Чтобы моё «войско» не раскисло, я всех измучил вопросами: кого не хватает, почему? Всю охрану я разбивал по пять человек, — каждая пятёрка отвечала за конкретные повозки и их возниц, а командир пятёрки отвечал за своих четверых подчинённых. Таким образом, спрос можно потребовать за любого человека, но, как оказалось, спрашивать не с кого: пропало девять человек, и невозможно определить, сбежали они, погибли или что? «Он рядом со мной сидел, а потом исчез куда-то», «он к возкам впереди меня бежал» — и всё, потерялся. Ещё троих мы бросили: «он лежал в крови, не двигался — кажись, убило».
Мой извечный кошмар всё-таки стал явью: потеряли двенадцать подданных Его Величества, а сказать-то и нечего. Ну, только разве то, что у нас было много неслуживших, а армия впервые в истории попала под действие ТАКОГО оружия. Но, если припомнить, какие кирпичные лица я видел в военных судах, то едва ли их разжалобит подобное объяснение…
Я стыдил провинившихся, хвалил тех, кто никого не потерял — не давал подчинённым погрязнуть в мрачных раздумьях о том, что мы и войну, скорее всего, проиграем, не имея таких же адских игрушек. Шедшие по дороге то и дело пугливо задирали головы, боясь увидеть в небе очередную тучу смертельных «копий»; стоит только одному глянуть вверх, как все, словно по команде, смотрят вслед за ним, осеняя себя знаком Пресветлого. А когда случился затор на дороге — люди чуть с ума не посходили; командиры глотки сорвали, пытаясь удержать подчинённых. Вам, уважаемый читатель, не случалось видеть, как стая перелётных птиц, поспешавшая в тёплые края и вырвавшаяся из-за кромки леса на чистоту неба, доводила армию до ужаса? — вот, а я такое видел!
Мне вспомнилось, как я выколачивал из старосты две телеги, и меня затрясло нервным смехом: сегодня мы подарили нихельцам целый караван за здорово живёшь, а также то, что было привезено до нас, и ещё чёрт знает сколько всяких трофеев. Ради чего тогда устроил я то представление? — чтобы врагам побольше досталось? Ехавшие рядом опасливо на меня покосились: уж не сбрендил ли их командир? Пришлось срочно брать себя в руки и успокоиться.
У нас по дороге умерло ещё несколько человек, своих и чужих. Их похоронили вечером, перед сном. Да, мы так и не успели добраться до замка до ночи и переночевали в дороге, а утром притащились, измученные и голодные. Я валился с ног, но слух, хвала Пресветлому, ко мне полностью вернулся, и грех мне было роптать.
Едва зайдя за ворота, я понял, что в замке появились новые лица, военные, — какие-то отставшие, наверняка дезертиры. Впрочем, многие из них щеголяли в свежих перевязках; судя по тому, как суетились женщины, у нас есть и лежачие.
Я заезжал, разумеется, последним. Отдав приказ освободить и накормить лошадей, я уже было собрался идти требовать завтрак для всех пришедших, как вдруг мне в спину ударил женский просительный окрик:
— Капитан!
Хм, формально капитаном я не был, и три пуговицы на воротнике не носил (мы их за белый цвет «звёздами» называем). Хотя, с другой стороны, командир отряда «ночных сов»…
— Капитан!
Я оглянулся. Передо мной стояла графиня, одетая в простое серое платье и повязанная в крестьянскую косыночку. Большие глаза, длинные ресницы, решительно поджатые губки. Руки, испачканные кровью, теребят передничек. На щеке, возле лба, тоже кровь: похоже, утирала пот тыльной стороной ладошки.
— Капитан, всё так плохо?
— Война, Принцесса, — я пожал плечами. — Бывает всякое…
— Замок будет захвачен?
— Чёрта с два! Пока не сдохну — не будет здесь ни одного нихельца!
Я говорил то, что и должен был сказать боевой офицер. Кажется, она прекрасно это понимала, но эти мои слова ей очень-очень требовались для духовной поддержки. Она устала, я это видел, а ей ещё нужно вдохновлять всех жильцов замка на оборонительные работы и уход за ранеными.
Она кивнула, удовлетворённая, и собралась уже идти, но я её остановил:
— Почему у нас посторонние?
— Ну… — она смутилась. — Это не чужие. Прибыл барон ле Трюнгвуд — он друг мужа и нашей семьи. Он ранен. А с ним его отряд.
