— А теперь? — Даже её голос изменился, резонируя чувственностью, от которой по спине Шилхары разлился жар.

— А теперь я хочу, чтобы ты разбила стекла в этих окнах. — Он указал на высокие окна, покрытые многолетней грязью. — Ты знаешь заклинание. Конклав всегда учит ему новичков.

Мартиса нахмурилась.

— Ты уверен? — Её вопрос свидетельствовал о замешательстве.

— Не сомневаюсь.

Заклинание было простым, безобидным упражнением. Его использовали для того, чтобы познакомить самых юных послушников с искусством контроля и манипуляции и дать осознать собственную силу. Но даже оно оказалось за пределами возможностей Мартисы. Она повторила заклинание дважды, но в оконном стекле не появилось ни единой паутинообразной трещинки. Её плечи сгорбились от поражения.

— Бесполезно. Ничего не изменилось. Заклинания не работают с моим даром.

Шилхара обошёл её, и стук каблуков эхом отдался в комнате.

 — Они работают, но не так, как мы думали. — Он произнёс то же самое заклинание, и стекло треснуло в трёх окнах. — Простое заклинание разрушения. Хорошо для мелких проказ, но не более.

Он взял её за руку. Её дар пронёсся сквозь него, увлекая её сущность за собой, так что она запела в его венах. Он был переполнен силой, которая заставила его собственный дар гудеть в ответ. Шилхара отпустил руку Мартисы, прежде чем поддаться её очарованию и начать питаться её даром и душой.

— Смотри.

Шилхара ещё раз повторил заклинание. Мартиса заткнула уши руками, когда сокрушительная волна закрутила воздух вокруг них. Последовал взрыв, и все окна в зале разлетелись вдребезги, обрушивая во двор ливень осколков. Разбитые радуги зацепились за зазубренные осколки, всё ещё прикреплённые к оконным рамам. Зал залил солнечный свет. Снаружи завыл Каель, и Шилхара услышал, как распахнулась дверь в кухню. Мартиса уставилась на него, как на сумасшедшего.

Он дважды хлопнул в ладоши и произнёс одно резкое слово. Гарн вбежал как раз вовремя, чтобы увидеть, как стёкла поднялись в воздух, соединились и встали на свои места. Окна выглядели нетронутыми, если не считать запёкшейся на поверхности грязи. Зал вернулся в удручающую полутьму.

— Гарн.

Слуга материализовался рядом с ним, глядя на отремонтированные окна. Он взглянул на Шилхару

— Возвращайся во двор. Мне нужно кое-что сообщить Мартисе. Наедине.

Гарн на мгновение заколебался, переведя взгляд на потрясённое лицо Мартисы, затем поклонился и удалился. Пальцы Мартисы сцепились меж собой, костяшки побелели на фоне тёмных юбок. На лице застыл пустой взгляд, не сочетающийся с напряжёнными руками.

— Этого, — Шилхара махнул рукой в сторону окон, — не должно было случиться. По крайней мере, не так, как ты видела.

Она нахмурилась.

— Я ничего не понимаю. Ты очень могущественен. И тебе это должно быть по плечу.

— На самом деле, нет. Это заклинание разрушения может лишь покрыть стекло трещинами. Сама его природа ограничивает эффекты, независимо от силы мага. Второе заклинание сложнее. Восстанавливать всегда сложнее, чем разрушать. Колдовство должно было вызвать кровотечение. Но у меня ни царапинки. — Он поднял руки, чтобы Мартиса увидела мерцание своего дара на них. — Сила твоего дара, направленная через меня, изменила эти заклинания.

Она моргнула и подняла руки, которые больше не светились так, как его.

— Мой дар дал тебе силу?

Нутро Шилхары болезненно сжалось от вновь вспыхнувшей надежды в её глазах.

— У тебя редкий дар, Мартиса. Последний известный одарённый с твоим талантом — женщина с побережья, родившаяся более четырнадцати столетий назад. Курманы называют таких одарённых бидэ цзиана. Дарители жизни. Эта дарительница жизни встретила свой несчастный конец в объятиях возлюбленного, ворона-мага, который когда-то жил недалеко отсюда.

Мартиса нахмурилась. Шилхара почти слышал, как она мысленно перебирает множество архивов, которые читала и переводила, историю Конклава и перечни с разнообразнейшими талантами одарённых.

— Я никогда не слышала и не читала о… — как ты их назвал? — бидэ цзиана. Священники никогда не рассказывали о них.

