Я зашёл к ней на следующее утро, — к тому времени, к какому мы условились сделать визит. Я вымылся, выбрился, оделся в чистое, при мече и с неразлучным ножом у пояса, в липовых лёгких ножнах.

Ведит выскочила из комнаты: оживлённая, энергичная, с сумочкой из льняной ткани, висевшей у неё на локтевом сгибе. У меня отпала челюсть, — второй раз за два дня.

Абитуриентку никто бы не узнал! Это был совсем не тот измученный зверёк, который таскался со мной по дремучим лесам и спал возле дымных костров. Это явилась БАРЫШНЯ — элегантная, самоуверенная, с живыми умными глазками, подчернёнными по контуру. Её губки стали сочно-красного цвета, и на лице тоже были заметны следы лёгкой косметики.

Ведит подобрала себе платье тёмно-кофейного цвета. Шляпку с короткими изогнутыми полями она кокетливо сдвинула набок; на ней сияла медная заколка в форме бабочки. Коричневый матерчатый пояс, прошитый золотистой нитью, был завязан бантиком на пояснице. На груди также красовалась заколка: белый цветок, скрученный из полосок ткани.

— Ну, как я тебе, солдат? — спросила Ведит игривым голосом и сделала, красуясь, оборот на месте, расставив руки. Подол платья, отороченный скромными кружевами, не успел прикрыть её ноги, запаздывая, и я увидел кожаные туфельки и голые лодыжки.

Платье снова опустилось, и в мои глаза вперился весёлый, озорной взгляд.

— Сойдёт, я думаю… — только и смог выдавить я.

Девчонка засмеялась и легко засеменила к выходу. Я потопал за ней.

Ведит ловко уселась боком на Чалку, а я, взяв кобылку под уздцы, пошёл по улицам в университет.

Местная цитадель науки не смотрелась так подавляюще-величественно, как в столице Нихелии, но занимала тоже большую площадь. Её чугунная ограда не провоцировала жгучего желания бросаться её перелазить: прутья сделали высокими и оканчивались они пиками, украшенными вычурными «листочками»-завитушками, которые будут цепляться за штаны.

Страж ворот, дедок явно из военных, без монеты открывать никак не хотел, а я не желал втягиваться в ссору на виду у девушки и портить ей хорошее настроение. Привязав лошадку недалеко от сторожки, мы двинулись в административный корпус.

Ректор оказался импозантным мужчиной с густой полуседой шевелюрой, в чёрном сюртуке, встретившим нас подчёркнуто-приветливо:

— Чем могу быть Вам полезен, барышня?

Наёмник в его глазах представлялся как бы необходимой частью антуража, не более того. Вроде как табуретка у стола с яствами. Смотрел ректор исключительно и только на девушку.

Ведит вытащила из сумочки бумагу, стоившей жизни одному человеку и прошедшую с нами бесконечные леса и поля, протянула ему:

— Я хочу работать у вас преподавателем. Вот, пожалуйста, посмотрите…

Ректор привстал и взял лист пергамента. Я заметил, что его правый карман безнадёжно испачкан мелом, хотя видны следы старательной очистки. Понятно: из бывших преподавателей, не залётный чинодрал.

Также было невозможно не заметить прямую уверенную осанку. Хотя его нос ни большой, ни крючковатый, а брови — тяжёлые и кустистые, я про него всё равно сказал бы: «у него орлиный профиль», так как слишком уж высоко себя держит. Кожа лица — сухая, туго обтягивает скулы без единой морщинки. Тёмно-фиолетовый шейный платок, белая рубашка. Ходячий пример для новобранцев.

Мужчина взял со стола, покрытого плотным зелёным бархатом, маленькую лупу за шнурок, зажал её глазными мышцами и углубился в чтение:

— Так… Так… Так. Аспирант. Химия. Очень хорошо. Преподаватели нам нужны: у нас своих не хватает — большую группу забрали на… — он осёкся, словно сам себя за горло перехватил, сделал паузу. — Приходится даже старшекурсников привлекать. Да…

Он вынул лупу и положил её вместе с бумагой на стол.

— Однако, Вы, барышня, как ни крути, приехали к нам из страны, с которой, скорее всего, вскоре будет война. Официально она уже объявлена. Что же, позвольте спросить, привело Вас в наши края в ТАКОЕ время?