— Поговорить мне с ним надо. Пусть граф и все офицеры соберутся в гостиной: есть, что обсудить.
— А мужа в замке нет. Он должен был приехать сегодня, но пока не прибыл.
— Хорошо, пусть соберутся те, кто есть…
Я перехватил горбушку хлеба и пришёл на собрание злой и голодный:
— Господа, дело дрянь: Нихелия применила против нас новое оружие…
Я рассказал им о принципе действия «чёртовых трубок» и «котлов» и даже кое-что о производстве адских смесей: мне накидали разные вопросы, поэтому пришлось выкладывать то, что знал. Офицеры приуныли; барон тоже оказался смущён. У него левая рука держалась на перевязи, но выглядел этот статный и мускулистый мужчина вполне бодрым. Скорее всего, просто словил одну мелкую железяку из трубки и поэтому крови мало потерял. На труса не похож.
— Барон, почему Вы здесь? — задал я прямой вопрос. — Где армия?
Он смутился, но не сильно:
— В армии — бардак полнейший. Отступление началось не пойми как: в кого эти чёртовы копья не попали — ушли первыми, а мы простояли шесть залпов. ШЕСТЬ! Я думал, что тут мне и амба. Потом уже сам лично приказал трубить отход. Послал гонца найти командующего — гонец так и не вернулся. Никаких приказов нам так и не передали. Все разбегаются, как крысы.
В конце-концов, я приказал идти к этому замку, так как он имеет стратегическое значение, и командующий, если не кретин, должен это понимать и защищать его всеми силами. У меня был под рукой целый полк, а дошла едва ли сотня. Кругом паникёры и дезертиры. Я своей рукой троих зарубил, — и никакого толку.
Дошли мы ночью — а тут, кроме нас, никого и нет. Нам что теперь, с одними бабами оборону держать?!
— Ещё времени навалом — быть может, армия и подойдёт, — предположил я.
— А-а-а! — барон обречённо махнул здоровой рукой и отвернулся.
Мне, как ни удивительно, стало спокойнее. Во-первых, в замке появился начальник, выше меня по воинскому званию, и обороной командовать будет он. И он не трус, не сбежавший подлец. Во-вторых, моя потеря двенадцати человек никого интересовать не будет, так как у других эти проблемы оказались куда как хуже, чем мои. По сравнению с тем же бароном я, можно сказать, привёл почти всех своих.
Гном лежал в зале для танцев, вместе с другими бедолагами. Нога у него, конечно, распухла, но, хвала Пресветлому, не загноилась: мази у нас хорошие. Местный коновал вытащил ему из бедра железяку, которую он мне с гордостью вручил. Я внимательно её осмотрел: типичная штамповка, причём, гады, сделали так, чтобы края представляли собой неровную, шипастую кромку. Эдакий крохотный металлический ежик-пирамидка: какой стороной в тебя не попадёт — мясо обязательно порвёт.
Этого «ёжика» я показал офицерам замка на очередном совещании: дежурившие на стенах будут для «чёртовых трубок» практически неуязвимы, но вот при обороне шляться по двору без дела нужно строго-настрого запретить: их мигом нашпигует, как праздничный пирог ягодами.
Пока что вся оборона заключалась в несении круглосуточного дежурства на крепостных стенах. Я не поленился и отыскал на стороне, обращённой к речке, проржавевший стилет, так и торчавший среди камней: когда-то он послужил нам одной из ступенек для входа в замок. Сейчас, наверное, он не выдержит и вес малого ребёнка, но я упорно тыкал в него носом всех дежурных стражников, объясняя, как неприятель может проникнуть внутрь. И себе уважения прибавил, и мужиков настропалил: не будут рот разевать по ночам.
Запасов еды у нас имелось, сами понимаете, с избытком, на половину армии, и потайной источник воды работал вполне исправно. Вот только вместо наших войск под стены подступили нихельцы, причём уже к вечеру того дня, когда вернулся мой караван. Быстро они, однако…
Сначала вокруг нас ошивалась конница, но на следующий день стала подтягиваться пехота и обложила нас по всем правилам. Своих войск мы не замечали, граф пропал без вести, а врагов становилось всё больше и больше. Нам принесли предложение почётной капитуляции, но спесивый барон ответил гордым отказом. Как мы будем обороняться против войска, имея половину гарнизона, состоящую из бывших городских стражников, припухших от хорошей жизни, я решительно не понимал, но и сдаваться в плен к нихельцам мне не улыбалось совершенно. Сами понимаете — почему.
