Видят ли сны слепые от рожденья? Вот рождается человек из тьмы и вод, из чрева матери исторгается и отныне должен младенец увидеть свет душой и телом впервые в жизни своей земной. Но душа его благоволит, то, что глаза не видят. Из тьмы и во тьму, из света в свет, какой ужасный рок настигает того человека. Когда зачнется человек родителями своими, когда Господь две слившиеся клеточки душою и духом наделит, и тот зародыш мудрее многих возрастет, дабы явиться миру, его тьма повсюду обуяет. Ибо слышны звуки, звучат голоса, прикосновенье ощущается и холод, тепло, но существует ли тот мир, или всё это лишь тени. Неужели слепорожденный свет не различит уж никогда? Слепой старик повидал за жизнь свою все красоты мира, а младенец слепой ничего не видел. Может быть он, куда богаче всех нас, столь грешных. Может быть, он видел Бога; ту тьму или тот свет.
Нам вторят ученые мужи, что сны есть проецируемое виденье реальности, искаженное детальное отраженье бытия. Но слепой отрок мир земной не видевший, неужели он не странствует в своих сновиденьях? Я думаю, что сны есть параллельные миры, в кои мы летим, не имея крыльев. А цвет, может ли он себе представить палитру красок, может ли он рисовать? Возможно, ведь в мирозданье властвуют два различных явленья – обыденность и волшебство. Один художник хочет показать зрителю точность линий и схожесть фактур, второй желает духовность преподать, изливая душу на полотно. И покуда мы в суете томимся, слепые люди, чудодействуя, чуду всецело предаются, они творят душою, в то время как мы напрягаем плотское зренье. И созерцают они другой свет, пребывая во тьме со слепо зрячими очами.
Рисунок двенадцатый. Лунные монологи
Легкомысленно представать мудрецом, декламируя чужие мысли.
Страдательная луна, отягощенная бременем усекновения, светится во тьме маяком, она зажгла свечи-звезды, чтобы не было ей столь холодно и одиноко в эту осеннюю ночь. Преломляя чужое светильное тепло, она повелевает приливами и отливами, и, будучи фонарем таверны для запоздавших следопытов, она ласково подмигивает, или то надвигаются на город отрывистые дождливые тучи.
В сию ночь Эмма сидела на подоконнике. Книги служат ей подлокотниками. Видны лишь еле заметные очертания ее лица, осенённые лунными бликами, они различимы лишь тайному ее поклоннику, скрывающемуся во тьме. Белоснежные ручки девы перебирают невидимые четки, драгоценное сверканье ее глаз навевает белую тоску, может быть, поэтому на ресницах девушки повисли слезинки, толком не разглядеть, ибо ночь скрывает многие тайны душевных переживаний.
Ныне девушка кажется открытой романтической книгой, отчего мы, заядлые ночные читатели давайте-ка послушаем ее покорнейшие мысли, узнаем, какие грезы навеяли ей столь грустные порывы чувств. И убрав отдельные пряди белокурых волос за раковины ушек, раскроем секрет женской таинственности или останемся сколь и прежде несведущими в тонкостях девичьего мироощущения. В эфирной бесполой душе Эммы воплощаются мысленные связи, являются помыслы образные и словесные, но помимо прочих, вторгаются в душу мысли понимания, когда внимаешь гласу сердца, однако выразить чувственное осознание не в состоянии.
