Миа читает колонку вслух:

– «До нас дошло известие, что один из самых завидных холостяков, небезызвестный Кристиан Грей, наконец-то раскололся, и мы, если прислушаемся, можем услышать звон свадебных колоколов».

Я смотрю на Ану, которая переводит взгляд округлившихся глаз с Миа на меня.

– «Но кто же счастливая избранница? – продолжает Миа. – «Нуз» пытается это выяснить. Держу пари, леди предложили неплохой брачный контракт».

Я сердито зыркаю на нее. Черт возьми, Миа, заткнись.

Она замолкает и сжимает губы. Не обращая внимания на нее и на обмен обеспокоенными взглядами за столом, я вновь перевожу взгляд на Ану, которая бледнеет еще сильнее.

– Нет, – говорю я одними губами, пытаясь успокоить ее.

– Кристиан, – подает голос отец.

– Не собираюсь обсуждать это еще раз, – рычу я на него. Он открывает рот, чтобы что-то сказать. – Никакого контракта! – со злостью отрезаю я, и он закрывает рот.

Заткнись, Каррик!

Схватив газету, я ловлю себя на том, что от злости не могу сосредоточиться и снова и снова перечитываю один и тот же абзац про обанкротившиеся банки.

– Кристиан, – бормочет Ана. – Я подпишу все, что вы с мистером Греем только хотите.

Я отрываю взгляд от газеты и вижу блеск слез в ее умоляющих глазах.

Ана, перестань.

– Нет! – говорю я, заклиная ее оставить эту тему.

– Это для твоей же пользы.

– Кристиан, Ана, думаю, вам лучше обсудить это наедине, – подает голос Грейс и сердито смотрит на Каррика и Миа.

– Ана, к тебе это не относится, – бормочет отец. – И, пожалуйста, называй меня по имени.

Не пытайся теперь подлизываться, киплю я в душе. Внезапно все начинают суетиться. Кейт с Миа поднимаются, чтобы убрать со стола, а Элиот быстро накалывает на вилку последнюю колбаску.

– Я определенно предпочитаю колбасу, – громогласно объявляет он с преувеличенной веселостью.

Ана сидит, глядя на свои руки, и вид у нее удрученный.

Господи, отец, смотри, что ты наделал.

Я беру обе ее руки в свои и шепчу так, чтобы услышала только она:

– Перестань. Не обращай внимания на отца. Он не в духе из-за Элены. Целили в меня. Матери следовало бы помалкивать.

– Он прав. Ты очень богат, а я не принесу в семью ничего, кроме выплат по студенческому кредиту.

Ты же знаешь, детка, что мне нужна только ты!

– Анастейша, если уйдешь, можешь забрать все. Однажды ты уже уходила. Я знаю, каково это.

– Тогда было совсем другое, – бормочет она и снова хмурится. – Но, может быть, ты захочешь уйти.

Ну, это просто смешно.

– Кристиан, ты же знаешь, я могу сделать что-нибудь… сглупить… и ты… – Она замолкает.

Ана, думаю, это крайне маловероятно.

– Перестань. Прекрати немедленно. Вопрос закрыт. Мы больше не обсуждаем это. Никакого брачного контракта не будет. Ни сейчас, ни когда-либо.

Я роюсь в мыслях, силясь отыскать более безопасную почву, и ко мне приходит озарение. Повернувшись к Грейс, которая заламывает руки и обеспокоенно смотрит на меня, спрашиваю:

– Мама, а можем мы сыграть свадьбу здесь?

Выражение тревоги на ее лице сменяется радостью и благодарностью.

– Дорогой, это было бы чудесно! – И, подумав, добавляет: – Ты не хочешь венчаться в церкви?

Я бросаю на нее взгляд искоса, и она тут же капитулирует.

– Мы с радостью устроим твою свадьбу, Кристиан. Правда же, Кэри?

– Да. Да, конечно. – Отец благодушно улыбается нам обоим – Ане и мне, – но я не могу смотреть на него.

– Вы уже определились с датой? – интересуется Грейс.

– Через четыре недели.

– Кристиан, так мало времени!

– Времени предостаточно.

– Мне нужно, по крайней мере, восемь!

– Мама, пожалуйста.

– Шесть? – умоляюще спрашивает она.

