Он видит, как в цветочном магазинчике мягко светлеет тепло. Там везде: на плиточном мраморном полу, на увесистых пластиковых полках, подвешены гирляндами на стенах, целостные искусно составленные букеты или керамические расписные горшочки, либо кашпо. Здесь всюду разбросаны охапками цветы всех видов и подвидов, сотни национальностей уживаются тесно на этом космополитическом островке, равные по красоте, они лишь отдаленно блекнут в несравненной красоте продающей их юной леди. Изящная блондинка сходная с фарфоровой куклой, о чем-то незатейливо беседует с продавцом из соседней сувенирной лавки. Она добросердечно улыбается, питаемая, насыщаемая своею радужной жизнью, она не ведает что такое боль неразделенности, ее чистое сердце без незаживающих шрамов радуется новому утру, ее добродетельный темперамент направляет всякие отношения в добросовестное дружеское русло. Девушка по-взрослому взирает на интригующее будущее, оценивая и планируя, и по-детски провожает незабываемое полное радостей прошлое, вспоминая и прощая.
Джентльмен с разбитым сердцем в палой своей груди, стоящий одиноко на траурной улице, даже немного позавидовал своему объекту приятной слежки, восхитился ее живительному взгляду на само существование. Но он, давным-давно окрестившись от суетливой реальности, душевно и телесно погряз в титанических потугах достучаться до третьего неба, ибо атмосфера и космос летательными аппаратами изведаны людьми, осталось только вернуться в божественный ампир, где воистину обретут свободу все его замыслы. Однако если его головокружительные грезы столь далеки от мирской суеты, почему же тогда он обременительно скован плененным взором? Почему хладная его десница ныне покоится вблизи гаснущего уголька сердца, будто бы то неласковое касание поможет успокоить любовную боль? Почему его седеющие волосы прилизанные назад, тонкими прядками ниспадают на лицо, игриво мешают ему созерцать невысказанный никем ранее неповторимый шедевр Творца? Столько вечных вопросов без смертных ответов.
Подобно всякому секрету, ответ на вопрос кроется в недалеком детстве. Будучи маленьким ребенком, представленный незнакомец, всегда трудоемко приобретал ту вещь, которую тайно от всех желал, но то были простые игрушки. А сейчас, может ли он посягнуть на чужое творение? Однако вопреки здравому смыслу, диковинным ликованием джентльмен тянется своей мятежной душой к святой девушке, которая неукоснительно привлекла его с первого взгляда. Всем своим чистым естеством она притягивает и будоражит его неспокойный созидательный ум. Наслаждаясь прекрасным видением, он не пресыщается наслаждением. Ибо время для него течет быстротечно. Скоропостижно приходят часы обеда, и вот уже на дверь магазинчика вешается табличка “закрыто”, и белокурая белая роза удаляется. Джентльмен просыпается опьяненный духовной эйфорией, и покров летаргического сна разрывается, будто кто-то хлопнул в ладоши, оканчивая сладостный гипноз. И ему вновь нужно продумывать планы предстоящих безумных свершений. Однако корнем всех его замыслов всегда будет невоздержанная спонтанность.
В этот день, он, изнемогая плачевно скорбел, славно благоговел, и учтиво сдерживаясь в аскезе непогрешимости, невинно вдохновлялся той нимфой музой, которая тем временем не ведает о своем возвышенном воздействии на сего странного человека. Содрогаясь от порыва хладного ветра и греясь редкой лаской солнца, он, по-прежнему застывши в позе усталого путника в скованных путах размышлений, выбирает – а двинутся ли ему дальше или жить воспоминанием о былом величии, ступать ли по той проторенной дороге воображения?
Временами он посматривает на костлявую кисть своей руки, кожа которой химически огрубела, нынче напоминает неаккуратно загрунтованный холст, покрасневший и потрескавшийся. Оказывается, такие же кривые пальцы и у его отца. Эти цирковые фаланги явственно не предназначались для каллиграфического письма или художественного рисования. А эти три зерновые вмятины на лбу, что они означают, каким роком он отмечен, какое недосягаемое созвездие запечатлелось на его немудром челе. Он видимо нечто нечеловеческое, нечто тайно божественное. Порою то, что мы жизненно творим, мы в силах объяснить, доказать либо оправдать, но вот данное с рождения нашего дарование Творца, не под силу нам осмыслить. Почему, будучи фальшиво тусклыми, люди стремятся к софитному свету, не имея миловидной красоты, видят ее изобилие в каждом встречном человеке. Человеческая жизнь, словно постоянно трепетно соприкасается с тем, чего столь повседневно не хватает, чего порою недостает, о чем дыхательным сердцебиением только мечтают. И почему джентльмен видит девушку как нечто безвозвратно оторванное, насильно несправедливо позаимствованное от себя самого?
