Она заметила, что он загорел с головы до ног, и что его груди… пардон, сэр, грудные мышцы… выкрашены желтой краской под цвет волос.

Глупо, конечно, смущаться в таких обстоятельствах, но, когда он показался из ведущего на помост перехода, она отвернулась. Толпа ревела.

Третья жертва, леди и джентльмены, из пяти, принимающих участие в сегодняшнем бенефисе. Запомните, пятеро!

И все же она обрадовалась, увидев его. С Мейзи, конечно, тоже неплохо, но она нуждалась в мужской поддержке. Она и так уже три дня провела с Мейзи, пытаясь вести светские беседы в крошечной полутемной каморке, где мебель заменялась полусгнившим сеном, парашей и обязательной миской фасоли и ведерком воды — их рационом. Хорошо еще, что ни той, ни другой не очень хотелось есть или пить. Они говорили о детях и о каких-то мелочах из прошлой жизни. Ариадна рассказывала о том, какие у Лейси способности к музыке, а Мейзи кивала, не понимая и половины. Они говорили даже о Грэме, и выходило, что его сексуальная жизнь мало изменилась — он оставался таким же ненасытным и безразличным к запросам партнера, как прежде. Правда, Мейзи нравилось быть подстилкой. Что ж, это ее дело… возможно, в этом возрасте ей самой это тоже нравилось.

Загорелый, с желтой грудью, Джерри пошатнулся, ухватился за ее плечо, потом врезался в парапет и остановился. Он был свежевыбритый, намасленный и благоухающий; желтые волосы тоже завиты. Интересно, что бы сказал Киллер, увидь он его сейчас?

— Р-рад теф-фя фи…ффидефь, — с трудом выговорил он. Ох, нет! Он был настолько пьян, что еле держался на ногах.

— Тебя тоже накачали, да? — недовольно спросила она.

Он без особого успеха попытался сфокусировать на ней взгляд.

— Тьфу! Ер… ернда. Яфф плной кор… норме. — Его губы и шея были покрыты синяками: похоже, кормили насильно.

Ариадна раздосадованно обернулась к Мейзи. Она не ожидала, что мужчин тоже напоят. Сама она ощущала себя вполне благостно, только голова чуть кружилась; при всем при том из них троих она пока оставалась самой трезвой. Требовалось куда больше двух кубков этого разбавленного водой вина, чтобы напоить ее до такого состояния. Джерри с трудом сохранял вертикальное положение. Пьян как бочка; должно быть, в него влили несколько галлонов… Зачем? Чтобы сковать движения? Киллер говорил, что здесь это как национальный вид спорта, на который принимаются ставки.

Тогда зачем сковывать движения?

Оракул сказал, что Ариадна может помочь. Верно, она алкоголичка, а остальные — нет. Садиться за руль ей сейчас не стоит, но из них из всех сейчас, похоже, она одна способна делать хоть что-то. Она подумала, что могла бы нести Мейзи и, может, тащить еще и Джерри, но остальным все равно придется заботиться о себе самим.

И все-таки зачем это насильственное спаивание? Только ли из доброты или с какой-то другой целью? Может, трезвые жертвы опасны Минотавру?

Толпа ревела! Она повернулась взглянуть на переход, но пока никого видно не было. Она посмотрела в Лабиринт и увидела причину восторга:

Минотавр мочился. Нашли чему радоваться…

Рев усилился, и она снова повернулась. Из перехода, подгоняемый копьями, появился Грэм. Аплодисментами его встречали какими-то вялыми; судя по всему, зрители не очень жаловали здоровяков. Плохо бегают? К собственному удивлению, ей стало жалко его. Второй брак действовал на него не лучшим образом — он начал растить брюшко. Он был массивный и волосатый, и грудь его была выкрашена черной краской — единственной, которая ему к лицу. Грэм казался несчастным и немного уродливым. Он врезался в парапет рядом с Мейзи и сложился пополам, перегнувшись через него. Мгновение ей казалось, что он перевалится вниз, в Лабиринт, но его просто рвало. Может, оно и к лучшему — пусть избавится от части алкоголя.

Бедняга Грэм — что за конец многообещающей карьеры в искаженном законе.

