Он почти поддался искушению провести рукой по её тунике и обхватить маленькую грудь. К счастью, жжение в ладони помогло сохранить ясную голову, так что Шилхара смог подавить желание и отдёрнуть руку, оставив красное пятно на её коже и разорвав связь между ними. Напряжённый и прерывистый стон Мартисы произвёл на него колдовской эффект. С таким же успехом она могла протянуть руку и погладить его член.

Мартиса открыла глаза и увидела, что его ладонь все ещё кровоточит. Её плечи поникли.

— Ничего не вышло.

— Нет. Несмотря на то, что твой дар может прихлопнуть богов и личей, точно мышей кошачьей лапой, он не работает с заклинаниями.

Он уставился на кровь на своей ладони и пятно на её коже. Помеченная территория, притязание, не важно, что она, сосредоточившись на исцелении, сама положила туда его руку. Внезапно его охватило жгучее желание заявить, что эта бледная женщина с прозаическими чертами лица и необыкновенным духом принадлежит ему.

Испугавшись своих чувств, Шилхара развернулся и направился к двери.

— Мы закончили, — бросил он через плечо.

— Но ваша рука... — жалобно пропищала она.

Он замер, но не обернулся.

—…все ещё кровоточит. Ты не смогла её исцелить. Иди спать, Мартиса.

Он вышел, хлопнув за собой дверью. Редкие шлепки капель крови, окропившие пол, обозначили его путь на первый этаж. Дверь, соединявшая большой зал с кухней, влетела в стену. Владения Гарна были чернее склепа, но Шилхара безошибочно отыскал путь к шкафу, где хранился огонь Пелетты, принесённый слугой. Он сметал чашки с полок, пока не нашёл огромный кубок и не налил себе щедрую порцию спиртного. Шилхара громко и злобно выругался, когда ударился коленом о скамью, и сел.

Огонь оправдал своё название, выжигая дорожку от рта к желудку. На глаза Шилхары навернулись слезы.

— Яйца Берсена, — прохрипел он и опрокинул кубок, чтобы сделать ещё один глоток расплавленного пойла. Он осушил и снова наполнил чашу до краёв, не заботясь о том, что утром будет пытаться выцарапать себе глаза от боли.

Шарканье в дверях предупредило, что у него компания. Он поднял бокал раненой рукой, ножка кубка скользнула меж пальцев.

— Привет, Гарн. — Распухший язык изо всех сил пытался сложить звуки в цельные слова. — Хочешь выпить?

Звон катящихся по полу чашек и шипение полена, зажжённого в очаге, нарушило ответную тишину. Колеблющийся свет отбросил ореол на стол, за которым восседал Шилхара.

Он прикрыл глаза и выругался.

— Ты ведь не можешь просто посидеть в темноте со мной?

Когда его глаза привыкли к свету, он опустил руку и посмотрел на сидящего напротив Гарна. Слуга указал на раненую руку, кровь на столе и кубок.

Шилхара провёл рукавом по столешнице.

— Испытание для моей ученицы. У неё ничего не вышло. — Он поднял кубок и произнёс тост за женщину наверху. Гарн начал было подниматься, но замер от резкого окрика Шилхары.

— Не беспокойся. Я позабочусь о ране, как только поднимусь в спальню. Я хочу, чтобы ты для меня кое-что сделал.

Он осушился кубок и снова потянулся за бутылкой, но Гарн вырвал её из его рук и убрал обратно в шкаф.

— Я ещё не закончил! — рявкнул Шилхара. Лицо Гарна было красноречивее всяких слов. Больше его господин не возьмёт в рот и капли.

Шилхара бросил в него кубок.

— Отлично. Я не стану претендовать на твоё.

Он медленно поднялся, с облегчением выдохнув, когда комната закружилась всего раз. Гарн наблюдал за ним. Смесь беспокойства и лёгкого веселья исказили грубоватые черты лица.

— Я хочу, чтобы ты отправился в Восточный Прайм. Привези девушку из храма Луны. Мне все равно, как она выглядит, только чтобы была миниатюрной и определённого роста.

Он показал рукой. Рост был такой же, как у Мартисы.

Все признаки веселья исчезли с лица Гарна. Его глаза сузились, и из ярко-голубых стали серыми. Он покачал головой, в ярости рассекая руками воздух и недвусмысленно демонстрируя отказ.

Собственный гнев пересилил опьянение, и Шилхара скрестил руки на груди.

