Без творения он всегда чувствует, как постепенно сходит с ума, потому он пишет каждый день. И после смерти Адриан не сможет довольствоваться блаженством и святостью, ибо не считает себя достойным, и не сможет мучиться от одиночества, ибо вдохновлен красотами творений Творца. Посему он останется творцом, будет запечатлевать райские пущи, будет восхвалять Создателя и благодарить за дар зрения, дар воплощения и дар замысла.
Эмму напротив, терзали удручающие сомнения. Ее план частично не удался, да и предложения художника заманчивы для мечтательной души. Быть обожаемой музой, разве этого мало для счастья? Ведь он замечает каждую косточку, каждый теневой участок, каждую прядку ее волос, не этого ли добиваются все девушки когда делают макияж, когда заботятся о волосах, пекутся о своей стройности, для того чтобы мужчина замечал, примечал, для того чтобы зависть изводила соперниц, а обладательница сего романтика слыла бы удовлетворением. В общей сложности в настроении Эммы всё складывалось надрывно двулико, однако эпитафия конца истории уже маячила на горизонте. Всё скоро кончится, вот-вот и просияет свет жизненного спокойствия.
Вскоре она полностью решила не соглашаться на ответственность чувств, ведь они слишком разные, ведь ей хочется быть счастливой тут и сейчас, а он словно мученик нежелающий умирать, но вопреки страхам безропотно принимающий страдания, ожидающий награду провидения за благородное смирение. Человек нелюбящий самого себя не может истинно любить, он может только фанатично жить чужой жизнью, что крайне неправильно. Но она могла бы воскресить в нем преданные забвению ощущения радости. Она могла бы научить его любить. Но…
Увы, сердце ей подсказывало одно, а она сделала совсем другой выбор.
Рисунок восемнадцатый. Светотень
Люди творенья Божьи живут по Его воле,
мои же творенья живы моею жизнью.
Чарльз Одри мерно почесывал себя по загривку. Вновь вернувшись к привычному для себя архивному ремеслу, он внимал снегопаду за окном, предвкушая и ожидая очередной выпад судьбы, столь неожиданный, что его ноги скорей всего подогнуться, и он рухнет на колени, с мольбами благодарения. Но погода несколько успокаивала его фантазию, а свидание с Маргарет, с той неудавшейся попутчицей, выдалось весьма удачным. Дружная симпатия блеснула в их сердцах и некогда затушенные фитили их сердец вновь зажглись любовным волнением. “Угораздило же мне на старость лет познать теплоту встреч, нежность взглядов и горечь прощаний” – думал детектив, поеживаясь в кресле. Любовь, по-видимому, исцелила его больное сердце лучше любых микстур, а купидон оказался самым знающим врачом. Скоро он переедет к Маргарет, в ее усадьбу и они заживут в согласии и сочувствии, в понимании, они перестанут быть одинокими ворчунами. Пора уж детективу со стажем покинуть сей детективный пост. Потом ему обязательно нужно будет позвать Томаса Свита в гости и послушать его знаменитые невымышленные байки, оттого столь занимательные. Что ж, и Чарльзу будет, что рассказать мистику. Например, о Художнике, который уже стался почти забытым эпизодом в его жизни. Однако эта история не окончилась и потому в скором времени она дала о себе знать. Когда в архив явилась заснеженная и бледная девушка.
Микеланджело Буонарроти гениальный скульптор и живописец, резцом врезаясь в мрамор, создавал вокруг себя облако пыли, которое обволакивало его одежду, лицо, даже осколки попадали в глаза, отчего он чуть было не потерял зрение, он подолгу не мылся и плохо питался. И представьте себе картину, человек с длинной бородой, космами спутанных волос, в грязной одежде, плохо пахнущий, с вмятинами на месте щек, больной и усталый стоит возле шедевра, возле предмета красоты. Творец и его творение, насколько они различны, сколь они не похожи друг на друга. Увидев такого падшего человека, не подумаешь, что он сотворил нечто неописуемо прекрасное. Ибо в душе его свет, хотя внешне он далек от совершенства.
Так и Эмма с усталостью во всем своем облике предстала перед детективом, бедная, но красивая, изящная, но непокорная.
– Вы Чарльз Одри? – спросила она.
– Да это я. Неужели вы и есть Эмма, девушка Эрнеста. – настороженно произнес он.
