Женщины вокруг нее были гораздо старше, и скучающее лицо Эль указывало на отсутствие интереса к их разговорам. Почему же она стояла не среди ровесников? Они не выдерживали ее капризного характера? Или сторонились из-за отца? Она сама не жаловала их? Правда могла оказаться прозаичнее: например, Эль была компаньонкой какой-нибудь стареющей дамы и сопровождала ее всюду.

– Она очень добрая и смелая. – Анрейк смущенно отвел взгляд. – Однажды в детстве, когда мы играли, я начал тонуть в Эсте, а она спасла меня, – он улыбнулся воспоминаниям.

Звучало приторно, но и это было на руку: вот бы ее доброту да смелость сопровождала дерзость, которая поможет вытащить из нее неприглядную правду об отце.

Анрейк снова указал на группу мужчин рядом с Я-Эльмоном:

– Это Ригард В-Бреймон. Его ты должен знать.

Главу Инквизиции Рейн не раз видел в коридорах Черного дома, но никогда не говорил с ним. Среди дородных церковников сухая, подтянутая фигура В-Бреймона резко выделялась, он казался твердой единицей в окружении мягких нулей. Коротко стриженные темные волосы и бородка придавали сходство с наемником. Среди инквизиторов ходил слушок, что в прошлом Ригард действительно зарабатывал убийствами. Это подходило его истории: он стал самым молодым главой Инквизиции. Однако недооценивать молодость не стоило: шептали, что коварность Ригарда уступает только Ашу, разве что.

– Это Нелан Э-Стерм, – Анрейк указал на невысокого, худощавого мужчину с курчавыми волосами и пышными пшеничными усами. Какая-то неизгладимая печаль чувствовалась в его облике. – Советник кира В-Бреймона. Говорят, он не может простить, что сын из рода В обошел его и возглавил Инквизицию, хотя мне всегда казалось, что это только болтовня, киру Э-Стерму не нужно место.

Главные фигуры на доске были обозначены, и Анрейк перешел к пешкам. Рейн слушал его вполуха, обдумывая еще робкий замысел действовать через Эль. Клеймо ноториэса не позволяло ему стать знатоком женщин, однако что чувствовала богатенькая, но запертая в клетке девочка, он мог представить. Темная сторона мира должна была заинтересовать такую, она полетит на нее, как глупый мотылек на огонь, ей захочется видеть, знать.

– Кир Д-Арвиль! – воскликнул Анрейк и поклонился. Повернувшись, Рейн последовал его примеру.

– Кир Т-Энсом, кир Л-Арджан. – Энтон кивнул им. Блеск в глазах и витающий вокруг аромат виски указывал, что глава отделения появился на вечере не сейчас и проводил время с удовольствием. – Я рад, что вы воспользовались моим приглашением. Надеюсь, я не ошибся, и завтра вы меня порадуете. Жду вас к двенадцати. Если информации не будет, не приходите. – Подмигнув, Энтон вышел из гостиной.

Рейн и Анрейк переглянулись. Оба поняли, что «не приходите» означало прощание.

– Пора работать, – Рейн размял руки.

Первым делом он поднялся по лестнице. Второй этаж встретил тишиной и приятным полумраком. По обе стороны коридора тянулись двери с изящной резьбой и ручками в виде птичьей головы – символа Кирии. «Какая верность», – фыркнул Рейн.

Уверенно, точно так все и должно быть, он дошел до первой двери, дернул ручку. Заперто. Замок был весьма простым, взломать несложно – хватит пары крючков, но это того не стоило и могло разом перечеркнуть все задумки.

– Может, там комната наказаний? – ухмыльнулся Аст.

В народе поговаривали, что у любого церковника в доме есть пустая комната, где он раздевается догола и бьет себя плетью за каждое услышанное от демона слово. Или напоминает о смирении жене, служанкам – тоже плетьми. О том, что церковники наслаждаются болью, а еще больше – видом боли на лицах других, говорили постоянно, но это не мешало горожанам верно служить. Так или иначе, подобной комнаты Рейн не видел ни разу. Хотя отец в ней не нуждался: защитить сыновей от демонов он хотел так сильно, что не боялся отстегать их или ударить, где бы они ни находились.

Все двери оказались заперты, тогда Рейн поднялся на третий этаж. Дорогу преградил страж в алой форме. Он казался совсем тощим, над губой еще пробивался пушок, но если Я-Эльмон доверил ему защиту, значит, было в нем что-то.

