Чтобы подготовить её к роли, Фред Циннеман устроил ей встречу с бельгийской героиней, о которой написан роман. Одри повела себя очень странно. «Мисс Хепбёрн не слишком-то хотела со мной встречаться, — рассказывала позже Мари Луиза Хабе. — Она чувствовала, что сценарий очень близок к моей жизни. Она сидела и смотрела на меня, не задавая вопросов». Тем не менее бывшая монахиня объяснила ей, из каких ритуалов состояла её жизнь в монастыре, и попыталась научить её обращаться с хирургическими инструментами, ведь некоторые сцены разворачиваются в госпитале, затерянном в лесной чаще.

После павильонных съёмок в Риме (где Александр Траунер воссоздал монастырь), 23 января 1958 года, Фред Циннеман со всей съёмочной группой вылетел в Конго. Убийственный зной стал тяжёлым испытанием для актёров. По словам Одри, «в Конго в не самый жаркий день было больше 35 градусов, а часто температура поднималась ещё выше. Однако я не задыхалась в своём монашеском облачении...».

Но там, где влажность и изнуряющий труд валили с ног самых выносливых мужчин, Одри, несмотря на одуряющий зной, всегда была мила и свежа. Один журналист отмечал, что она «обладает внешностью фарфоровой статуэтки и стойкостью стали». Она ответила: «Один мужчина мне сказал, что я обладаю нерушимой хрупкостью. Это неправда». Большинство партнёров поражались её энергии. Фред Циннеман и вся киногруппа жили в «Сабена Гест Хаус» в Стэнливиле. «Роскошным это место не назовёшь, — рассказывала Пегги Эшкрофт, которая играла мать Матильду. — Скромненько. Очень-очень скромно. Но Одри была в восторге: так живописно! Так хорошо для её пёсика! Когда мы принимались себя жалеть, она нас подбадривала. Именно такой человек и нужен рядом в подобной обстановке, у неё было такое воодушевление!»

«Она прекрасно знала, чего хочет добиться в работе, — рассказывал Фред Циннеман, — но в личной жизни она была очень ранима, особенно в отношениях с матерью, братьями и Мелом. Она попадала под их влияние. Внешне она выглядела остроумной, весёлой, искрящейся, но чужая душа потёмки. Я думаю, что Одри иногда была несчастна. Мел оказывал на неё большое влияние первое время их брака. Но с годами оно ослабело, и между ними начались трения. У нас были проблемы на съёмках “Истории монахини”: пока Мел работал в США, Одри снималась в Конго, поэтому виделись они очень редко. Порой Мел приезжал к ней на несколько дней; когда он возвращался обратно, Одри всегда выглядела гораздо спокойнее».

На съёмках не обошлось без инцидентов. В отличие от большинства актёров, которые играют свою роль только перед камерой, Одри жила в образе круглые сутки. Она не смотрелась в зеркало, потому что монашеский орден сестры Люк запрещал зеркала; она питалась и жила особым образом, избегая нарочитости и лишних развлечений. Гримёру, который хотел её развлечь, поставив пластинку во время перерыва, она тотчас сказала: «Выключите, пожалуйста. Сестре Люк не позволили бы это слушать».

В другой раз оператор подарил Одри куклу. Она попятилась, пришла в ярость, сломала куклу, крича: «Уберите её! Я ненавижу кукол! Они похожи на мёртвых детей». Разве мог он знать, что Одри с детства терпеть не могла кукол? Но эта её ненависть коренилась очень глубоко, и Мел начинал тревожиться о психическом здоровье жены. Он один знал, как ей больно оттого, что у неё нет детей. Друзья отмечали, что она относится к своему Феймосу, как к малышу: гладит, зацеловывает, каждый день меняет бантик на шее. «Я не смогла бы расстаться с ним», — говорила она. «Она чересчур сильно любит этого пса, — заметил Фред Циннеман. — Он всюду с ней». Актриса Розали Кратчли, игравшая сестру Элеонору, вспоминала: «Когда мы приехали в Конго, Одри была одержима детьми. Она без умолку говорила о моих детях. Какие они красивые! Просто ангелочки! Она обращалась с их фотографиями осторожно, словно боялась причинить им боль. Я чувствовала, что она непременно хочет иметь детей». Один их диалог о многом говорит.

