После еще одной паузы Эль заговорила тише прежнего:

– Я сама ноториэс в каком-то роде. Каждый боялся, что, если я обижусь, отец натравит инквизиторов. Мне поддавались в играх. Уступали все самое лучшее. Ставили хорошие оценки, даже если я не сдавала работу. А когда поняли, что я ничего не скажу отцу, сделали пустым местом, будто отыгрывались за то услужение, которое должны оказывать ему.

– А твои друзья? – осторожно спросил Рейн. – Я видел, что ты сидела не одна.

– Им нужен мой отец, а не я.

«Это спор», – напомнил себе Рейн. Она сама поспорила на практика, жалость не к месту.

– Только сейчас я нашла друга под стать мне. – Эль смущенно отвела взгляд. – Рейн, погуляем завтра в парке?

– Да, кира. – Практик с улыбкой склонил голову, затем завязал маску и протянул девушке руку, приглашая вернуться в дом. Выгода была для обоих, хотя хитрый прищур Астра намекал на что-то другое.

Ледяной ветер пытался стереть с лица улыбку, но получалось у него плохо. Предвкушая разговор с Д-Арвилем, Рейн мчался по улицам города и впервые, пожалуй, двери Черного дома не страшили.

– Рано радуешься, – ворчал Аст. – Ты не знаешь, что добыл Анрейк. Могли быть и другие, к тому же.

Рейн пожал плечами:

– Даже если так, это ненадолго. У меня появился хороший информатор.

Аст фыркнул в ответ, но промолчал.

Перепрыгивая через две ступени, Рейн поднялся на третий этаж. Он постучал в нужную дверь, вошел. Секретарь Энтона встретил недовольным взглядом и поджатыми губами, словно это его покой потревожили и оторвали от жизненно важных дел.

– Практик, по какому поводу ты здесь?

«Надрать тебе задницу», – оставив это при себе, Рейн ответил:

– Моя фамилия – Л-Арджан. Кир Д-Арвиль меня ожидает.

– Кир Д-Арвиль примет тебя в своем кабинете.

Рейн удивленно поднял брови. Существовало негласное правило: сторожевым псам в хозяйских покоях не место. Практиков главы отделения принимали редко, а уж в кабинете, а не приемной – и подавно. Хотя когда Энтон вел себя, как остальные?

Кабинет Д-Арвиля напоминал кабак или игорный дом. Комнату тускло освещали газовые рожки, и густой сигарный дым только усиливал полумрак. Стены были обшиты панелями из темного дуба, диван и два кресла – в зеленом бархате. Энтон вальяжно развалился за столом и курил. Напротив, на самом краю кресла, сидел Анрейк и беспокойно ерзал.

– Кир Л-Арджан, – улыбнулся глава и, словно опытный кабатчик, метнул стакан через стол. Прыгнув вперед, Рейн поймал его на самом краю.

– Кир Д-Арвиль, кир Т-Энсом. – Он быстро поклонился и сел, стянул маску, принюхался. Виски с ярким ароматом дуба – явно не из дешевых. Рейн сделал глоток: не слишком большой, чтобы сохранить ясность ума, но и не слишком маленький, чтобы показать Энтону, что ценит его расположение.

– Будьте как дома.

Рейн поставил стакан на стол, достал пачку сигарет. Он почувствовал тяжелый взгляд Энтона, но все равно зажег сигарету и с удовольствием затянулся. «Право быть ноториэсом», – так сказал Д-Арвиль, и это стоило использовать. Из-за него он оказался здесь, и оно же могло помочь вернуть все.

Энтон рассмеялся:

– Вот поэтому мне нравятся практики! Вы не прячетесь по углам и не таите своих грешков. Любая честность лучше лицемерия, и я ценю это. Ну а ты, Анрейк?

– Что я? – парень смутился.

– Что ты делаешь, когда чужие не видят?

Анрейк пялился на Энтона как глупый ученик на учителя, задавшего слишком сложный вопрос.

– Мальчики, – с нажимом произнес Д-Арвиль, откладывая сигару. – Я хочу одного – честности. Я готов щедро платить взамен на работу, но ни о какой работе и оплате не пойдет и речи, пока я не увижу, что могу доверять вам. Для этого я должен знать о вас все. Я не буду давать оценок – оставим это на суд Лаара, мне нужны только факты. Итак, Анрейк, я спросил тебя, в чем грешен ты?