— Так папенька пожелал, — оттарабанила девушка заученную фразу. — Он нанял несколько наёмников для моей охраны — дошёл только один.

Может быть, когда-нибудь настанут времена чёрного цинизма, когда нанимать несколько крепких вооружённых мужиков для охраны девицы в дальнем пути станет совершенно невозможным по правилам приличия, но сейчас пока, слава Пресветлому, ни мне, ни ректору такая версия дикой не кажется. Ни один уважающий себя наёмник не позарится на девичью честь, даже если ему очень хочется: его ж потом свои же сотоварищи зарежут. Интересы клиента — превыше всего.

— У Вашего папеньки, как я понял, большие проблемы в Нихелии? Или у Вас лично? Поймите меня правильно, барышня: войны начинаются и заканчиваются, а нам не нужны проблемы с преступниками.

Ведит потупила глазки, залитые бездонным несчастьем:

— Меня, действительно, могут признать врагом моей же страны. За мной начал волочиться офицер из Стражи державы, а я ему отказала… Он был настойчив, начал угрожать, и при этом не собирался жениться! Разве это справедливо?! — всхлипнула беглая химичка и закрыла глазки ладошками. — Я не знаю: быть может, он про меня что-то уже выдумал, и меня объявили в розыск, как каторжанку! Он грозился, что именно это и сделает! И я совсем не знаю, что там сейчас с папенькой!

Ведит вытащила из сумочки платочек и промокнула горькие слёзки. Ректор молчал. Кремень мужик. Сразу видно, что видал в жизни всякое. Меня ж самого потянуло посочувствовать на эту смесь жуткой правды и наглой выдумки, хотя я всё прекрасно знал. Ну, надеюсь, что знал очень многое…

— Хорошо, — сказал, наконец, хозяин кабинета. — Я возьму Вас в университет. — Язык вы знаете вполне прилично, и преподавать, надеюсь, сможете. Я сам лично прослежу.

Он взял со стола бронзовый колокольчик и потряс его. Вошла дежурная по приёмной: сухая и строгая, одетая в чёрное, как в траур.

— Позовите Светлицу.

Та молча кивнула и удалилась.

Через некоторое время вошла румяная, жизнерадостная толстушка, одетая как преподаватель. То, что нам и надо.

— Светлица, будь любезна, проводи госпожу Брагу в корпус для проживающих. Пусть ей там выделят комнату. Она будет у нас новым преподавателем; завтра и решим, чему именно она будет учить наших оболтусов.

Толстушка, поедавшая ректора глазами, сразу переключила внимание на Ведит, широко ей улыбнулась, сразу ухватив за локоток:

— Давайте-давайте, идите за мной. Меня Светлицей зовут, я тут кастеляншей работаю, почти вся хозяйственная часть на мне.

Ведит послушно шла за ней, озираясь вокруг с любопытством. Она напоминала мне рыбку, которой волею судеб пришлось долго пробыть на берегу, а потом её забросило назад в речку, в её родную стихию. А я в этой стихии оказался совсем чужой, лишний — как ботинок, оказавшийся на дне, мимо которого проплывают стаи мальков (студенты весело рванулись на долгожданную перемену) и солидные рыбины-преподаватели.

Я отправился на Чалке назад в гостиницу и привёз вещи Ведит. Мы с ней перебросились взглядом: да, встреча будет на условленном месте и в условленное время.

Я дожидался Ведит возле торговой лавки, где она платье покупала.

Я понимал решение ректора: он быстро распознает, является ли девушка учёным человеком или нет. Если да, то, значит, хотя бы половина из её рассказа — правда, и он сможет заткнуть ею одну из своих дыр, появившихся — зуб даю! — из-за того, что местные «тайные» службы забрали его учёных мужей изобретать «адские смеси». Если нет, то он выгонит её взашей, сразу позабыв всё, что она ему наговорила.

Но, так как я абсолютно уверен, что девчонка вполне справится с преподаванием, то и ректор будет ею доволен. Вторая часть её рассказа ему, если разобраться, вообще не нужна. Это пускай «кому надо» разбираются: человеку из другой страны, который решил поселиться постоянно, никак не избежать разговора со всяким «стражами» всех мастей (или у кого как их называют?).