– Я та, которую вы искали. Я Художник. – сказала она и с достоинством добавила. – И я изобразила иллюзию.
Чарльз Одри машинально вскочил, подхватил девушку под локотки, и подвел ее к стулу. Оказывается она пришла с тяжелой поклажей, принесла с собою две огромные тяжелые на вид скрытые от чужих глаз картины, завернутые в черную непроницаемую ткань, потому она так устала.
– Прошу, рассказывайте всё по порядку. Как вам удалось перехитрить похитителя, как вы спаслись, и что случилось с Эрнестом? Мне необходимы подробности. – мягко проговорил детектив подбадривая Эмму.
И та начала свое повествование. На ее лице изредка проступали капли, то ли слезы, то ли снег на ее волосах таял, превращаясь в слезы.
– Я обнаружила вашу записку, и после прочтения оной, я замыслила изобразить иллюзию. По моему желанию Адриан написал картину, на которой я живописно бездыханно распростерлась на полу: бледная кожа на темном паркете, свет у окна касается до моего умиротворенного лица. И когда он предался сну, я исправила в изображении одну деталь. Я тряпочкой убрала глаза и нарисовала закрытые веки, той краской на палитре что у него осталась. Этому я научилась у художника. Это оказалось легко, нужно было лишь немного притемнить сверху и прибавить немного розового по бокам. Как видите, я многому научилась за этот месяц. И отныне иллюзорная Эмма лежала мертвая или спящая прямо полу. Вскоре он проснулся и увидел чудовищное зрелище, ему показалось, будто я убила себя или он захотел разбудить меня, должно быть пожелал прийти ко мне на помощь и потому немедленно перенесся в полотно. Мне стало видно, как он склонился над иллюзорной Эммой, слезы хлынули из его раскрасневшихся глаз. И тогда я запечатала картину рамой. Ему никогда из нее не выбраться. Художник сам сотворил для себя скорбную темницу.
– Вы истинный Художник и вы воистину изобразили иллюзию! –воскликнул детектив.
Он был удивлен тому, что столь хрупкая девушка смогла обхитрить непобедимого злодея. Но по привычке требуя доказательств, он попросил снять покрывало с полотен. Что Эмма и сотворила.
Две противоположные картины предстали пред ними в двух сценах неизвестной пьесы, явились их взорам трагедия и комедия. На одной запечатлен счастливый Эрнест с живой любимой, а на другой печальный Адриан с мертвой любимой на своих трепещущих руках.
– Я поражен, честное слово, кто бы мог подумать, что всё окончится подобным образом! – радостно воскликнул Чарльз Одри.
– В том то и дело, что я пришла за советом именно к вам, потому что это еще не конец истории. – печально молвила Эмма. – Мне предстоит избрать, кого из них освободить, а кого оставить в иллюзии. Эрнеста или Адриана? Если я освобожу обоих, то они с ревностью пожрут друг друга. Если я никого не освобожу, то поступлю дурно, лишив их реальной жизни, лишив настоящих чувств.
– Веселый рационалист или меланхоличный романтик? Трудный выбор вам предстоит сделать, Эмма. Я могу лишь посоветовать вам, слушать свое сердце. Всё предельно просто, кого любите, того и выпускайте. Однако вы должны понимать, что я более склоняюсь к кандидатуре Эрнеста, тогда как заключение преступника вполне справедливо.
Эмма отрешенно призадумалась.
– Я изберу того, кто меньше всего этого заслуживает. – произнесла девушка и сняла раму с одной из картин…
Карьера Чарльза Одри на том благополучно и плодотворно не окончилась, впрочем, на время всё же он удалился от всех розыскных дел и нашел долгожданное счастье в обществе любящей уже не столь властной Маргарет. Однако он сумел совмещать свою личную жизнь с частным детективным розыском.
А у Эммы в жизни началась новая полоса, менее красочная, но размеренно спокойная. Более никто не покидал ее, никто ее не тревожил. С течением лет, красота Эмма расцвела, но затем начала вянуть, чахнуть подобно подрезанному цветку, отчего многие уже не смотрели на нее с обожанием. Но очи влюбленного юноши с полотна всегда смотрели на нее с восхищением и благоговением. Эмма старела, но те любящие глаза не старели.