Девушка недоуменно посмотрела на Раума, затем на Барсарб, но те застыли в не меньшем недоумении. Лишь Иза попыталась что-то сделать, но Золотое Перо едва ли заметила, что ее погладили по руке.

— Что ты сказала, Азур? — повторила она.

— Я сказала, что отец Аксиса неизвестен, а его мать — Ривка, сестра Приама. Почему это так взволновало тебя?

— Но он умер, — прошептала Золотое Перо. Ее глаза помутились, остекленели. — Он умер.

Наступило тягостное молчание. Все смотрели на Золотое Перо с величайшим недоумением.

— Кто умер? — наконец спросила Барсарб. — Кого ты имеешь в виду?

— Своего сына. Когда я родила, мне сказали, что младенец мертворожденный. Я — Ривка.

— Ты Ривка? — удивилась Азур. — Значит, ты осталась жива? А Хаген рассказывал мне, что ты умерла при родах.

— Меня пытались свести в могилу, но только не получилось, — сказала Золотое Перо, придав голосу твердость, а затем, неожиданно разрыдавшись, простонала сквозь слезы: — Неужели мой мальчик жив?

— Признаться, я не все понимаю, — произнес Раум, потерев рукой по лбу. — Азур, расскажи нам, что ты знаешь о Ривке.

Взглянув сочувственно на Золотое Перо, утиравшую платком слезы, Азур рассказала о том, как около тридцати лет назад муж Ривки, властный и безжалостный Сиэрлас, наместник Ихтара, вернувшись домой после годового отсутствия, застал жену на восьмом месяце беременности, а затем, чтобы попытаться скрыть свой позор, отправил ее рожать в Горкентаун, где, по слухам, Ривка, родив здорового мальчика, умерла.

— Скажи, Золотое Перо, отец мальчика, рожденного тобой в Горкентауне, Повелитель Звезд? — спросила Барсарб.

Золотое Перо кивнула.

— Значит, в Боевом Топоре течет икарийская кровь. Это многое объясняет.

— Но меня уверили, что младенец — мертворожденный, — ответила Золотое Перо. Она перевела взгляд на Азур. — А кто позаботился о ребенке? Кто воспитал его?

— По словам Хагена, Джейм, нынешний Брат-Наставник. В то время он был по делам в обители Горкентауна и забрал ребенка с собой, в Сенешаль.

— Джейм? — вскричала Золотое Перо, гневно сверкнув глазами. — Так ведь это именно он вместе со своим приятелем Морисоном, таким же лицемером, как и он сам, отправил меня умирать к подножию Ледяных Альп. Выходит, совершив одну подлость, он совершил и другую: украл моего ребенка, — она спрятала в ладони лицо и горестно прошептала: — Но как я могла не узнать своего сына?

— Когда встретимся с икарийцами, обо всем им расскажем, — сказала Барсарб.

— Как обрадуется мой муж, узнав, что наш мальчик жив! — воскликнула Золотое Перо. — Вспышка радости сменилась глухим рыданием. — Но как я могла не узнать его?

Готье спешил в Горкен-форт и потому вел колонну кавалеристов с рассвета и до позднего вечера без привалов, если только на пути не попадался продовольственный склад, где можно было запастись провиантом. Лейтенант думал не только о скорейшем усилении армии Борнхелда, но и о собственном возвышении, о почестях и наградах, которые посыпятся на него, как только он привезет Фарадей к убитому горем герцогу.

Однако, как ни спешил Готье, без устали подгоняя всадников, колонна двигалась медленно: ударил мороз, дорога быстро обледенела, и лошади еле плелись, скользя и спотыкаясь почти на каждом шагу. Доставалось и всадникам. Дул сильный холодный ветер, и морозный воздух, проникая глубоко в легкие, холодил внутренности. Промерзшие до самого нутра солдаты ехали молча, лишь изредка чертыхаясь, когда у коня разъезжались ноги.

Фарадей ехала, обмотав рот и нос теплым шарфом, но это не спасало ее от холода. Ей казалось, что она замерзла до мозга костей. Да и на сердце скребли кошки. Скорая встреча с Борнхелдом не вдохновляла, а необозримая заснеженная равнина, храп взмыленных лошадей да суровые лица всадников с заледеневшими бакенбардами только способствовали угнетенному состоянию.

