Джентльмен слегка сконфузился и сказал.
– Чарльз Одри, в прошлом детектив. Сейчас в общей легкости – никто.
– Неужели в ваших сыскных талантах никто более не нуждается? – поинтересовалась любознательная попутчица.
– Да, с прискорбием смею так думать. Преступники имеют различные приемы давления, сопротивления, и последним из таковых мне повстречался искусный кукловод. Безусловно, своим марионеткам он сотворил длинные нити, но эта свобода ограничена, он в нужный момент потянет и кукла запляшет под его ловкими пальцами, невольно, будто своевольно. Потому я не желаю быть игрушкой в руках очередного безумца.
– А как же другие, неужели вы их бросите на произвол судьбы.
Детектив промолчал, нервически прикусывая нижнюю губу. Маргарет охотно прочла его потаенные чувства.
– Вы видимо боитесь. Вы напуганы. Я, да будет вам известно, ярая поклонница Томаса Свита, джентльмена который никогда не сдается, раскрывая всё новые мистификации с терпением и верой.
– Вы правы, я заядлый старый трус, но и ваш любимый Мистик сейчас лежит на больничной койке, изнывая лихорадочным бредом. Старость сломила нас обоих. – отчаянно говорил детектив подпирая главу шершавой ладонью.
Ему сразу не понравилась сей прагматичная волевая импульсивная дама, с ее тщедушными выпадами было невозможно спорить. “Чего от меня она столь усердно добивается?” – думал он. – “Хочет, чтобы я вернулся, сломал окончательно себе жизнь?”
– Вернитесь и спасите невинных людей находящихся под властью того мерзопакостного человека, о котором вы говорили.
– Легко вымолвить, но нелегко исполнить. Иногда я полагаю, что он вовсе не человек. Но какими действиями мне сломить злоумышления сего антагониста? Может, вы мне подскажите. Интересно было бы послушать. – отчаянно заявил детектив.
– Я не знаю историю вашего дела, но поверьте моему опыту, главное в борьбе – снискать уязвимое место противника. Когда талант погружает человека в купель гениальности, всегда у одаренного помазанника остается незащищенное место. Часть души, за которую его держали, окуная в бессмертные воды жизни. Ваш Ахилл также имеет слабость, тогда давайте определим ее сообща.
Сыщик слегка удивился и призадумался.
– Насколько я понимаю, он имеет лишь одну страсть – вдохновенную любовь к девушке по имени Эмма.
– Вот и найдена уязвимая пята полубога. Тогда почему вы по-прежнему сидите здесь!? – выпалила Маргарет, и Чарльзу эта воодушевляющая реплика даже чуточку пришлась по вкусу.
– Вы правы, еще рановато мне склеивать ласты!
И на этих словах мистер Одри помчался вон из вагона. Поезд уже начал разгоняться, когда детектив, разрезая густой туман, выпрыгнул на малолюдный перрон. Его старые косточки захрустели, и чуть покосившись набок, престарелый атлет не потерял шаткое равновесие, удачно приземлившись на обе ноги. Затем в его душе промелькнула мысль – “Я забыл свои вещи, они остались в вагоне. Впрочем, не стоит беспокоиться, ведь там осталась Маргарет. Эх, видимо мне еще раз предстоит встретиться с этой претенциозной дамой. Кто знает, может быть это очередной обманчивый каприз, либо подарок судьбы”.
По прибытию в свои никем незанятые пыльные апартаменты, пропахшие сыростью и ветхостью, детектив сразу же нахмурив брови, рухнул в вольтеровское кресло. Перед соискателем истины предстала трудная задача, с основополагающим вопросом – каким образом проникнуть в дом Художника, оставшись незамеченным. Несколько часов ему потребовалось для разъяснения некоторых сложившихся сложностей, и его натруженный ум, прокричав – эврика, приготовил простейший план по спасению Эммы. Пускай даже придуманные им козни на первый взгляд кажутся жестокими, они окажутся весьма действенными.
Некогда сухие обледеневшие улицы стали влажными, даже мокрыми. Снег растаял под натиском нескольких градусов в сторону тепла, отчего повсеместно образовались лежебоки-лужи. Нынче подготовленные горожане ловко перепрыгивают через естественные преграды, через оные возбудители промокания обуви, однако, невзирая на фасоны и размеры, холодная влага просачивается сквозь любые материи. Лишь дамам на длинных каблуках как-то удается обходить неудобства нынче встречаемые повсюду. Грузные капли падают с крыш домов, глухо отдаваясь под стоками в переполненных ведрах. В общем пейзаже окончание осени выдалось своенравным. Осень это ребенок нежелающий ложиться спать, который плачет и сопротивляется, но, в конце концов, устает, засыпает.
