Фишер перестает есть и смотрит на меня. Думаю, он ждет от меня вопрос, но я молчу. Откусываю огромный кусок тако и смотрю, как с другой стороны вылезает начинка.

— Ты другая.

Я вздыхаю, раскрываю лепешку и запихиваю начинку обратно. Не позволю ни одному драгоценному кусочку пропасть даром.

— Ты имеешь в виду беспорядок?

— Вовсе нет. Кажется, ты точно знаешь, кто ты. Это очень привлекательно. Ты не такая, как другие девушки.

Указывая на свое тело, я отвечаю:

— Женщина, Фишер. Что видишь, то и получаешь.

— Мне нравится то, что я вижу, и возьму все, что смогу.

О, Боже. Он начинает флиртовать. Я решаю оставить все как есть. Откусываю еще кусочек, прежде чем заправить выбившуюся прядь волос за ухо. Фишер хихикает, прикрывая рот рукой.

— Что? — озабоченно спрашиваю я.

Он указывает на мою голову. Я хватаю салфетку и вытираю губы. Черт. Наверное, у меня по лицу течет сок тако.

— Нет. Вот, — говорит Фишер, снова указывая.

Я вытираю щеки, потом нос, а он продолжает смеяться, я все понимаю неправильно.

— Черт возьми, где? — спрашиваю я.

Фишер протягивает руку через стол и вытаскивает маленький кусочек помидора с моих волос.

Он держит его на ладони, чтобы я видела.

— Эй. Это мое. Сделай свой собственный. Я приберегла это на потом. — Я снова кладу его на ухо и сосредотачиваюсь на тако.

— Боже мой, ты прекрасна.

Я останавливаюсь на середине укуса и смотрю на Фишера. Он серьезно смотрит прямо в глаза.

Положив тако на стол, я делаю большой глоток «Маргариты», пытаясь придумать, что сказать. Вытираю руки салфеткой и, прежде чем заговорить, быстро провожу языком по зубам, чтобы избавиться от остатков мяса или сыра.

— Какой у тебя план? — в лоб спрашиваю я. — Ты видишь на пляже женщину, которая явно одна. Сбиваешь ее, приглашаешь на ужин, ухаживаешь за ней с помощью своего обаяния, и что потом? Переспишь с ней и украдешь деньги, пока она спит?

— Я за тобой ухаживаю?

— Звучит, как признание.

Фишер вздыхает.

— Во-первых, если бы я тебя разглядел и захотел с тобой познакомиться, то не сбил бы с ног. Я не из таких. Я мог споткнуться перед тобой или, черт возьми, просто остановиться и представиться. Во-вторых, я не знал, что ты одна, но надеялся на это, когда не увидел обручального кольца. В-третьих, я не считаю себя очаровательным, но стараюсь таким быть. Я не уверен, что это имеет значение. В-четвертых, мне не нужны деньги. У меня есть свои.

— Ты забыл о варианте с постелью.

Фишер наклоняется вперед, опираясь локтями в стол.

— Я бы хотел оставить этот вариант открытым.

Я невозмутимо смотрю на него. Он серьезно? Что за чертовщина? Я не знаю, что сказать. Мы смотрим друг на друга целую вечность, потом его губы медленно изгибаются, и он начинает смеяться.

— Все, чего я хочу, это тако и немного разговоров этим великолепным вечером на пляже. У меня редко бывает время развлечься, а ты меня очаровываешь. С тобой легко можно провести хороший вечер. Никакого притворства. Никаких ожиданий. Никаких скрытых намерений. Ладно?

Он кажется законопослушным. Мне почти стыдно, что я что-то предполагаю.

— Приятно слышать. Потому что я не такая девушка, и если ты надеешься, что что-то случится, будешь разочарован.

— Вполне справедливо. — Фишер хлопает в ладоши и показывает на мой почти пустой стакан. — Как насчет того, чтобы еще выпить?

— Только если на этот раз плачу я.

— Нет, — говорит он, вставая. — Я не из таких.

Я не смогу заплатить, но улыбка не покидает моего лица. Это был хороший ответ. Нет, замечательный. Я делаю в уме пометку. Когда Фишер встает в очередь у фургончика с тако, я наблюдаю за ним. Почему этот мужчина общается со мной? Я не в его вкусе, не так ли? Я смотрю на свои татуировки, но не вижу ни одной татуировки на его теле. Трогаю четыре пирсинга в ухе. Держу пари, Фишер никогда ничего не прокалывал.