— Они легенда и настолько редки, что многие считают их существование мифом. У Конклава никогда не было дарителя жизни, который бы вступил в ряды священников. — Шилхара ухмыльнулся. — А то, что Конклав не знает и не признаёт, — либо выдумка, либо просто не имеет значения.

Он старался говорить ровным тоном, ничем не выдавая растущего смятения в душе.

— Твой дар — не благословение, Мартиса. Не для тебя. Заклинания, которые ты выучила и запомнила, никогда не сработают. — Её потрясённый вздох прервал заявление, но Шилхара продолжил, безжалостный в правде и полный решимости защитить её, независимо от того, как сильно она может пострадать от его честности: — Ты всего лишь сосуд, и ничего более. Источник, которым пользуются маги вроде меня. Твоя сила усиливает магию других.

Губы Мартисы сжались в тонкую линию, глаза потемнели.

— Откуда ты это узнал? — прошептала она.

Она постарела у него на глазах, осунувшись от его слов.

— Обыскал библиотеку. У меня есть несколько фолиантов о чёрной магии. В них говорится о колдунах-воронах, которые поработили бидэ цзиана и питались их силой, как пиявки — кровью. Один из них стал пожирателем душ Ивехвенна.

Мартиса побелела и покачнулась. Шилхара протянул руку, чтобы поддержать её, но она отпрянула от его прикосновения.

Жёсткая как кнут, она зарыла руки в юбку и медленно задышала. Мартиса уставилась в пол, потом на него.

— Меня сейчас стошнит, — решительно заявила она и бросилась мимо него на кухню.

Оставшись в одиночестве в главном зале, Шилхара спрашивал себя, почему ему не хочется праздновать свой триумф над Конклавом и Камбрией в частности. Его шпионка ничего не увидела, что могло бы осудить его как предателя или еретика. А даже если бы вышло наоборот, сейчас это не имело значения. Скверна мог хоть распивать с ним чай на кухне и обсуждать, как они собираются переделать мир по своему усмотрению — начиная с медленных пыток и смерти каждого священника Конклава. Теперь он держал ключ к молчанию Мартисы. Какую бы награду Камбрия ни пообещал за голову Шилхары, маг сомневался, что она стоит того, чтобы пожертвовать своей душой.

Выйдя во двор, Гарн остановился у корыта для умывания и уставился в одну точку за углом дома. Безошибочно узнаваемые порывы рвоты перекрывал визг, блеяние и фырканье скота, снующего по загону. Шилхара подошёл к Гарну и ответил на его отчаянный вопрос.

— Оставь её в покое, Гарн. Она только что узнала жестокую правду.

Мужчины подождали, пока Мартиса не вышла из-за угла. Бледность придавала её глазам запавший вид. Она мрачно встретила взгляд Шилхары.

— Что сообщишь епископу?

Шилхара выдержала её взгляд.

— Гарн, где вино, которое мы купили на рынке?

Гарн сделал знак, и Шилхара взял Мартису за руку. Её пальцы были ледяными в летнюю жару. На кухне Шилхара открыл прохладный погреб и вернулся с небольшим кувшином.

— А разве огонь не был бы лучше? — Мартиса сохраняла спокойствие, но в её чувственном голосе отдавались пронзительные нотки.

— Возможно. — Он взял с полки буфета бутылку огня Пелеты и протянул ей. – Прополощи рот, но не пей. Мне нужно, чтобы ты сохраняла последовательность и ясность мысли. Вино вполне подойдёт.

Он подождал, пока она ополоснёт рот смесью воды и огня и сплюнет всё в помойное ведро у двери. Один только вкус крепкого пойла вернул румянец на её щеки, и она выпрямилась. Они поднялись в его комнату. Он жестом пригласил её сесть на кровать, разлил вино по бокалам и подал ей. Она осушила бокал в два глотка и протянула за добавкой.

Подняв брови, он снова наполнил бокал, подтащил единственный стул и сел напротив неё, держа в руке свой кубок. Мартиса смотрела на него с опаской не меньшей, чем при их первой встрече. Они снова стали врагами.

— Есть множество вещей, которые я собираюсь рассказать Камбрии Ашеровскому. И ни одно из слов нельзя произнести в приличной компании. — Она слабо улыбнулась. — Порабощение и использование другого мага для получения силы — одна из самых тёмных практик. По закону Конклава, любой маг, пойманный за подобным, подлежит смерти.