– Я знаю, что делаю, – повторил Рейн.

– Именем Яра прошу, хватит. Я устал, я больше не могу. Кай связался с Детьми Аша, его убили. Ты хочешь пойти следом? Ну что я сделал не так? Почему вы выросли такими? Я отказался от всего – этого оказалось мало, чтобы изменить тебя, так что еще нужно тебе, Рейн, чтобы перестать слушать демона?

Отец тяжело опустился на стол. Рейн заметил, что седины у него стало больше, потеряла прежнюю горделивость осанка. Все это было из-за него.

Нутром Рейн понимал, но боялся признать, а теперь услышал – в решении отца была не слепая вера, а расчет: понимая свое будущее, ради шанса для сына он согласился отдать все. Тяжесть греха и долгов легла на спину плетьми.

– Ты уже все сделал, теперь мой черед. Я знаю, что делаю. Ты увидишь, – слова прозвучали громко, с вызовом, как клятва.

Рейн ушел в свою комнату – чулан с голыми стенами, без окон. Прижавшись спиной к двери, он сказал Асту:

– Не молчи, я не справлюсь. С тобой я сильнее, чем в одиночку. Плевать, что говорит Церковь. У нас будет своя правда.

Все было по-прежнему: дом покрывала красная черепица, во дворе рос огромный дуб, а решетка на балконе комнаты Рейна переплеталась в знакомом узоре. Он вглядывался в родные стены как пьяница в вожделенную бутылку и все не мог уйти. Кому теперь принадлежал дом его детства?

Особняк Нола Я-Эльмона находился на знакомый улице, и, придя сюда, Рейн не мог не остановиться перед старым семейным домом. Воспоминания захватили с новой силой: он снова чувствовал себя мальчишкой, который бежит из школы, с кухни уже доносятся запахи приготовленного обеда, мать в гостиной играет на стареньком пианино, а верная Агна сидит рядом и вяжет.

Бросив последний взгляд, Рейн направился дальше по улице. Дом главы Церкви был похож одним: во дворе тоже рос дуб, но отличалось остальное, и сам он был не просто особняком, а настоящим дворцом в окружении огней.

Разница между Церковью и Инквизицией была видна уже на подступах к нему. По одну сторону встали паромобили – в новенькой технике инквизиторы не отказывали себе никогда, а по другую – запряженные лошадьми кареты. Это церковники держались старых традиций и никак не хотели поменять их на прогресс. Между людьми была такая же разница: заветы велели служителям одеваться скромно, но внешняя простота состояла из дорогих тканей и украшений, инквизиторы же носили одежду точно в соответствии со своими вкусами и представляли довольно пеструю толпу.

Прежде чем оказаться внутри, Рейн прошел ряд недоверчивых взглядов и рук охраны, но такое внимание уделяли всем инквизиторам. Он не был единственным практиком, и, по крайней мере, черная одежде и маска не так бросались в глаза.

Двери комнат стояли нараспашку, и сотни две гостей свободно перемещались между гостиной, танцевальным залом, курительной комнатой и игровой, оранжереей. Рейн остановился в коридоре перед рядом картин в золоченых рамках, давая себе время оценить гостей и наметить путь.

– Тебе нравится живопись? – послышался знакомый голос. Рейн обернулся.

Анрейк тоже был одет в черное, нижнюю часть лица скрывала маска, но даже так чувствовалось, что парень на своем месте. Штаны и рубашка из плотной ткани выглядели элегантно и дорого, но поверх он надел жилет с аккуратной линией вышивки по нижнему краю, что делало образ менее строгим и более подходящим вечеру. Ну да, что такое заплаты Анрейк не знал, как и про то, что дешевая черная ткань постоянно белеет, и ее приходится подкрашивать.

– Нравилась, когда я мог себе это позволить.

Аст оставался строг:

– Хватит смотреть на потертые ботинки, это неважно. И не умаляй свои интересы. Ты украл краски из лавки. Ты все тетради изрисовал. Тебе не просто нравилось.

Рейн раздраженно дернул плечом и сменил тему:

– Давно ты здесь? Видел что-нибудь интересное?

Анрейк пригладил рукой волосы, стянул маску, улыбнулся:

– Я пришел вместе с первыми гостями, – он зашептал. – Мне сложно что-то найти, многие знают меня с детства. Глава Церкви узнал даже с этим на лице, – парень махнул маской. – Они улыбнутся, спросят о здоровье отца и матери, но и рта не раскроют лишний раз.