— Как вы, должно быть, счастливы, что у вас такие красивые сын и дочь! — сказала ей Одри уныло. — Я очень-очень хочу ребёнка — больше всего на свете. Как вы смогли их воспитать, не прекращая работать?

— В отличие от вас, Одри, я не звезда, которая разъезжает по всему миру, — ответила Розали.

Развились ли у Одри какие-то неврозы? В тот день, когда её пёсика чуть не сбила машина, «она впала в истерику. Принялась кричать и плакать. После этой вспышки она запёрлась в гримёрке до тех пор, пока не привела нервы в порядок». Тем не менее Фред Циннеман не скупился на похвалы характеру своей актрисы: «Я никогда не встречал никого более дисциплинированного, приятного в общении и добросовестного в работе, чем Одри Хепбёрн. Она никогда не требовала привилегированного отношения и с высочайшим уважением относилась к коллегам. Единственное, о чём она попросила в Конго, когда температура колебалась около тридцати восьми градусов и стояла ужасная влажность, — это кондиционер. Продюсер Бербанк немедленно его прислал, но лучше не стало. Мы разобрались, в чём дело: оказалось, что это был увлажнитель воздуха!»

В самом деле, все съёмки проходили в обстановке повышенной влажности. Их часто приходилось прерывать из-за тропических ливней. А когда ливни прекращались, воздух оставался настолько влажным, словно дождь всё ещё шёл — «но без капель», как говорил Фред Циннеман. Под конец дня Одри была вся мокрая — то ли от дождя, то ли от пота. «Помню, я постоянно была промокшая до костей — и умирала со смеху», — вспоминала она потом. «Она выглядела очень изящной, но на самом деле была крайне выносливой физически, — добавляет Фред Циннеман. — Она появляется почти во всех сценах фильма, и на площадке её не было только полтора дня — из-за камней в почках. Она необыкновенная».

Когда съёмочная группа вернулась в Рим, работать в павильоне, Одри снова заболела — и на этот раз серьёзно. Баронесса ван Хеемстра тотчас примчалась за ней ухаживать. Одри несколько дней не вставала с постели из-за проблем с почками. Съёмки завершили в Италии, а потом в Бельгии.

«Пересмотрев фильм более двадцати лет спустя, я был поражён чуткостью и совершенно линейной игрой Одри, — рассказывал Фред Циннеман по поводу «Истории монахини». — Её сильная личность и независимая натура видны в каждом жесте; когда она бежит со всех ног, потому что опаздывает на заутреню, её спешка противоречит внутреннему спокойствию, которое она стремится развить в себе; точно так же она не может удержаться, чтобы не взглянуть одним глазком на мать-настоятельницу, когда, став послушницей вместе с другими девушками, простирается у её ног. Умелость её игры состоит именно в её способности показать все эти проявления независимости... Одри в самом деле смиренна, и это врождённое качество явно шло на пользу её героине на всём протяжении фильма».

Образ сестры Люк в каком-то смысле предшествовал роли посла, которую Одри будет исполнять в Африке 30 лет спустя. Вот что она скажет, посетив лепрозорий: «Когда я зашла внутрь, то почувствовала себя намного богаче. Я обрела заново внутренний покой, умиротворённость. Вещи, которые когда-то имели важность в моих глазах, утратили её».

Роберт Уолдерс, последний спутник жизни Одри, тоже признаёт: «Одри чувствовала себя намного свободнее в образе сестры Люк, чем во многих других ролях. Это история женщины, которая изучает жизнь, находится в вечном поиске, как Одри». Молодая бельгийская монахиня, в самом деле, терпит лишения в Конго, нарушает свои обеты и возвращается к мирской жизни как медсестра. Многие считают, что это наиболее мастерски сыгранная роль Одри. «Нью-Йорк таймс» восторженно писала: «“История монахини” — светлый и просветляющий фильм, в котором Одри досталась, верно, самая трудная и напряжённая роль. И это — случай сыграть её наилучшим образом за всю её карьеру».

Одри Хепбёрн была номинирована на премию «Оскар», но её обошла Симона Синьоре с фильмом «Путь наверх». Впрочем, у неё не было времени цепляться за своего персонажа. Она уже снова в Голливуде, впряглась в хомут фильма «Зелёные поместья», который снимал её муж.