Безрадостную картину усугублял поток беженцев, в основном жителей Горкентауна, напуганных страшными событиями предыдущей зимы и снявшихся с места, чтобы найти приемлемое пристанище в южных провинциях королевства. Да только Фарадей с горечью полагала, что не все они преуспеют, ибо попадавшиеся навстречу колонне фургоны с беженцами, по приказу Готье, сворачивали с дороги, чтобы тут же увязнуть в сугробе до самого облучка, что принуждало страдальцев забирать из фургона лишь самые необходимые вещи и идти дальше пешком.

Время от времени навстречу колонне попадались и рейвенсбандцы, напуганные появлением кровожадных бестелесных существ не меньше жителей Горкентауна. Они скакали на нескладного вида низкорослых лошадках странной желтоватой масти. Фарадей не раз приходилось слышать диковинные истории о полудиком народе, жившем на крайнем севере королевства и занимавшемся охотой на тюленей и снежных медведей. Теперь она могла увидеть этих людей собственными глазами. На их лицах красовалась татуировка, а в волосы были вплетены нити стекляруса и миниатюрные колокольчики. Дивясь их экзотичному виду, Фарадей вспоминала, что по рассказам людей, бывавших на севере королевства, рейвенсбандцы — храбрый и мужественный народ. Какая же сила могла их заставить покинуть насиженные места? Наверное, грозная и ужасная. Приходя к этой мысли, девушка хмурилась и еще больше замыкалась в себе.

Тимозел не раз пытался развеселить ее анекдотическими историями, но все его усилия вызывали лишь натянутые улыбки. Однако пустые хлопоты не приводили топороносца в уныние. Не зная о намерениях Готье, он и сам уповал на милости Борнхелда, не сомневаясь, что герцог оценит по достоинству усердие защитника Фарадей. Скорее всего, главнокомандующий оставит его при себе, назначит на высокую должность. Что ж, он станет верно служить ему. В войске топороносцев многого не добьешься. Аксис ухаживает за матерью, верно, делит с ней ложе, а его, ее сына, Тимозела, и в грош не ставит. Не дает развернуться его талантам. Теперь все будет иначе. Под водительством Борнхелда, он совершит великие подвиги, прославится на все королевство. О нем станут слагать легенды. Все так и будет, недаром Артор ниспосылает ему благословенные сны.

Вот он скачет во главе огромного войска навстречу неприятельской армии. Неприятель дрогнул, бежит…

Вот новая битва. Противник пускает в ход колдовство. Поражение кажется неминуемым. Да только на первый взгляд. Великий воин, он, Тимозел, воодушевляет солдат и ведет их за собой в стремительную атаку. Враг в панике отступает…

Вот он сидит у костра рядом с Борнхелдом и Фарадей. Главнокомандующий расточает ему похвалы, милостиво улыбается…

Рассчитывая на службу у Борнхелда, Тимозел размышлял и о том, стоит ли поставить в известность герцога о своем знакомстве с блюстителями пророчества и о посещении таинственных Звездных Врат. Пораскинув умом, топороносец решил, что лучше держать язык за зубами, иначе, неровен час, придется рассказать Борнхелду и о сговоре с Разрушителем. Тогда прости-прощай все почести и награды. Да что награды! Можно попасть под суд по обвинению в колдовстве. Договор с Горгрилом — подлинное несчастье. Тимозела успокаивало одно: он — защитник прекрасной дамы и будет служить ей до конца дней. Горгрил не дождется его услуг.

Несмотря на скользкую дорогу, сильный холодный ветер и непредвиденные задержки в пути, Готье привел солдат в Горкентаун, как и планировал, на десятый день перехода.

Едва въехав в городские ворота, лейтенант обратился к начальнику караула:

— Где дежурный офицер?

— В комендатуре, сэр. Сегодня дежурит Годдарс.

— Пошли к нему вестового. Пусть этот… Поддарс, или как его там, расселит моих солдат. Да пусть не забудет их как следует накормить. Если утром я выясню, что солдаты остались голодными, то этому бездельнику, не соизволившему встретить меня, придется питаться одним дерьмом до конца своей жизни.

Отдав это распоряжение, Готье сменил грозный вид на приветливую улыбку и, обратившись к Фарадей, предложил: