— Иногда я становлюсь ужасно нежным и пожевываю девушку за ухо, — ответил он, — или читаю ей Китса на сон грядущий. Им это нравится.

— Мне кажется, если им от роду пятьсот или шестьсот лет, это может слишком опасно возбуждать, — предположила она.

Он расхохотался; в глазах его плясали веселые искры.

— А какие требования предъявляешь ты к тому, кто придет на место Грэма?

Ферзевый гамбит? Ну что ж, принимается.

— Мужчина постарше, — ответила она.

— Неплохой выбор.

— Музыкальный, конечно. Хорошо начитанный.

— В особенности Китса?

Она поморщилась:

— Знаешь, что можешь сделать со своим Китсом?

— Мы оставим его Киллеру, — сказал он, и оба рассмеялись этому юмору висельника.

— Значит, у вас в Мере существуют браки? — спросила она, и он кивнул. Она подумала немного. — Тогда секс, наверное, превращается в проблему? Не может быть, чтобы не превращался — как может брак длиться столетиями? Неужели супруги не устают друг от друга?

Он устало откинулся на спинку дивана.

— На тот счет ничего сказать не могу. Наверное, обманы не так уж редки… не знаю. Ну, — добавил он немного тише, — если честно; то знай. Сам способствовал иногда. Главное, без боязни заболеть или забеременеть. Мера — идеальное место для занятий любовью. Это место, где мечты становятся явью, — продолжал он, прежде чем она успела придумать новый вопрос.

— Что ты имеешь в виду? — заинтересовалась она.

Он повернул голову и улыбнулся ей.

— В Мере становятся возможными вещи, невозможные где-либо еще. Стороны треугольника не сходятся… Тебе приходилось читать Гомера?

Гомер… какой-то античный инвалид.

— Немного. В переводах, конечно.

— Тебе надо попасть в Меру и почитать его в оригинале, — сказал он. — Киллер может продекламировать тебе целые фрагменты «Одиссеи» или «Илиады»; кстати, они заменяют ему Библию. Он не умеет читать, но Клир умеет. Она читает ему, а он запоминает. Разумеется, он знал довольно много и до того, как покинул Грецию. Еще он любит Гесиода — тот ведь тоже из Феспий. То, что я тебе говорю, представляется совершенно логичным Киллеру — или представлялось бы Гомеру, — но вызывает некоторое сомнение у меня. Так вот, в мире Гомера, если к тебе — назовем тебя, скажем, Мэри Смит — наведается дружок… он никогда не будет до конца уверен в том, что это действительно была Мэри Смит, а не богиня Афина в ее обличье.

— Слушай! — перебила она. На улице воцарилась мертвая тишина, даже далекое хрумканье за окном комнаты Грэма прекратилось.

— Да нет, не слушай, — вздохнул он. — Это просто трюк, чтобы лишний раз подействовать тебе на нервы. Вернемся лучше к Мере… Не знаю, как это у девушек, но если юноши… мужчины встретят на улице хорошенькую девушку и думают при этом: «Вот бы здорово…» В общем, они идут домой и ласкают своих жен, и обычно…

Он покинул этот мир сорок лет назад.

— В наши дни не считается зазорным для женщины думать так же, — заявила она. — Ну, если я увижу на улице высокого, светловолосого… гм… с голой грудью… Словом, сейчас это не редкость.

— Спасибо, — хмыкнул он. — Я запомню, если смогу. Но я хотел сказать, что в Мере мечты и впрямь становятся явью.

— Это как?

В неожиданно наступившей тишине он опустил взгляд на Киллера, лежавшего в темноте; только жезл в его руках продолжал светиться.

— Возьмем в качестве примера Киллера. Страшненький, конечно, но все же пример. Я уже говорил, насколько он неразборчив. Допустим, он воспылал страстью к той же самой Мэри Смит и начинает увиваться за ней. Она предлагает ему идти… в общем, исчезнуть. Ничего особенного, но однажды в ответ на очередной заход Киллера она соглашается. Отлично, в его коллекции появляется еще одна галочка. Вот только Мэри Смит может ничего и не знать об этом!

— Джерри! Как?

Он хохотнул.

— Киллер объясняет это так, что богиня Афродита сжалилась над ним и приняла обличье Мэри Смит. Я называю это исполнением желаний, хотя как знать? Возможно, Мэри Смит на самом деле развлекалась с Киллером, а всем остальным просто врет.