“Я всегда думала, что отношения должны выстраиваться последовательно и гармонично, но я, ошибаясь, наворотила груду всевозможных опрометчивых неясностей. Эрнест не выказывал мне больше внимания, чем требовалось на тот момент, ведь я знаю – поспешность может привести к ссоре, если мои чувства и чувства моего молодого человека не совпадут по величине. Но безумный Адриан, водопадом обрушивает на меня признания в любви, сыплет комплименты высокого штиля, которые я не в силах подтвердить или опровергнуть. Его наизнанку раскрытые чувства ко мне, мучают меня. Он неосознанно, невольно ставит меня перед роковым выбором: отказать ему или ответить взаимностью. Он называет себя безумцем, и вправду он неспокоен, даже отчаян касательно любви. С другой стороны его скоропостижность понятно оправдана. Полюбив меня, он долгое время не находил ко мне подход, а значит консервировал возгласы своего влюбленного сердца в самом себе и однажды настолько переполнился ими, что решился пойти на преступление, ради получения моего внимания. В таком случае стоит ли мне поощрять его или отвращаться от него, отвергнуть его? Я не испытываю те же чувства, кои он испытывает ко мне, значит мы неравны, более того, мы различны. Почему же тогда я здесь? Меня смущают его поступки. Он постоянно пишет мои портреты, говоря, что одно мое личико достойно вышнего восхваления. Но я же проста. Вокруг много других девушек, среди них есть намного красивее меня. Почему же его сердце настолько слепо, или это и есть настоящая любовь? Но я в тупике, я не могу ответить ему, ведь тем самым могу ранить или солгать Адриану. Потому не буду высказываться по этому поводу никоим образом. Мое поведение не будет безразличием, а будет кротостью, как Мария услышавшая пророчество Архангела Гавриила, не отвечала, а приняла божественную весть как должное. Пречистая Дева, задала Ангелу лишь один вопрос – как будет это, когда Я мужа не знаю? И я себе задаю подобный вопрос – как я смогу полюбить, если любви не чувствую? Может всё это дается свыше, Дух находит и осеняет, и тогда мы становимся причастниками чуда.
Адриан кажется опасным, маниакальным, драматически настроенным творцом, и в то же время он словно безобидный ребенок, пожелавший живую игрушку, которую он не может купить или украсть, лишь заслужить – так должно быть он считает. Он вознамерился показать мне нечто волшебное. Интересно, что это, хотя одно запечатление живого человека в картине уже кажется мне невозможным волшебством.
Бедный Эрнест, я совсем позабыла о нем, а ведь он искал меня всё это время, значит, он по-прежнему верен мне, он эгоцентрично, но любит меня. Почему же тогда ему пришлась милее ненастоящая я? Может потому что его волнует только моя внешность, ведь Адриан не может нарисовать душу человека, если только отдельный отблеск и только. Но Эрнест, почему ты столь скоро обманулся, почему ты предал меня? На твоем лице застыла улыбка, лучащаяся искренним счастьем. Ты нынче довольствуешься призрачным мгновением. А когда я состарюсь или потеряю красоту, неужели ты охладеешь ко мне? Художник явственно показал мне твою двуликую сущность. Хотя Адриан и сам безмерно вдохновлен мною…. Как же я от всех вас устала!
Однако Адриану я почему-то верю, он художник, а значит, ведает о красоте более чем кто-либо.
Жаль, придется обуздать его губительный талант, покуда он не натворил больших бед, и иных плохих поступков. Эрнест должен жить в реальности, подобно нормальному человеку, к тому же я ему обещала во взаимности, мне нравится его всегдашняя пылкость и самоуверенность, его целеустремленность и упорство, он многого добьется в жизни. А Адриан, словно яркая вспышка в моей жизни, которая молниеносно возгорится и столь же быстро погаснет. Адриан противоположен Эрнесту, он всегда задумчив и печален, неуживчив и непостоянен в мыслях, неудачлив, он словно клубок, состоящий из разных нитей. И я как прирождённая кошечка поиграю им немного. Эрнест мне дороже, а художник чересчур странен для меня.
Эрнеста необходимо вызволить из полотна, вот только как? Лишь научившись пленительной технике письма, я смогу противостоять художнику, чего он, безусловно, не заметит, ведь любовь ослепляет всякого романтика.
Ну вот, теперь мне еще и жалко его стало, несчастного человека, желающего только любви. Разве он в чем-то виноват, если не желает быть как все, а быть собой. Не желает подстраиваться под реалии жизни, потому столь отвергнут всеми. Он не желает навязчиво понравиться мне и потому прощает мою излишнюю холодность. Но не оступается. Другой давно бы уже сдался, наговорил бы кучу гадостей, и громко хлопнув дверью, закрыл бы свою жизнь, дабы открыть свое сердце другой девушке, другим отношениям. Но Адриан любит безответно и видно потому вечно. Он тянется ко мне, невзирая на обреченность наших интриг. Он незабвенно верит в наше единство во всех мирах, может он и прав и Творец создал наши бессмертные души из одного веянья эфира, цельный камушек разделил пополам и отпустил с Небес на землю, дабы мы обрели тела и стали людьми. Может быть, мы когда-нибудь и будем вместе, но точно не здесь”.