Поначалу он отказывался участвовать в добровольной капитуляции, предлагая бежать в холмы или добраться до побережья и построить лодку. Он отказывался снимать свой костюм двадцатого века до тех пор, пока Киллер не пригрозил ему кинжалом, но в конце концов пошел с остальными, захватив с собой покорную Мейзи, — он прекрасно понимал, что вдвоем им в глуши не выжить, и что лучше уж цепляться за соломинку, протянутую Киллером, чем просто идти ко дну.

Странное они представляли собой зрелище, спускаясь по долине в хитонах и набедренных повязках навстречу плену. Джерри выглядел неплохо, во всяком случае, лучше остальных, и, возможно, они с Мейзи тоже укладывались в рамки приличия. Худоба Карло казалась просто болезненной, хотя все тело его было по-южному смуглое, зато вид Грэма в набедренной повязке мало отличался в лучшую сторону от нынешнего цветочного убранства. Загар его ограничивался шеей и локтями, растительность превышала все разумные нормы, мышцы — дряблые… По счастью, эта странная законсервированность их организмов защищала их от солнечных ожогов, а то бы они — кроме Карло — сгорели уже через пару часов. Загар Джерри защищал его вполне надежно, хотя потел он не меньше остальных.

Толпа ревела… Минотавр двигался. Он обогнул свой хлев и исчез за ним.

Пошел проведать подарки! Она ощутила противную слабость в коленях, и ее руки начали сильно дрожать. Если он доберется сюда прежде, чем их сбросят вниз, он будет поджидать их тепленькими…

Рев толпы снова усилился, и из перехода вывалился, пошатываясь, Карло.

Его грудь была окрашена в белый цвет. Бурные аплодисменты, переходящие в овацию! Почему, подумала она, может, он кажется им всем лучшим бегуном?

Или потому, что он так худ, что Астерий оставит его напоследок? Он ухватился за парапет рядом с Джерри и несколько раз встряхнул головой.

В поле зрения снова показался Астерий; он приближался, теперь его отделяла от жилища стена. Толпа возбудилась сильнее. Наверху, в царской ложе, кто-то распевал гимн.

Сколько ему еще бежать?

Знает ли он верный путь? Чей у него разум? Человека? Быка? Или чего-то среднего? Впрочем, даже бык может рано или поздно запомнить дорогу или бежать по запаху.

Карло рыгнул и осел на помост. Стражники подскочили и снова подняли его на ноги, прислонив к парапету. «Пшливон!» — пробормотал он и закрыл глаза.

— Держи себя в руках! — настойчиво прошептала она. — Нам сейчас бежать!

Не открывая глаз, он заговорил сквозь зубы, тщательно выговаривая слова:

— Я не так набрался, как кажется.

Плохо дело. Каждый, кто так считает, обыкновенно куда пьянее.

Минотавр свернул за угол и, судя по всему, двигался перпендикулярно линии зрения; она не видела его за стеной. По толпе прошло движение, и она вдруг поняла, почему в амфитеатре нет сидений: зрители перемещались по кругу, чтобы лучше видеть игроков! Стены Лабиринта достигали в высоту десяти футов и заострялись сверху, и даже огромного Минотавра было видно только тогда, когда он двигался на зрителя или от него.

— Ариадна, — спросила Мейзи, безуспешно пытавшаяся разговорить Грэма, — п-почему нас всех п-пометили разными цветами?

— Не знаю, дорогая, — соврала она. Цвета, несомненно, предназначались для игры: десять талантов за то, что белый погибнет последним; четыре таланта за то, что он трахнет синюю раньше, чем зеленую…

Минотавр показался на мгновение, проскочив через брешь в стене, и понесся дальше в прежнем направлении.

О Господи! Вот как она может помочь… вот зачем их всех опоили! Она же может вычислить путь в этом чертовом Лабиринте! Без этого они будут метаться вслепую с шансами на ошибку пятьдесят на пятьдесят на каждом повороте, в то время как Минотавр наверняка знает каждый камень в этих стенах. И мужчин напоили сильнее, потому что они с Мейзи всего-навсего женщины, а значит, слишком глупы, чтобы ожидать от них подвоха. Со своего места она видела весь Лабиринт. Зверь выскочил из-за стены и повернул направо, а потом он должен будет повернуть налево, а потом…

Она тряхнула головой, чтобы прояснить мысли. Так не пойдет! Ей ни за что не запомнить последовательность поворотов, да потом в придачу вспомнить их в обратном порядке, и она не обратила внимания, не пропустил ли этот гад несколько поворотов…