По крайней мере, три или четыре девушки смотрят на него, проходя мимо. Но он, кажется, этого не замечает. Он настоящий?

Скомкав обертки, начинаю убирать со стола. Мне нужно сосредоточиться на чем-то другом. Подхожу к мусорному ведру и выбрасываю мусор, затем останавливаюсь, чтобы полюбоваться закатом солнца. Это захватывающе.

Фишер подходит ко мне, предлагая новую «Маргариту», и я забираю у него свой коктейль.

— Спасибо тебе. И прости, если я кажусь параноиком. У меня проблемы с доверием.

Глаза Фишера темнеют, когда он смотрит мне в глаза.

— Доверие нужно заслужить. Я тоже не многим доверяю.

— Неужели? — спрашиваю я, делая глоток из своего стакана. — Кому ты доверяешь?

Он обдумывает мой вопрос, делает глоток и смотрит на заходящее солнце.

— Я доверяю маме, младшему брату, лучшей подруге Хлое и... моей собаке.

— Хороший список, — говорю я с улыбкой.

— А как насчет тебя? — спрашивает он, облокотившись на перила. — Кому доверяешь ты?

Пожимаю плечами, и минуты молчания протекают мимо нас.

— Сколько «Маргариты» нужно, чтобы ты рассказала мне о себе? — Я снова пожимаю плечами. — Как насчет прогулки по пляжу?

Я морщу нос.

— Я не фанатка песка.

— Да ладно тебе. Это всего лишь твои пальцы. Обещаю, что не позволю никому сбить тебя с ног. Я защищу тебя от грязи и невнимательных бегунов. Я даже понесу тебя, если хочешь.

Я хихикаю, когда Фишер начинает обходить перила и делает мне знак следовать за ним.

— Пошли, Грир. Рискни.

Про себя пою песню «Take A Chance on Me» группы ABBA (Примеч.: в переводе «Не упускай шанс») и смотрю на него. Мои опасения кажутся мимолетными. Фишер такой беззаботный и легкий, как будто его ничто не заботит. Он магнит позитива. Он также, кажется, бросает мне вызов комментарием «рискни». Грир Хэнсон может нервничать, но Мэйси Грир, выдающаяся писательница, никогда не уклонялась от вызова. Я мысленно зову ее и смеюсь над собой.

Может быть, этот солнечный ожог отравляет мое обычно безупречное мнение. Или, может быть, алкоголь, который я редко пью, делает меня более беззаботной. На этот раз я не думаю, а просто снимаю шлепанцы и следую за Фишером. Какая-то часть меня чувствует, что сегодня я могу последовать за этим мужчиной куда угодно.

Мы идем молча. Это... мило. Мне нравится тишина. Особенно нравится, когда мне не задают вопросы. Прохладный ветерок приятно щекочет кожу. Волны омывают пальцы ног, и я забываю, что мы вообще идем по песку. Время от времени я наклоняюсь, чтобы поднять ракушку. Фишер начинает указывать на них после того, как замечает мое восхищение. Я начинаю собирать их, и когда моя ладонь наполняется, он берет их у меня и кладет в карман.

Когда я допиваю «Маргариту», Фишер забирает у меня пустой стакан и относит его в мусорное ведро. Он легко бежит по пляжу, я же едва могу идти по глубокому песку не спотыкаясь.

— Тебе весело? — спрашивает Фишер, возвращаясь ко мне.

— Думаю, да.

— Хорошо. Можно подержать тебя за руку? — спрашивает он, протягивая ко мне руку и выглядя восхитительно неуверенным.

Я пожимаю плечами, вкладываю свою руку в его, и он улыбается, как будто выиграл приз. Мне хорошо от этого. Лучше, чем я чувствовала себя в последнее время. Рука Фишера, сжимающая мою, не так уж и плохо. Сто лет не держала мужчину за руку. Я забыла, как это приятно. Я представляю себе образующуюся трещину в стене, которую построила вокруг себя. Чем дольше мы идем, тем больше она осыпается.

Фишер ограничивает свои вопросы такими вещами, как «Как насчет этой ракушки?» или «Ты когда-нибудь видела такую?». Это успокаивает. На такие вопросы я могу и хочу отвечать.

С каждой минутой становится все темнее. Я еле могу разглядеть его лицо в свете, падающем из соседних отелей. Не знаю, как далеко мы ушли, но, должно быть, уже поздно. Я могла бы проверить свой телефон, но он спрятан в лифчике, и я не хочу тянуться к нему. Поэтому оглядываюсь, чтобы посмотреть, как далеко мы от моего отеля. Трудно сказать.