Сглотнув поступившую окисленную слюну, прочистив тем самым сухую гортань, некоторое время он приготавливался к будущему важному разговору. Если конечно на то у него окажется достаточно решительных сил, то успех в реализации его желания не заставит себя долго ждать. Не брезгуя врожденным волнением, охваченный почти паническим страхом, джентльмен протяжно вдохнул задымленный запах улицы после насыщенного испарениями дождя и неуверенной поступью направился к неприглядному цветочному магазинчику
Несколько сконфуженных неудачных секунд миновали незаметно.
И вот, он, одетый в презентабельный фрак, смирно стоит прямо перед миловидным личиком юной продавщицы цветов. Поначалу та мирная бунтарка занималась более насущными поливными делами, можно сказать обыденными для флористики, однако вскоре мягко на цыпочках девушка обернулась, приметив боковым всевидящим зрением нового покупателя, этого очередного расторопного посетителя.
Внутри помещения витает мягкосердечное летнее настроение. Но немного угрюмый джентльмен, словно впитавший самой бледной своей кожей крики затухания красок природы, заключив в свои очи тождественный сумрак осени. С каждым очередным вдохом, он жадно поглощает плеяды ароматов цветов, постепенно смягчаясь душой и открываясь сердцем. Или столь близкое причастие к ранее неведомому ему созданию парализовало его незлобивые коренные отчуждения.
Незаметно озираясь по четырем сторонам света, заведомо глухо кашлянув, он вкрадчиво вопросил.
– Подскажите, милостиво будьте добры; какие цветы самые прелестные на ваш ценный взгляд? Простите мою бесцеремонность и мою неосведомленность в подобных эфемерных вещах.
И девушка, нисколько не смущаясь, скоро ответила.
– Те выбирайте цветы, которые вам нравятся. Те, которые ближе к вашей душе. Те цветы, которые точно обрадуют вашу возлюбленную избранницу или просто дорогого вам человека.
– Безусловно, это так. – удовлетворенно согласился он. – Но скажите мне по секрету, лично вам приятны цветы? Предположу, что их некогда пряный аромат, вдыхаемый вами ежедневно, категорически приелся вам, и розы более не счастливят вас своим райским духом. Должно быть, ваш венценосный избранник лишился весомого предмета, способствующего ухаживанию за столь прелестной девушкой.
– Что вы такое говорите, это определенно неверное наблюдение, даже всеобщее заблуждение. – нежно открещивалась девушка. – Разве нам надоедает видеть, слушать или осязать, то, что столь любимо нами; нисколько; но вы, кажется, пришли не для беспредметного восхищения, а ради вполне естественного приобретения.
– Приобретения… – конфузясь, пробормотал джентльмен, вспомнив угасшую в ослепительном обаянии леди цель нынешнего своего визита, отчего у него на душе стало вдруг нестерпимо горестно и несколько угрюмо меланхолично. Леди тем временем вопросительно смотрела на застывшего человека, столь нерешительного и непревзойденно скрытного.
Подняв величественный взор бесславного гения, он огласил.
– Я явился сюда, для того, чтобы заполучить вас. – сказал он, и за мимолетную долю секунды округлые глаза его приобрели трогательную отзывчивость бездомного животного.
– Меня? – то ли испуганно спросила, то ли ответила девушка.
– Я искал вас: как падший грешник ищет очищения покаяния, как преступник взывает к совести в страшные минуты выбора, как безответный страдалец, ожидающий избавления от страданий смертью, как страдающий мотылек жаждущий сгореть в огне любви раз и навсегда. И вот, наконец-то я отыскал, среди благоуханных цветов, более прекрасное творение, нежели чем само мироздание.
