Уже не практик, а старший инквизитор. Все, что преследовало четыре года подряд, осталось позади. Кроме личных заданий Д-Арвиля. Но это ничего. Будет легче. К черту маску, к черту кинжалы и револьвер на поясе, к черту подвалы Черного дома. К черту! Рейн рассмеялся и потянул удерживающие маску завязку.

На улице по-прежнему задувал холодный ветер, к нему присоединился мелкий противный дождь. «Как в Кирьяне», – с улыбкой подумал Рейн. Он всего раз выбирался за пределы Лица, еще в детстве, с отцом. Тогда они проехали по железной дороге весь центральный остров Рин, затем сел на пароход и поплыли на северный Рьерд. В столице Рьерда, Кирьяне, даже летом шел дождь со снегом и не замолкали ветра.

Теперь, с такой суммой в кармане и новым жалованьем, он сможет поехать куда угодно. Например, уплыть на Лен, южный остров. Его столицу Эрнодамм называли городом развлечений. В Инции было столько воды, что вместо повозок или паромобилей там использовали длинные лодки. А Орно, прозванный городом ста народов, славился своей архитектурой и театрами. Рейн мечтательно улыбнулся.

– Не торопись, – мягко осадил Аст. – Сначала закончим начатое.

– Закончим что? Что мы вообще знаем?

Аст со вздохом начал:

– Вероятно, Я-Эльмон связан с Детьми Аша. Он ищет поддержки у глав Инквизиции и торговой гильдии одновременно. В народе болтают, что король спятил, и Д-Арвиль подтвердил это. В Совете начинается борьба за право возвести своего ставленника на престол. Что если Д-Арвиль сам метит в короли? – Аст тут же покачал головой. – Нет, он знает, что тот пешка. Он хочет подобраться к В-Бреймону, чтобы вместе с ним управлять новым королем. Или даже вместо него. Но у В-Бреймона свои планы, он что-то или кого-то ищет. «Он может подойти». Помнишь эти слова? Стоит быть осторожнее. Мы по-прежнему пытаемся выжить, только уже не среди уличных шавок, а среди опытных охотников.

Рейн с благодарностью посмотрел на демона. Церковь, все же, не могла быть права. Аст никогда не подводил, в отличие от остальных.

– Как ребенок, – фыркнул Аст, быстрым движением взъерошив волосы.

Рейн зашагал вдоль набережной. Надо спрятать деньги дома, а затем спешить к Эль.

Холодный свежий воздух проникал в легкие, и без маски дышалось по-особому легко и свободно. Рейн расслабленно повел плечами, закинул руки за голову и побрел, насвистывая мелодию.

Справа раздался крик боли, смех. Рейн повернулся к кованой ограде. Маленькое серое здание смотрелось уныло и больше напоминало тюрьму – так выглядели все школы для детей не из великих и благородных родов. Во дворе двое мальчишек держали третьего под руки, и еще один что-то выкрикивал ему в лицо и тыкал в объемистый живот, бока. Рейн вспомнил: в другой школе был другой мальчишка, но также страдал.

Подпрыгнув и зацепившись за верхнюю перекладину, Рейн уперся о решетку ногой, подтянулся и перемахнул через ограду. По ту сторону он схватил мальчишку, который бил, за шиворот, встряхнул его, точно нашкодившего щенка, и бросил на землю. Парень, неуклюже вскочив, побежал. Его друзья выпустили избиваемого и помчались следом.

– Что случилось? – Рейн протянул ученику ладонь.

– Спасибо, – буркнул мальчик, но руку принял. – Я бы справился.

– Я знаю. Я тоже всегда справлялся сам, но однажды мне пришлось уступить. Не дай себе уступить им. Что бы ни пришлось сделать.

– Рейн! – одернул Аст. – Не подталкивай его!

Это не было подталкиванием, ведь… Да, наверное. Это он видел выбор: ответить, но стать изгоем, или смолчать, проглотив обиды – должен был существовать третий вариант, и мальчишка мог найти его.

Послышалось злое цоканье каблуков. Дородная женщина директорского вида надвигалась быстро и неотвратимого, и летящие от нее молнии гнева ощущались даже за два десятка метров.

– Не упади, парень, – сказал Рейн вместо прощания и перемахнул через ограду.