— Но… — Теория казалась слишком бредовой, чтобы воспринимать ее всерьез.

— Я думаю, и у этого существуют свои пределы, — продолжал он. — Тебе не удастся иметь двух мужей — это было бы слишком очевидно, но правда в Мере — это то, во что ты веришь. Действительность относительна. В Мере не существует черного и белого. Но если уж я доставлю тебя в Меру, Ариадна, я постараюсь завести с тобой роман, будешь ты знать об этом или нет.

— Ты доставишь меня в Меру, Джерри Говард, — произнесла она, — и тебе не придется беспокоить богиню Афродиту, чтобы та хлопотала вместо меня.

Они сидели и молча смотрели друг на друга, потом он вздохнул и поднялся подбросить дров в огонь.

Снаружи послышался ропот, словно там собиралась в ожидании толпа.

Джерри тоже услышал этот шум, но вернулся и сел, не обращая на него внимания.

— Что привлекает их сюда? — пробормотал он себе под нос. — Откуда их столько?

— А слова Киллера? — спросила она. — Он говорил о Клио, а потом сказал что-то насчет Эроса. Что-то вроде «это не всегда Эрос»?

Он хрипло кашлянул. Шум на улице стих и вернулся, но гораздо громче, словно настраивался оркестр, или… или толпа ожидала выхода команд на поле? Джерри заговорил громче, как бы пытаясь заглушить этот шум.

— Это случилось месяц назад, и это всего один случай из многих за долгие годы. Я возвращался вечером домой, и меня окликнул Лопес — еще один друг. Он зазвал меня на партию в шахматы, и мы потягивали вино, и курили гаванские сигары, и играли в шахматы, пока не напились до того, что забыли, какого цвета наши фигуры или мы сами. Лопес настолько черен, что в Мере стал темно-синим, так что можешь себе представить наше состояние…

Шум во дворе усиливался, и ему приходилось говорить все громче.

— В конце концов я добрался до дома, залез к себе в мансарду, и обнаружил там Киллера — спящего.

Даже в полутемной комнате заметно было, как он покраснел.

— В общем, я спустился вниз и почитал немного. Возможно, я держал книгу вверх тормашками, но это ничего не меняло. На столе стояли два бокала и бутылка из-под вина. Немного позже Киллер тоже спустился и сказал что, пожалуй, пойдет.

— А ты что сказал?

Толпа за стенами ревела уже оглушительно, и Джерри покосился на окна.

Потом рев немного убавился.

— Я сказал, я рад тому, что он смог зайти… и надеюсь, что он провел вечер так же приятно, как я.

Неожиданно для самой себя она сжала его руку.

— Ты хороший друг Киллеру, Джерри. Подозреваю, лучше, чем он того заслуживает.

— Нет! — ответил он, и его снова заглушил рев. Если считать, что средний демон производит шума столько же, сколько человек, у дома их собралось несколько тысяч.

Потом все неожиданно, жутко оборвалось, и в наступившей тишине Джерри продолжал как ни в чем не бывало:

— Иногда он просто маленький сукин сын, Ариадна, но при всем при том он самый надежный, верный друг, какой только может быть у человека. Он необходим Мере; вот почему я вспомнил про Фермопилы. Античный грек хранил верность прежде всего своему городу, полису… Киллер перенес эту свою верность с Феспий на Меру.

Крики… крики… КРИКИ… Что это они кричат? Похоже на слово…

— Вот оно, — пробормотал Джерри. — Мне нельзя произносить его, но ты и сама услышишь. Они там приветствуют чемпиона. Большого босса собственной персоной.

Аст… что там?.. Астер?

— Он заведует в Аду отделом Меры, — мрачно усмехнулся Джерри.

Восторженный рев поднялся до немыслимой интенсивности, продержался на этой ноте несколько секунд… и резко оборвался как по взмаху дирижерской палочки. Джерри взял один из автоматов.

— Но тут есть одна загвоздочка, — произнес он, как ни в чем не бывало возвращаясь к прерванному разговору. — Ты никогда не можешь быть уверен до конца. Я всегда отвергал притязания Киллера. Не по мне эти игры, а в Мере они мне и вовсе не нужны. В ту ночь он услышал, что я согласился… и наверняка это было не в первый раз. Но сам спросить меня об этом он не решается. Он никогда не знает, где я, а где бог Эрос в моем обличье, и если он спросит меня, я буду отрицать все.