Все-таки, князя накачали алкоголем и вот решили проверить меня на прочность. Или еще что здесь кроется? Зачем им я, кому дорогу перешел?

В это время я увидел вышедшего из-за стола молодого рослого парня, по злому взгляду и оскалу стало очевидно, что, как это бы назвали в XXI веке, буллинг, был именно от него.

Это был молодой мужчина, по виду старше меня нынешнего лет на пять. Его походка выдавала бывалого воина, и мне стало очевидным, что операция была спланирована. Задира был трезв, сосредоточен, его пронзительный взгляд сканировал меня, видимо оценивая, как соперника.

Смог меня удивить бретёр. Он вытянул руку, и ему поднесли полуторный меч, каким предпочитали воевать крестоносцы. В левой руке мой обидчик держал нетипичный для русича щит, который был круглый и небольшой, диаметром не более тридцати пяти — сорока сантиметров. Я же, подумав немного, нашел глазами вставшего из-за стола и грозно осматривающего окружающих людей Филиппа, который также был приглашен на пир, но сидел в конце столов, вдали от меня.

— Филипп шпагу и кинжал, — прокричал я. Старший сотник стал доставать свой клинок и висящий на правом боку кинжал.

Я долго думал, как назвать то оружие, что в другой истории появилось позже и называлось «шпага». Не придумав ничего, так и назвал, на просьбу же объяснить, почему именно так, отговорился тем, что орагонцы так называют свой меч, который похож на наше изделие. Кто такие орагонцы, и где они вообще обитают, для жителей Руси было безразлично, а я и не стал фантазировать.

Не все мужи встали из-за стола, только потому, что были уже пьяны, но интерес происходящего был наивысший. Криков больше не было, но шепот стоял столь громкий, что создавалось впечатление взбудораженного жужжащего огромного роя шмелей.

— В разум придите, — вскричал Глеб Всеславович, оттолкнув дородного мужика, с которым только что активно, но не громко спорил.

— Невмесно! Честь боле живота! — ответил я и перехватил шпагу в правую руку.

Не успел я пару раз махнуть чужое оружие, чтобы проверить балансировку и удобство в руке, как последовала атака моего обидчика. Он замахнулся сверху своим мечом и нанес сильный удар.

Лучшее — всегда избегать всякого рода парирования в клин, но неожиданность нападения напрочь выбила из меня такое понимание. Я принял удар на клинок без отвода меча противника. Это непрофессиональное действие заставило с потерей ориентации сделать шаг назад и даже покачнуться. Соперник был силен, более сильный, чем кажется по внешнему виду. Бывает, что человек не сверкает гипертрофированными мышцами, но может подковы разгибать. Этот парень был из таких.

Соперник сразу же нанес следующий удар правой рукой, но по левой траектории. Получилось у него уже не так сильно, и я отвел его меч, и кинжалом в левой руке нанес удар сопернику в бок. В последний момент бретёр успел не столько взять в щит удар кинжала, сколько подбить его. Но я все же дотянулся до кольчуги обидчика. Пробить не получилось, но данный факт изменил настроение парня, в глазах которого мелькнуло сомнение и озабоченность.

Дистреза — искусство нападения и я решил начать свою игру, окончательно придя в себя. Нерешительность соперника только подбадривала меня. И я начал танец. Менял стойку с левой на правую, делал ложные выпады, вынуждал дергаться. В один момент я сделал шаг назад и резкий с подскоком выпад в сторону соперника. Я не ожидал его достать, больше раздергать и это получилось. Бретёр сделал неустойчивый шаг назад и в сторону. Я же продолжил атаку и подбил меч обидчика, а после повел шпагу по мечу соперника до гарды, и, завернув шпагу, достал до кисти бретёра. В последний момент я еще немного перенаправил свой клинок и вместо всей кисти отрезал только фалангу большого пальца.

Парень ужаснулся, но не стал кричать от боли, а переложил меч в другую руку и отбросил щит. Я сделал паузу, позволяя сопернику опомниться. Моя победа не должна выглядеть как случайность. А отрезанный палец не самым эффектным финтом местные рубаки могли стечь только удачей, а не мастерством.