Рейн и Аст мельком переглянулись. Казалось бы, вопрос плевый, но он был лишь первым, и Рейн уже предвидел ту глубину, которую захочет открыть Энтон, прежде чем сможет довериться. Каждая тайна становилась оружием против несшего ее, но такова была цена за возможность получить особое задание. Рискованно. Но справедливо.

– Кир Д-Арвиль, – Анрейк уважительно склонил голову. – Я хочу продвигаться вперед и готов служить. Я обещаю быть честным с вами, однако я не знаю, что ответить.

– Так признайся. Вот моя правда: на севере у меня есть жена и дочь, но я давно оставил их. Едва речь заходит про чувства, я становлюсь трусом. Правду Рейна ты видишь тоже: и я не про курение – он отгрызет руку любому, кто посмеет преградить ему путь к цели. Он еще не отрастил клыки, но я уже вижу их зачатки и заранее прячу руки. Ну а ты? В чем твоя правда?

Рейн на несколько секунд прикрыл глаза, вздохнул. Сказано было верно: он сам называл себя псом, бегущим за тем, кто кормит – слова вдруг резанули грудь и неприятным холодом отозвались внутри. Хотелось быть другим.

– Кир Д-Арвиль, я правда хочу служить, поверьте! Это мой долг, все мои предки служили в Инквизиции, и я на многое пойду, чтобы не посрамить честь семьи.

Энтон выбил пальцами невеселую мелодию.

– На многое пойдешь, но идти не хочешь, так?

Анрейк не ответил. Тишину нарушало только громкие выдохи Энтона, когда он выпускал сигарный дым.

– Вы мне нравитесь, – выдал глава. – Я хочу, чтобы вы остались рядом. Один – упрямый и благородный. Второй – хитрый и изворотливый. То, что нужно. Возможно, один из вас даже станет частью чего-то большего.

Последние слова перекликались с услышанным от В-Бреймона и Э-Стерма «Он может подойти». Что замышлялось в Инквизиции?

Наклонившись, Энтон открыл выдвижной шкаф в столе и достал пачку денег. На вид – тысяч десять киринов. Столько практик получал за три месяца работы. Рейн едва не задрожал от волнения.

– Мальчики, я готов платить за вашу работу. Я дал вам личное задание, – Энтон выделил последние два слова голосом. – Поэтому и плата за него не входит в основное жалование. Что вы принесли мне?

Рейн посмотрел на Анрейка, уступая ему первое слово, затем снова на пачку киринов. Он должен забрать деньги. Это переезд из дома с крысами. Новые ботинки и плащ на зиму. Завтрак, обед, ужин – без замены мяса горохом и без добавления крахмала в похлебку для густоты. Мать заслужила отдых на южном острове, Агна – лекарства. Забрать деньги, и что бы для этого ни пришлось сказать!

Кашлянув, Анрейк осторожно начал:

– Весь Лиц слышал о доброте кира Я-Эльмона. Он жертвует городу крупные суммы на протяжении пятнадцати лет. В этом году пожертвование еще не поступило. Кир Я-Эльмон хотел передать триста тысяч киринов на развитие Лицийского университета. Его ректора зовут Грин И-Грис.

– Речь о взятке? – Энтон нетерпеливо взмахнул рукой. – Ближе к делу, Анрейк!

– У Грина И-Гриса не было отца, его воспитывал дядя по матери, Амодей С-Дар. Он был вместе с другими Детьми Аша, взятыми на Паровой.

Энтон позволил себе довольную улыбку, но еще совсем скромную, как аванс. Анрейк сделал быстрый глоток из стакана с виски, закашлялся и не сразу смог продолжить.

– В прошлом году кир Я-Эльмон передал четыреста тысяч в больницу имени Орина, – парень сжал кончики пальцев и приложил ко лбу, как было положено делать при упоминании Яра или его соратников. – В начале этого года троих врачей заподозрили в запретных экспериментах над телом и демоном.

Рейн напрягся. Хорошая информация, это верно. Но она не доказывала ничего напрямую. А он знал, когда состоится встреча главы Церкви с торговой и ученой гильдиями.

– В позапрошлом году, – продолжал Анрейк, – кир Я-Эльмон пожертвовал еще четыреста тысяч на восстановление замка, построенного Яром и соратниками после прибытия на Кирийские острова. Незадолго до этого в руинах нашли дневник Яра, который позднее выкрали. Второе отделение подозревает Детей Аша.

Анрейк сделал паузу и продолжил: