст ему наследника его рода”. Это буквально то, что он сказал моему отцу. Проблема в том, что мой отец-точно такой же старый богатый мудак, который верит в подобное дерьмо.

Так что просто так они пожали друг другу руки. Мое вступление в брак, чтобы скрепить деловую сделку. Конечно, я могла бы сказать "нет". Я могла бы убежать. Но мой отец чертовски ясно дал понять, что это произойдет. То есть, если этого не произойдет, я буду отрезана. Больше никакой кредитной карты, никакого обучения в колледже, никакой потрясающей квартиры, никакой машины, ничего.

Все это само по себе было бы дерьмово. Но если бы дело было только в этом, я бы все равно сбежала. Я имею в виду, в конце концов, у меня есть моя лучшая подруга Фиона, которая только что закрутила роман с самым известным русским бандитом Братвы в Чикаго. Если бы это была просто угроза быть отрезанным, я, очевидно, могла бы побежать к ней за помощью.

Но мой отец более коварен, чем это. Намного коварнее. Он создал KRV Financial не из-за удачи. Он не добрался до вершины, улыбаясь и будучи хорошим парнем. Он добрался до того, где находится, жестокостью, угрозами, а иногда и насилием.

О, это все большая секретная информация. Но я знаю, кто он такой и на что способен. Точно так же, как я знаю, что у него также были сомнения в том, что он мой биологический отец. У них с мамой был короткий “перерыв” примерно за девять с половиной месяцев до моего рождения. И она умерла около десяти лет назад от рака, еще до того, как я стала достаточно взрослой, чтобы вести разговор “боже, мама, ты когда-нибудь трахалась с кем-то другим и, возможно, забеременела от него”.

После ее смерти, и особенно в последние несколько лет, мой “папа” все больше и больше отдалялся от меня. Но я все равно знаю, кто он такой. Я знаю, на что он готов пойти, чтобы получить то, что хочет. И я знаю, что “ты будешь делать это, Зои” на самом деле означает.

Итак, я здесь.

В дверь раздевалки стучат. Я моргаю, прогоняя свои мрачные мысли, вздрагиваю и поворачиваюсь.

— Да?

Дверь открывается, и меня охватывает облегчение.

— О, слава гребаному Богу, что ты здесь.

Фиона врывается в комнату и обнимает меня. Всхлипывая, обнимаю ее в ответ, вцепившись в нее, как в спасательный плот. Она обнимает меня и позволяет мне перевести дыхание на ней, прежде чем я, наконец, отстраняюсь. Она смотрит на меня осунувшимся лицом.

— Вот дерьмо, — тихо стонет она.

Я морщу нос.

— Дерьмо-это правильно.

— Это твой отец, верно?

У нас едва было время поговорить с тех пор, как все это началось прошлой ночью. Они с Виктором были в Мексике, когда я позвонила, но она поклялась, что будет здесь во время этого фиаско.

Я киваю.

— Да. Я главный приз за это гребаное слияние.

Она скорчила гримасу.

— Чет? Правда?

Я киваю.

— Повезло мне, да?

Фиона вздрагивает.

— Зои, почему ты проходишь через это?

— Ты знаешь почему.

Мой тон говорит сам за себя. Мы с ней знаем друг друга уже много лет. Мы были рядом друг с другом, когда обе наши мамы умерли примерно в одно и то же время от одного и того же дерьмового рака. И с тех пор мы стали близки, как сестры. Она также знает, на что способен мой отец.

— Послушай, ты мог бы просто пожить у нас. Я имею в виду, с людьми Виктора…

— Фиона…

— Он мог бы защитить тебя, Зои! Я имею в виду… да ладно, мы тут говорим о гребаной Братве.

— Нет, — я качаю головой. — Мы говорим о том, чтобы поставить тебя на перекрестный огонь моего отца тоже.

— Зои….

— У Виктора могла бы быть армия, Фиона, и все равно…

— У него есть армия!

Я медленно вздыхаю и качаю головой.

— Я не могу. Я не могу просто уйти и сделать так, чтобы вам с Виктором пришлось иметь дело с этим. Ты знаешь мой отец сделал бы все возможное. Я говорю о связях с правоохранительными органами, политиками, обо всем этом. Да, я бы с удовольствием вернулась с тобой в особняк Виктора и потусовалась у бассейна с кучей горячих русских с татуировками и оружием. Но мой отец будет играть нечестно, и мы оба это знаем. Он бы преследовал Виктора сотней разных способов. Он бы так же пришел за тобой. — Я качаю головой. — Я этого не сделаю, Фиона.

Она берет меня за руки, и мы с минуту сидим в тишине.

— Это просто… Чет, — стонет она.

— Да, ну, можешь быть уверен, что я, блядь, с ним не сплю.

Она криво улыбается.

— Ну, по крайней мере, у тебя была пара веселых лет, чтобы избавиться от всего этого до этого, а?

Я слабо улыбаюсь. — Да…

Мы с Фионой близки, как сестры. Мы делимся и рассказываем друг другу все. Или, почти всё.

Трудно объяснить, как это началось. Но вы знаете, когда вы лжете, и это начинает закручиваться по спирали, так что вам нужно просто продолжать лгать? Ну, это я, когда дело доходит до моей сексуальной истории. Или, как было бы правдой, мое отсутствие-таковой.

Вот в чем проблема: когда вы являетесь частью “толпы” богатого высшего общества, у вас есть определенный образ, который вы должны закрепить. Я даже не знаю, почему и как меня втянуло в это, но я это сделала. Большинство людей, включая Фиону и издателей практически любой газетки для сплетен чикагского общества, думают, что я “та самая” девушка; та, у которой в прошлом полно парней постарше, скандалов, романов и горячих историй.