Рейн мгновенно почувствовал себя охотничьим псом, напавшим на след. Анрейка он принял за конкурента, но тот мог стать его подспорьем.

– Ты многих знаешь? – ноториэс изобразил удивление. – Расскажи о них, пожалуйста.

Т-Энсом медлил, тогда Рейн приспустил маску и улыбнулся. Шагнув к нему, он сделал самый честный из возможных взглядов.

– Я знаю, что кир Д-Арвиль выбрал нескольких практиков и хочет приблизить их к себе. Ты заслуживаешь этого. Я оказался здесь по другой причине. Ноториэса никогда не заметят и не повысят, для меня это вопрос выживания. – Рейн горько усмехнулся. – Мне надо показать, что я тоже чего-то стою. Помоги, пожалуйста.

Его окутала легкая примесь стыда. Говорить так с Анрейком было, что обманывать младшего брата, чтобы выманить у него конфеты. Рейн потер клеймо и повыше натянул маску. Ничего. Быть обманутым – это тоже выбор.

– Идем, – парень махнул рукой.

Они прошли по украшенному цветами и зеленью коридору до гостиной. Из танцевального зала доносилась наигрываемая оркестром веселая мелодия, но расстояние приглушило ее и сделало более спокойной и нежной. Это, пожалуй, была единственная приятная вещь в гостиной. Все остальное так и кричало о роскоши – от дорогой мебели до инкрустированных бриллиантами и золотом часов на каминной полке.

Гости разделились на группы, и отовсюду неслись голоса: они говорили про волнения на западном острове и про смену губернатора на северном, про успешную разведку газового месторождения, про испытания новых моделей паровозов – легко забыть, что это не дельцы и политики, а церковники и инквизиторы.

Анрейк огляделся с видом, словно все это принадлежало ему. От привычной робости осталось немногое – его место, и правда, было среди разодетой знати, а не практиков в черном. Рейн снова потер клеймо. Сложись иначе, он бы получил приглашение по праву, а не оказался на вечере путем интриг и честолюбивых замыслов.

– Смотри, – шепнул Анрейк, подходя ближе. – Это Нол Я-Эльмон, – он указал на статного мужчину с гривой длинных седых волос, который опирался на трость.

Рейн передернул плечами. Глава Церкви. Тот, кто вещал о смирении, а сам тонул в роскоши, интриган, лицемер и лгун.

Аст скрестил руки:

– Должно быть, у него и туалеты из золота. Не забудь проверить. Отцу расскажешь.

Анрейк продолжал:

– Его отец тоже был главой Церкви. Он готовил сына с детства, что бы тот занял его место. Кир Я-Эльмон ежегодно жертвует городу огромные суммы, ты знал это?

– Может, стоило не брать эти суммы и сразу раздавать беднякам? Кто ему назначил такое большое жалование?

Анрейк явно хотел поспорить, но промолчал.

– Кир Я-Эльмон – потомок самого Яра. Говорят, в их роду сохранилась магия.

– Магия превращать деньги горожан в свое золото?

– Рейн! – воскликнул Анрейк. – Не надо верить злым языкам, не узнав всей правды. Недостойный не мог стать главой Церкви. Послушай меня, я ведь хочу помочь тебе!

Рейн едва не заскрипел зубами от этого узколобия и усилием заставил себя сказать:

– Извини. Расскажи мне, пожалуйста.

– Кир Я-Эльмон всегда был добр ко мне. Я с детства знаю его и не раз играл с Эль, его дочерью, – Анрейк указал на группу женщин в дальнем углу гостиной.

А вот это уже интересно. Церковники считали, что женщины более склонны слушать демонов, и оттого ставили их на ступень ниже мужчин. Если подобраться к Эль, раззадорить – могут ли скопившиеся обиды оказаться столь сильны, что она выступит против отца?

– Которая?

– Слева, в золотом.

Рейн хмыкнул. Ну да, как же дочери главы Церкви быть не в золотом.

Анрейк указывал на худенькую девушку в светло-желтом платье, украшенном золотой нитью. Узкие рукава до локтя подчеркивали, какие маленькие и нежные у нее руки – такие никогда не знали труда. Кудрявые каштановые волосы были собраны в высокую прическу, выбившиеся передние пряди придавали девушке озорной вид.