Бретёр сделал выпад, подражая мне. Его навыков не хватило и я, зрелищно отводя меч соперника влево, сделал два быстрых шага в сторону парня. Колоть его не стал, а ударил хуком в челюсть. Бретёр поплыл, и я подсечкой помог ему быстрее перейти в горизонтальное положение. Тот рухнул.

Встав над поверженным соперником, я поднес острие шпаги к открывшейся шее неудачливого бретёра. От соприкосновения клинка к груди парня поползла капля крови, оставляя светло красную полоску. Тут же была и сонная артерия, но я решил не убивать этого неплохого ратника.

— Кто надоумел? Говори! — вскричал я нарочито громко, чтобы затихшее окружение прониклось моментом. А тишина стояла гробовая, если бы только не храп некоторых застольщиков, спящих на лавках или под ними.

— Убей, боярин, вина моя, — прохрипел парень.

— Ты добрый вой и можаш принести славу князю свому, тако ж беда иде на земли русские. Крыжаки, татарва. А мы русичи сечем родичей — не бывать тому, — торжественно произнес я, картинно бросил в сторону шпагу и кинжал и устремился вон из этого гнезда пьянства и безделья.

Следом за мной вышли и еще семь человек, которые были приглашены на пир. И данное обстоятельство меня порадовало. В лучших традициях пиара.

Выйдя из княжих палат, мы быстро направились к своему лагерю, который находился на окраине города и занимал две избы и целиком постоялый двор с расставленными на его территории шатрами.

Незначительное количество выпитого на пиру раззадорило, и я решил расслабиться, в чем меня поддержали и другие. Свой пир организовали быстро, благо всего хватало, а тушеное мясо в глиняных горшках, икра, копченые тушки пятикилограммовых осётров с копченым салом, овощи и настоечки мало уступали княжим угощениям. Решили пригласить и большую часть десятников, не задействованных на дежурстве ни сегодня, ни завтра. Собралось порядка четырех десятков застольщиков, которые приходили так же со своими закусками, хранящимися, как я это называю «на представительские расходы».

Выдалась знатная пьянка, где упились практически все. Я же со своим метаболизмом был ни трезв, ни пьян, но выглядел идеальным слушателем. Вот и сидел между Филиппом и полковником. Первый все упрекал меня в ошибках во время дуэли, второй же упрекал вообще за дуэль. Одну и ту же мысль оба умудрялись уже с десяток раз пересказать разными словами.

Я же мало вникал в сказанное, иногда невпопад кивая головой то одному, то другому. Сам же думал о доме. О том, единственном в усадьбе. В ночь перед уходом в поход моя любимая жена как с цепи сорвалась. Была столь ненасытной, что я даже стал опасаться, а смогу ли я ее пресытить. В излюбленном нашем месте — бане мы даже забыли помыться. Потом обнаженную любимую я отнес в спальню, уже ожидая поворковать и спать, но не тут то было. Меня вновь использовали по назначению, и даже мои слова о необходимости выспаться, жена, большей степени покорная и покладистая, даже слушать не хотела. И я был благодарен ей за это. Уже изможденные и уставшие, наблюдая через остекленное окно рассвет, мы обнимались и нежно поглаживали руки друг другу. И тут Божана сообщила, что вновь беременна, и бабы говорят, что будет мальчик.

И сейчас, в трехстах километрах от родимого дома я думал только о семье и о том, что как мне повезло с женой, сыном, дочкой. Юрий же обиделся на меня, когда я отказал ему в походе, но его присутствие сейчас было бы важным, и я понимал, что совершил очередную ошибку. Одиннадцать лет — это возраст, когда мальчик уже встраивается с жестокую мужскую систему взаимоотношений и нужно срочно его оттаскивать от юбки Божаны.

Утро выдалось «средней паршивости», но я все же нашел силы на легкую зарядку и умывание холодной водой, в отличие от практически всех участников вчерашней попойки. И все же иметь хороший метаболизм и регенерацию — это имба, лучшие сверхспособности. Куда там молнии и файерболлы метать — детские игры.

Глава 4. Минуй нас пуще всех печалей ни княжий гнев, ни княжеская любовь