— Я тебя не прошу, Гарн. Я приказываю.

Двое мужчин долго сверлили друг друга взглядом. Наконец, Гарн издал низкий гортанный рык, пинком отшвырнул чашки в сторону и на всякий случай потушил пламя. В безжалостной темноте слуга демонстративно хлопнул дверью, покидая кухню.

— И тебе спокойной ночи, ханжа ты этакий! — крикнул ему вслед Шилхара.

Он же не виноват, что шпионка Камбрии связала его по рукам и ногам. Лучше уж тогда на деньги епископа купить гурию на ночь. Никаких обещаний сердца, запутанных эмоций и уязвимости. Чисто деловая сделка, в которой услуги шлюхи облегчат всепоглощающее желание обладать женщиной, посланной его предать.

К тому времени, как он, пошатываясь, добрался до двери, огонь Пелетты уже полностью овладел его разумом. Дезориентированный действием алкоголя и кружащейся темнотой Шилхара сначала вошёл в буфет, а затем врезался в стену, прежде чем сумел доковылять до большого зала.

— Гарн, ты идиот, — пробормотал он, держась за шаткие перила. — Я убью тебя, когда увижу. Той свечой, которую ты задул.

Пьяный и все ещё истекающий кровью, он сумел пробормотать заклинание колдовского света, подняться по лестнице в свою комнату, не свернув шеи, и рухнуть в постель. Шилхара стал стягивать с себя одежду, запутавшись в рукаве, пока не разорвал рубашку, чтобы освободиться. Потолок кружился, и Шилхара, превозмогая тошноту, прикрыл глаза. Сон быстро овладел им, вместе с красочными сновидениями, искажёнными присутствием Скверны.

Мартиса, обнажённая и уязвимая, перед ним, и он берет её мириадами способов. Его член скользит в её рот, лоно, меж ягодиц. Он застонал во сне, неповреждённая рука скользнула под одеяло, чтобы схватить основание возбуждённого члена и погладить.

Голос божества витал в мыслях, точно змеиный шёпот.

Она будет твоей. Используй её так, как тебе заблагорассудится. Выбрось, когда надоест. Бесчисленное множество других будут твоими. Властвуй и пользуйся. Я могу воплотить это в явь для тебя.

Холодно-соблазнительные, образы стали ярче. Подобострастная и молчаливая, Мартиса никогда не встречалась с ним взглядом, пока он брал её, никогда не отвечала на ласку и не просила поцелуя. Воспоминания вторглись в манипуляции божества с его желаниями. Мать, униженная гадом. Пустота в её глазах. Запах мочи.

Последнее разрушило власть Скверны над его снами. Шилхара замер, рука все ещё сжимала член.

Желудок скрутило от сочетания агрессивного прикосновения бога и чрезмерно сильного огня Пелетты. Кровь хлынула из носа. Он рассмеялся, невнятно и хрипло.

— Строишь из себя владельца борделя? Воистину, воплощение божественного чуда.

Мучительная боль пронзила переносицу, как будто кто-то вонзил остриё копья в череп. Шилхара свернулся калачиком, тяжело дыша и держась за голову. Пот лился с тела, пока боль спускалась, царапая конечности.

Я устал от твоих насмешек, маг. И твоих упрёков. Если не уступишь, мне плевать. Есть и другие способы.

Боль внезапно исчезла. Шилхара лежал, дрожа и гадая, не умер ли он на самом деле. На мгновение перед закрытыми глазами промелькнули очертания Ивехвенна и лицо Мартисы, истончившееся от потрясения и сострадания.

«Останься со мной».

Он снова заснул и проснулся задолго до рассвета. Рот будто забит ватой, голова — полна осколков, а рука безбожно ноет. Постельное белье было усеяно пятнами крови. Щурясь от безжалостного утреннего света, Шилхара скатился с кровати и поплёлся к ночному горшку, опорожнить мочевой. Потом умылся холодной водой в тазу и оделся, мучимый смутными воспоминаниями о ссоре с Гарном и том, как во сне распутствовал с Мартисой.

Несмотря на пульсацию за ушами, он наложил исцеляющее заклинание на раненую руку. Ожидая только ослабить боль и предотвратить попадание инфекции, он поразился, увидев, что рана затянулась и исчезла. Остатки дара Мартисы все ещё жили в нем. Он никогда раньше не обладал умением полностью исцелять с помощью магии. Подозрение укоренилось и возросло.