— Ипатий, теперь останешься только ты — сделай так, чтобы мы встретили эволюцию сильными. Может ты и прав, я могу пересмотреть свои убеждения. У меня большие ресурсы, два епископа и новгородский архиепископ — мои люди, пусть напрямую это и не понимают, князь Юрий так же мой. Будем союзниками? — Даниил протянул руку в сторону своего современника.

— Прощай, Даня! — сказал Ипатий и ударил поднятым кистенём по голове монаха. — Мы сами делаем себя сильнее, но не эволюция.

Дверь в палаты вновь распахнулась и три ратника, с обнаженными мечами остановились, осматривая обстановку. Двое были молодыми и не выдающегося роста, вот только шпага, а это была именно шпага, в ругах одного выглядела смертоносным оружием. Еще один, третий ратник, был просто выдающихся пропорций, и именно он первым начал атаку на Ипатия.

Начался смертельный танец, именно танец, а не поединок, настолько со стороны была красива и зловеще схватка.

Эпилог 1

Великий князь владимирский Юрий Всеволодович был в прекрасном расположении духа. Еще никогда он так не радовался и был свободен от своих страхов. Все складывалось хорошо. Он привел к покорности Ригу и ее окрестности, племена ливов и латгалов присягнули Юрию, который стал сюзереном у князя Вячко. Да и другие игроки региона посматривали в сторону русичей, выжидая, чем те проявят себя. Если это будет носильное крещение и дальнейший захват территорий, то и курши и земгалы и ятвяги были готовы к борьбе. И от того, как поведут себя те, кто смог стоять рука об руку с язычниками эстами против крестоносцев и победить, зависит будущее всего региона.

Теперь сложилась такая ситуация, когда великий князь мог давить на Новгород и Псков не только с юга и не только объявлением эмбарго на зерно, но и конкуренцией в балтийской торговле, да и грубую силу никто не отменял. А новые данники — новые средства для постоянно пустой казны. Занозой, в восприятии великого князя, остаются эсты, но они сражались рука об руку с Вячко, и вот так просто покорить их не представляется возможным. Но они в союзниках и пусть пока так и будет, но только, пока.

Главным же стимулом для отличного настроения великого князя была смерть Василько. Этот молодой да ранний как кость в горле и жупел неудач Юрия. Сын старшего брата Константина оставался напоминанием о поражениях и унижении. Юрию отец завещал великое княжение, в обход старшего брата Константина. Война между братьями резко ослабила Русь и особенно она ослабила Юрия, который проиграл. И теперь Василько Константинович мертв, а Юрий жив и силен как никогда. А еще мертвы Глеб и его друг Войсил. И главное — для всех великий князь скорбит и никоем образом не причастен к смерти этих людей. Кто же виноват в том, что Василько разорвал медведь на охоте, да так, что князя было не узнать. Когда Великобор принес остатки тела ростовского князя, то не сразу и поняли, что это было тело Василько.

Этот монах — Даниил выполнил все условия соглашения. И все только за то, чтобы епископ Симон получил больше прав, как и новгородские священники. Даже если в ущерб церковной иерархии. Юрий и сам был за укрепление церкви и уменьшение ее зависимости от киевской метрополии. Пора своего митрополита создавать.

Вот как монах все устроил? Юрий уже год ломал голову, что же сделать с выскочками из Унжи. Теперь они без головы и поддержки. А этот Корней Владимирович без помощи интриганов и малолетнего князя не способен на что-то серьезное. Да и эту проблему Даниил решит.

— Князь испей! — к телеге, где на шкурах возлегал Юрий, уставший от седла, подскакал виночерпий.

— То к месту, добре, — сказал князь и начал пить вкусное вино. — Чудной укус.

Великий князь никогда не ел миндальный орех и не мог знать, что именно привкус миндального ореха он сейчас чувствовал. Это было немного похоже на раскушенную косточку вишни, но более яркий вкус. Юрий мог бы, вероятно гордится своей индивидуальностью, так как распознать привкус цианистого калия способны менее сорока процентов людей. Через несколько минут изо рта великого князя владимирского пошла пена, которую заботливо вытер слуга. Виночерпий участливо укрыл своего господина большой массивной медвежьей шкурой, сел на коня и не спеша, чтобы не привлечь внимания, начал удалятся в сторону виднеющегося леса.