На следующий день по привычке люди покидают свои жилища в одно и то же время, предвкушая водные переправы, но они сильно удивляются, когда они падают, поскользнувшись на льду, отполированном до блеска ветром, подобно паркету или плитке устилающей все дорожки и переходы. Всё из-за того, что за ночь ударил серьезнейший мороз, потому влага сменила обличье на более твердое и постоянное состояние. Настоящий каток заставил горожан следить за движением своих ног, за равновесием, лед принуждал смотреть вниз, а ведь когда-то гордо задрав носы, эти трудяги неслись вперед, не замечая многих существенных нюансов окружения. Сегодня же они неприкрыто сосредоточены, стеснены, ведь столь непривычно ощущать свое тело, ведь по обыкновению по утрам оно самочинно сонно движется по обыденному маршруту, как дыхание бывает произвольным, а бывает упорядоченным. Фигуристы скользят плавно или делают крохотные редкие шажки, кто-то пытается держаться за деревья, за соседей или стены домов, кто-то падает и вновь встает раздосадованный падением, а кто-то не торопится подниматься, застигнутый врасплох ушибленным унижением. Вот медлительно идешь и чувствуешь сплоченное единение людей, их сблизила одна общая проблема, ведь каждый пытается сохранить свое здоровье и смотрит, вслушивается, а не упал ли кто позади, ведь непременно нужно будет подать руку тому страдальцу, нужно будет помочь встать тому неуклюжему собрату по несчастью. Жаль дойти до упавшего проблематично, можно и самому потерять землю под ногами, можно нечаянно со всем отчаяньем не нарушая законы всемирного тяготения на секунду воспарить.
И именно в этот неудобный для всех день Чарльз Одри очутился на не знакомой ему улице, где расположилось древнее строение с башней. Рядом с детективом стоит мальчик нищенского вида, задиристый и наглый, однако перед законником тот играет неуклюжую дипломатичность. Детектив спокойным тоном посылает сорванца в дом Художника.
– В том старом доме живет один нехороший дядечка, который на дух меня не переносит. Однако мне необходимо передать девушке, живущей с ним, вот это послание.
– Сэр, а это не опасно? – спросил юнец. – Если хозяин дома настолько злой как вы говорите, то он побьет меня или еще чего хуже предпримет.
– Не переживай раньше срока. Наверняка ты станешь для него неожиданностью. Я же, если появлюсь ему на глаза, то точно схлопочу по полной программе. Решайся малец. Если выполнишь мое поручение, получишь две монеты.
– Три!
– Хорошо три, так три. Только помни, никуда не смотри, особенно на картины. Попробуй тайком передать леди письмо, например, обними ее как старую подругу и вложи ей в руки или за пояс сей бумагу. Либо сделай самолетик, и как бы шутя, пусти в девушку. В общем, ты парень сообразительный, придумай что-нибудь.
– А если письмо попадет тому джентльмену?
– Что ж, об этом недоразумении я и не хочу думать. – сказал Чарльз Одри и вручил заветную бумагу мальчику-гонцу.
План был простым до наивности, оно и понятно, ведь детектив фигура известная, поэтому переодевания ему бы не помогли, да и стар он для таких забав. А вот маленький сорванец вполне сойдет за маленькую случайность, представится попрошайкой или продавцом газет – неважно как преподаст себя мальчик, главное чтобы он проник в логово похитителя и передал Эмме подсказку. Однако не всё было так просто. План окажется удачным, если леди пожелает низвергнуть Художника. Но если она влюблена в него, то всё бессмысленно. Всё же, вопреки удручающим прогнозам, Чарльз Одри указал рукой в замшевой перчатке на дом с башней, пообещав мальчику помимо холодного звона монет в его карманах, присовокупить к обещанной награде теплый кофе с пирожком. Этой новости ребенок более обрадовался, чем несъедобным деньгам, и незамедлительно отправился в нужном направлении, юрко скользя по льду, словно на коньках. Тем временем детектив, поеживаясь от озноба, решил дождаться мальчугана с ответной весточкой. Накрепко скрепленное пуговицами пальто согревало его тело, только уши под шляпой всегда лезли наружу, тут же замерзая, отчего ему приходилось прикладывать руки к розоватым ушным раковинам. Со стороны виделось, будто с помощью ладоней он способен слышать музыку или далекие голоса.