– Где здесь отлить? – грубовато спросил Рейн.

– Иди вниз, практик, – рявкнул парень на удивление сильным и звучным голосом.

Ноториэс бросил на темнеющий коридор быстрый взгляд и вернулся на первый этаж. Он прошел сквозную комнату с зажженным камином, перед которым дремала собака. Хотелось сесть у огня, растормошить пса, погладить ему шерсть, почесать пузо. Поставить рядом кресло, в одну руку взять стакан с виски, в другую – книгу. И чтобы все это в своем – своем! – доме под крышей из красной черепицы.

Не успев выйти, Рейн услышал две пары шагов в коридоре.

– …Неспокойно, – донеслось окончание предложения.

Он осторожно выглянул: напротив ряда картин замерли В-Бреймон и Э-Стерм.

Нелан вздохнул:

– Да, но когда в Кирии было спокойно? Только в прошлом году случилось три восстания, и каждое из них оказывалось крупнее предыдущего.

– Мы это обсуждали, – В-Бреймон явно был раздражен. Голос у него оказался суровым, жестким – таким и должен обладать глава Инквизиции. – Надо правильно решить вопрос с королем, и все стихнет. Смотри за собравшимися, один из них… Ты сам знаешь.

Голоса затихали. Рейн вынырнул из-за поворота и прошел мимо В-Бреймона и Э-Стерма, поклонившись им. Он уже сделал шаг в сторону, как в коридор кубарем влетело два сцепившихся парня. Один был в форме послушника, телосложение второго выдавало в нем инквизитора.

Они поднялись, инквизитор схватил церковника за грудки и с такой силой приложил к стене, что зашатались картины. Рейн подскочил к инквизитору, хлопнул его по ушам, и парень осел, схватившись за голову. Дотянувшись до замершего служителя, практик сжал пальцами тонкую жилку на шее. Раз, два, три. Церковник сполз по стене.

Драка между представителями двух фракций могла стоить скандала, и тело решило действовать быстрее, чем мысли поспели за ним. Рейн не сразу понял, что поднял руку на старшего по должности, и это могло стоить жалования или даже места. Повернувшись к главе Инквизиции и его помощнику, он склонил перед ними голову.

На несколько секунд воцарилась тишина, затем Ригард рассмеялся:

– Из какого ты отделения, парень?

– Из Третьего, – незамедлительно ответил Рейн.

– Давно служишь?

– Четыре года.

В-Бреймон удивился:

– За четыре года практик умирает или поднимается выше. Что с тобой не так?

Рейн стянул маску. Глава и советник переглянулись. В-Бреймон шагнул к ноториэсу:

– Точишь на Церковь зуб, парень?

– Да, – подсказал Аст.

– Скорее, всю челюсть, – Рейн криво усмехнулся. – Меня отправил на перевоспитание собственный отец

– Из рода церковников, но на службе Инквизиции – это интересно, – задумчиво протянул Ригард. – Из какой ты семьи, парень?

Нелан наклонился к главе и шепнул на ухо:

– Он может подойти. – Рейн прочел по губам.

– Я из рода Л.

– Хорошо. Теперь иди.

Голос В-Бреймона прозвучал холодно. Рейн снова поклонился и направился дальше по коридору, будто знал, куда шел. Хотелось переглянуться с Астом, поговорить, но он держал себя в руках, уверенный, что и Ригард, и Нелан смотрят ему вслед.

Рейн вернулся в гостиную. Нол Я-Эльмон сидел в окружении церковников подобно царю, слушал, как они что-то яростно нашептывали ему, лениво кивал. Темные ткани, строгие линии, прямые силуэты – их одежда была простой и скромной, как полагалось, но от взгляда не укрылись ни массивные перстни с камнями, ни цепи из золота и серебра, поблескивающие за воротом рубашек.

Рейн посмотрел на Аста. И это еще кто здесь слушал своего демона! Да они бы и дня не прожили в той скромности, которую проповедовали, роскошь для них стала необходимее воздуха.

Увидев, что дочери Нола нет, Рейн вышел.

– Не надо, – предостерег Аст. – Это того не стоит.

Дети Аша твердили, что демон становится тем, кто необходим: голосом сердца или разума, двигателем, опорой. Если Аст решил примерить на себя роль совести, сейчас это было некстати. Рейн дернул плечом, будто мог отогнать демона, и прошел открытые комнаты. Дочь Я-Эльмона нашлась в саду.