Уже углубляясь в лес, виночерпий почувствовал резкую боль в шее и с удивлением понял, что его поразила стрела. Застывшие навечно удивленные глаза чашника увидели и охранники убитого великого князя, которые только через час обнаружили, что их князь убит.

Эпилог 2

— И это уже твоя вторая жизнь? — спросил Ипатий, с наслаждением глотая перцовую настойку и закусывая ее колбасой.

Перед Корнеем сидел молодой человек с абсолютно пропорциональным тренированным телом и яркими пронзительными голубыми глазами. Коротко постриженные волосы были еще плохо отмыты от крови, после того, как Ипатий получил скользящий удар по голове эфесом шпаги Филиппа. В той схватке опытный воин с полученной эволюционной способностью быстрого обучения, не смог противостоять напору трех воинов, друзей Корнея. Один был еще явно после болезни, так как выглядел истощенным и был медлительным — именно Лавр первый узнал о том, что твориться в усадьбе, так как он устроил конюхом к боярину молодого парня и тот, спрятавшись, сумел незамеченным убежать к еще постельному больному Лавру. Узнал и Филипп, который так же имел своего человека в усадьбе.

— Получается, — спокойно ответил я. И машинально в очередной раз потрогал огромную шишку на лбу, к которой битый час прикладывал все возможное холодное, но она все росла. Мои действия отзеркалил Ипатий и погладил голову, а после аккуратно потрогал швы на левой брови.

— А добрые у тебя друзья, да и дерутся лихо. Я уже думал, что меня невозможно так легко взять. Живым сдаваться не собирался, но тот финт Филиппа — нужно обязательно выучить, — Ипатий улыбнулся. — Да и ты, молодец. Вот как подгадать, что друзья вышли и напасть на меня? Зачем? Если уже должен был видеть, что мы договорились.

Мы уже общались три часа. После того, как я оклемался от удара, и рванул на рослого мужика, который обыскивал труп монаха. Нанеся удар в ухо чужаку, я отхватил локтем по челюсти. Встав в стойку, начали друг друга лупасить, но в какой-то момент я умудрился пропустить удар ногой по голове и отшатнулся. Вот только смог подловить противника на подсечке и провести контрольный удар в висок. А когда пришел Филипп, волоча за волосы мою домоправительницу Ладу, начался разговор. Определив, что мы вроде как союзники с новым действующим лицом эпической драмы, или уже трагедии, я подошел к Шиноре, который вжался в угол комнаты и трясся от страха, будучи связанный и слегка побитый.

Идиота, которого я, наивный, посчитал гением торговли и интриг, взяли на простом воровстве. Он выдурил задаток у того же купца Семьюна и хотел сбежать как с деньгами торговца, так и с моим товаром. Потом немного пыток, после прямой подкуп и все — Шинора полностью выполняет распоряжения неизвестных ему людей и, по сути, шпионит против меня.

Особой ценности прохиндей для меня больше не представлял, но нужно было бы рассказать людям историю предательства. Вот только Ипатий отговорил — Шинора слышал все разговоры и об эволюции и о путешествии во времени. Его, конечно, примут за юродивого, от страха помешавшегося рассудком, но рисковать нельзя. Могут же люди со временем сопоставлять факты и приходить к ненужным выводам. Расспросив о связях с купцами, роли Жадобы, которого использовали в темную, Ипатий просто скрутил шею бывшему моему приближенному.

— И представь себе, я в теле младенца с памятью взрослого человека из будущего. Как с ума не сошел — не знаю, а, может, и немного свихнулся. Рос смышленым парнем, вот только семья была из рядовичей, и родители недоумевали, откуда я такой умный. А я уже в семь месяцев пошел, а в полтора года палкой махал — нарабатывал рефлексы. Так-то в армии я был стрелком, скорее, снайпером, но приходилось и в рукопашке сходиться, — рассказывал Ипатий.