– Это будет чудесно. Спасибо, миссис Грей, – подает голос Ана и бросает на меня предостерегающий взгляд, бросая вызов возразить ей.

– Пусть будет шесть, – говорю я. – Спасибо, мама.

По дороге в Сиэтл Ана молчит. Возможно, думает о моей вспышке гнева сегодня утром. Наш вчерашний спор с Карриком все еще мучит меня, его неодобрение словно шип, вонзившийся в кожу. В глубине души меня тревожит, что он прав, что, может быть, из меня не выйдет хорошего мужа.

Проклятье, я намерен доказать, что он ошибается.

Я не какой-то незрелый подросток, которым он, похоже, меня считает.

Я неотрывно смотрю на дорогу и чувствую себя расстроенным и опустошенным. Моя девушка рядом, мы назначили дату свадьбы, и мне следовало бы быть на седьмом небе от счастья, но я все прокручиваю в голове гневную отцовскую отповедь в отношении Элены и брачного контракта. С одной стороны, наверно, он понимает, что был не прав. Он попытался помириться со мной, когда мы прощались перед отъездом, но его неуклюжая попытка загладить вину до сих пор саднит, как царапина.

Кристиан, я всегда делал все, что в моих силах, чтобы защитить тебя. И не справился. Я должен был поддержать тебя.

Но я не желал его слушать. Ему следовало сказать это вчера. А он не сказал.

Я качаю головой. Ну, хватит уже терзать себя этими мыслями.

– Эй, у меня идея. – Я протягиваю руку и сжимаю колено Аны.

Быть может, удача возвращается ко мне: на стоянке у собора Святого Якова есть место.

Ана вглядывается сквозь деревья в величественное здание, которое возвышается над всем кварталом на Девятой авеню, а потом поворачивается ко мне с вопросом в глазах.

– Церковь, – объясняю я.

– Это что-то слишком большое для церкви, Кристиан.

– Верно.

Она улыбается.

– Очень красиво.

Рука об руку мы проходим через одну из парадных дверей в вестибюль, затем идем вперед по нефу. Инстинктивно я протягиваю руку к чаше со святой водой, чтобы осенить себя крестным знамением, но останавливаюсь как раз вовремя, понимая, что если удар молнии последует, то это случится теперь. Краем глаза замечаю удивление Аны, но отвожу взгляд, чтобы полюбоваться внушительным потолком в ожидании суда Божьего.

Нет. Сегодня никакой молнии.

– Старые привычки, – бормочу я смущенно, одновременно ощущая облегчение, что не превратился в горку пепла прямо на пороге. Ана переключает внимание на великолепное внутреннее убранство: высокие расписные потолки, мраморные колонны, красивые витражи в окнах. Солнечный свет струится сквозь круглое отверстие в куполе, словно Господь улыбается этому месту. Неф наполнен благословенной тишиной, окутывающей нас покоем, который нарушает лишь приглушенное покашливание одного из немногих прихожан. Это убежище от городского шума и суеты. Я и забыл, как здесь спокойно и красиво, ведь я не был внутри давным-давно. Мне всегда нравились пышность и торжественность католической мессы. Ритуал. Песнопения. Запах ладана. Грейс заботилась о том, чтобы все ее дети росли хорошими католиками, а было время, когда я был готов на все, чтобы доставить удовольствие своей маме.

Но я стал подростком, и все полетело в тартарары. Вера не вернулась ко мне, и это изменило отношения с родными, особенно с отцом. С той самой поры, как мне стукнуло тринадцать, мы перестали находить общий язык. Я отгоняю болезненные воспоминания.

Стоя сейчас в тихом великолепии нефа, я испытываю знакомое ощущение умиротворения и покоя.

– Идем. Хочу показать тебе кое-что. – Каблучки Аны стучат по каменным плитам. Мы шагаем по боковому проходу, подходим к маленькой часовне. Ее золотистые стены и темный пол – идеальное обрамление для статуи Богоматери, окруженной мерцающими свечами.

Ана восхищенно выдыхает, увидев ее. Без сомнения, это по-прежнему самая красивая часовня из всех, что я видел. Дева Мария со скромно опущенными глазами держит на руках свое дитя. Ее золотисто-голубые одежды поблескивают в свете горящих свечей.

Изумительно.

– Мама иногда приводила нас сюда на мессу. Это было мое любимое место. Часовня Пресвятой Богородицы, – шепчу я.