Когда Рейн вернулся домой, мать позвала его. Вместе с Агной она вязала в гостиной. Окна стояли нараспашку, заставляя ежиться: мама всегда открывала их, чтобы ослабить запах сырости и плесени, только уходить он не хотел.

– Рейн, у меня опять нога разболелась. Сходишь на рынок?

– Конечно. А окна лучше не открывать в такую погоду. – Рейн с хлопком закрыл их. Шум дождя остался снаружи, и в комнате сразу сделалось тише. – Вызови доктора, пожалуйста. Я оплачу визит.

Мать протестующе взмахнула рукой:

– Ну что ты говоришь! Ни у тебя, ни у Арджана нет плащей на зиму, и крыс надо потравить, они из подвала уже и до нашего этажа добрались… – она, задумавшись, перевела взгляд на окно.

– У меня теперь есть деньги. Скажи, чего ты хочешь?

– Откуда? Что ты сделал, Рейн? – Вопрос прозвучал громко и отрывисто и напомнил пощечину. Рейн сжал зубы. Даже для матери его определяло клеймо и только.

– Ничего, – процедил он. – Меня повысили и хорошо заплатили за последние задания.

Мама ахнула. Агна расплылась в улыбке:

– Молодец-мальчик. Старается, работает не покладая рук.

– Я так рада! Я горжусь тобой, Рейн. Но те задания, они… – не закончив, мать только махнула рукой. Продолжать и не стоило – смысл был ясен.

– Чего бы ты хотела? – настойчиво повторил сын.

Мать помедлила с ответом, затем нерешительно улыбнулась:

– Помнишь, в том доме у нас на кухне висели белые занавески? Я так хочу такие же!

Рейн помнил. Однажды ему пришлось взять на себя вину за поджог штор, потому что Кай уже подобрался к верхней границе терпения отца – а младшему брату было-то тогда всего восемь.

– А я хочу пояс, – настойчиво сказала Агна. – Из собачьей шерсти. – Рейн недоуменно уставился на старуху. – Хорошо помогает при больной пояснице!

– Ну к чему это? – мать устало вздохнула. – Тебе нужны новые ботинки, да и штаны бы не помешали – уже все колени белые! Не до хозяйства пока.

– Я все куплю, – прервал ее Рейн и вышел из комнаты, качая головой. Занавески. Когда-то мать мечтала о рубинах, привезенных с островов Южного моря. Жене церковника не полагалось думать об украшениях, но он слышал, как она шептала о своих желаниях подруге. Как же рубины превратились в белые занавески?

Рейн плотно закрыл дверь своей комнаты. Два метра в длину, два в ширину – такой же была его камера в Черном доме.

Он бросил плащ на кровать, затем бережно достал из карманов кирины и с удовольствием пересчитал каждую пачку. Рейн опустился на пол – расстояние между полом и кроватью не превышало ладонь – и сунул две пачки в дальний угол.

Поднявшись, Рейн взялся за осмотр одежды, сваленной на тумбе в кучу.

– Тебе надо быть аккуратнее, – заметил Аст.

Старый черный плащ. Он носил его первые два года в Инквизиции. Агна все обещала его перешить и подлатать, но никак не могла взяться за дело. Черные штаны. Выглядели лучше тех, которые были на нем, но больше подходили для зимней погоды. Рейн вытянул из кучи черную рубашку, черный жилет, затем положил обратно. В них он был на вечере у Я-Эльмона и в них же пойдет в театр. Инквизитор достал черную куртку и накинул на плечи – будет жарковато, зато скроет нашивку Инквизиции на рукаве и потертости на локтях.

– Одежды другого цвета у тебя нет? – хныкнул Аст.

– Закончилась еще в семнадцать, – Рейн ухмыльнулся так же, как демон. – Я куплю рубашку, – решил он. – Белую. И бордовую, – в голосе послышалось озорство.

Он не покупал одежду других цветов уже четыре года. Зачем, если весь мир крутится вокруг работы? Но теперь он вышел за пределы инквизиторских стен, а значит, настала пора примерить что-то новое.

Рейн спрятал под курткой короткий нож – так он чувствовал себя спокойнее, – и вышел из дома. Часы показывали чуть больше четырех. К пяти он должен быть в парке. От Первой до него не меньше сорока минут ходьбы. Рейн сжал часы, задумчиво посмотрел на Аста. А ведь теперь он мог купить билет на трамвай без судорожных подсчетов своей мелочи. Новые возможности опьяняли, и Рейн рассмеялся.